Саблями крещенные - Богдан Сушинский

— Нет, сотник, нет, на сей раз твой полковник Хмельницкий, обласканный королем генеральный писарь реестрового войска, уползет из Варшавы в свои дикие степи, как избитый шелудивый пес. Он год волком выть будет в глубине своих азиатских степей, пока не падет на колени перед запорожцами и не попросит принять его в свою стаю.

50

Капитанской каюты они достигли благополучно. Никто из экипажа почему-то не обратил внимания на то, что конвоир шел первым, а те, кого он обязан был вести, по существу, конвоировали его.

— Почему сразу двоих? — удивился командор. Он сидел за столом, заставленным бутылками и едой. И того и другого было столько, словно здесь пировала вся команда «Кондора» в ее полном составе.

— Вы так просили, командор, — заверил его Хансен.

— Я требовал только этого туземца, — ткнул дон Морано пальцем в сторону полковника Гяура, и тут же подхватился: — Второго увести!

Гяур понял, что командор почувствовал опасность и что медлить нельзя. Рванувшись к столу, он захватил дона Морано за рукав, потянул на себя и изо всей силы ударил по голове первой попавшейся под руку бутылкой. Еще два таких же удара бутылкой окончательно успокоили капитана «Кондора», позволили завладеть каютой и вооружиться целым арсеналом хранившихся в ней пистолетов, шпагой, палашом и ножами. Кроме того, в специальных пирамидках стояло два ружья, которые лейтенант д’Эстиньо немедленно зарядил и выставил на стол таким образом, чтобы приклады их подступали к креслу капитана, а стволы смотрели на входную дверь.

— Можем считать, что вы уже приступили к командованию судном, капитан д’Эстиньо, — благословил его Гяур. Хотя в эти минуты он еще не был уверен, что, захватив корабль, капитан столь же легко благословит его, Гяура, на возвращение на берег уже не как пленника, а как свободного человека.

— Теперь нас трое против десятерых, я правильно понял вас, Хансен? — сразу же обрел уверенность голос нового капитана «Кондора».

— Кажется, так, — растерянно согласился тот. Сила и уверенность, с которыми Гяур только что расправился с командором, произвели на него неизгладимое впечатление.

— Сколько из них не простят нам невежливого обращения с командором-пиратом? — спросил Гяур.

Хансен налил себе виски, выпил, что конечно же способствовало развитию его мысли, и, пошарив глазами по потолку, убежденно ответил:

— Не более двух.

— Так сюда их, шкипер Хансен, сюда! Немедленно, гнев Перуна. Лучше, конечно, по одному. Дабы не повторять ошибки командора.

Только тогда, когда, приведя первого из людей Морано, Хансен сам же и заколол его ударом в спину прямо у двери, Гяур и д’Эстиньо окончательно убедились, что этот моряк не предаст их. Таким же образом они расправились и со вторым матросом. Но в этот раз вместе с Хансеном пришел штурман «Кондора», который был давним другом фриза и который уже оказался посвященным во все то, что происходит в каюте капитана.

С этой минуты их стало четверо против семерых, и они сразу же почувствовали себя увереннее. Первых троих д’Эстиньо пригласил в каюту, чтобы они могли убедиться, что командор Морано, предавший короля Испании и решивший погубить всю команду, превратив ее в шайку пиратов, убит. Как и двое его сторонников. Перед оставшимися четырьмя д’Эстиньо держал краткую, но довольно грозную речь уже на верхней палубе.

— Если кто-то из вас не желает служить в королевском флоте и хочет испытать свою судьбу там, на берегу, можете сказать открыто, — объявил им новый капитан. — Я дам вам шлюпку и вас переправят на берег.

Моряки угрюмо молчали, настороженно прислушиваясь к вещему поскрипыванию рей, взывающему к их благоразумию голосами всех повешенных на них.

— Если я правильно понял, желающих нет. В таком случае, вы становитесь моряками военного флота, и я сделаю все возможное, чтобы никто не осмелился обвинить вас в предательстве, поскольку истинные предатели наказание свое уже понесли. И сделано это было с вашей помощью, — переводил Хансен полковнику Гяуру то, что д’Эстиньо говорил своим соплеменникам на испанском.

Команда одобрительно загудела. Матросам хотелось быть уверенными, что после возвращения в Денновер ими не займется королевский суд.

— Свергнуть командора Морано и вернуть корабль под королевский флаг нам удалось только благодаря удивительной храбрости этого чужеземного офицера, полковника Гяура, — представил команде своего пленника и единомышленника д’Эстиньо, — который, как и я, оказался пленником пиратствующего командора.

— Освободить его! — первым откликнулся Хансен. — Предоставить шлюпку и с почестями отправить на берег. Таковым должно быть решение всей команды «Кондора».

Гяур не столько с тревогой, сколько с интересом наблюдал за д’Эстиньо. Капитан пока что утаил от матросов, что он, Гяур, являлся пленником не только командора, но и его самого, д’Эстиньо, а также генерала д’Арбеля. Конечно, одни знали об этом и без д’Эстиньо, другие догадывались, но главное, что о побеге офицера-наемника сейчас не говорилось.

— Я в самом деле могу считать это решением всей команды? — обратился капитан к морякам, заботясь уже не столько об освобождении полковника, сколько об оправдании, с которым придется предстать пред очи генерала д’Арбеля.

— Освободить!

— Пусть уходит!

— Шлюпку ему, сухарей и бутылку рома! — мрачно творила свой суд-совет основательно поредевшая команда фрегата.

— Что ж, — завершил его капитан д’Эстиньо, — теперь я могу поступать так, как велит мне воля команды. Вечером мы подойдем к берегу, занятому французами, и высадим полковника где-нибудь между Дюнкерком и Кале.

— Мужественное решение, — признал Гяур, взглянув на поднимавшееся к зениту солнце. Освобождения нужно было ждать еще несколько часов. И кто знает, что за это время произойдет. У полковника вдруг появилось желание потребовать шлюпку немедленно и пробираться к Дюнкерку испанскими тылами. Но побоялся, что это требование может быть воспринято командой, и прежде всего капитаном, как проявления трусости. Или же недоверия.

51

Едва завершился этот первый совет команды «Кондора», как к Гяуру приблизился Хансен и вполголоса сообщил:

— Командор пришел в себя. Мы-то считали, что он убит. Я пока что связал его.

— Почему только связал?

— Он не должен задерживаться на этом свете, — испуганно вмешался в их разговор д’Эстиньо, увлекая обоих офицеров в сторону капитанской каюты. — И матросы не должны знать, что он ожил. Кое у кого это может вызвать страх — как-никак командор.