Саблями крещенные - Богдан Сушинский

Однако спокойно покинуть эту обитель Гяуру не удалось. Не успели они выпить за провозглашенный хозяином тост, как в дверь и окна резко постучали. В ту же минуту в дом ворвалось несколько моряков. Гяур выхватил саблю, но, увидев перед собой пять или шесть пистолетных стволов, понял, что это уже не схватка, а самоубийство.

— А вот и наш князь, великий полководец азиатов, — протолкался через гурьбу своих пиратов улыбающийся командор Морано.

— Рад видеть вас, великий флотоводец, — с не меньшей иронией приветствовал его Гяур, не обращая внимания на то, как матросы обезоруживают его. — Вы ловко воспользовались предательством этого негодяя, — кивнул он в сторону застывшего по ту сторону стола Гиртона.

— Я не предавал вас! — воскликнул губернатор поселка. — Просто я ошибся, решил, что вы с этого корабля. И не думал, что они придут за вами.

— Вот видите, сеньор полковник, — недобро оскалился дон Морано. — Этот рваный башмак повешенного на рее предал вас, не предавая, а посему вполне заслуживает быть повешенным вместе с вами.

— Вы не сделаете этого, командор! — возмутился Гяур. — Если уж все случилось так нелепо… Считайте меня своим пленником, но старика не трогайте. Это я накликал беду на его голову.

— Вы пытались уйти от судьбы, полковник, а это невозможно. Это вообще невозможно, князь. На закате вас повесят на той же рее, на которой должны были повесить несколькими днями раньше.

— Кстати, в очень хорошей компании, — добавил один из моряков, Гяур узнал его по синюшному лицу и совиным мешкам под глазами. Он был из тех, что охраняли его в поселке Ананде. — Вместе с лейтенантом д’Эстиньо, «дьявол меня рассмеши»! — напомнил он поговорку капитана «Альмансора».

— Капитан не может быть у вас, — не поверил Гяур.

— Может, полковник, может. Мы все же взяли «Альмансор» на абордаж. А лейтенанта д’Эстиньо, возомнившего себя морским волком, я приказал доставить мне живым.

«Неужели я так никогда и не смогу вырваться из этого фламандского ада? — с яростной тоской размышлял Гяур, спускаясь по тропе вниз, к заливу, где моряков ожидало несколько шлюпок. — Погибнуть здесь? Вдали от Дуная, от Украины. На этой рее? Неужели это и есть судьба князя Одара-Гяура? Но тогда это несправедливо. Не мог я прожить свою жизнь только для того, чтобы быть повешенным на рее пиратского корабля у какого-то безвестного рыбацкого поселка».

Из раздумий его вывела суета, возникшая на берегу, у шлюпок. Командор сам метался по косе, оглядываясь по сторонам, выкрикивая какие-то имена и потрясая кулаками.

— Что произошло? — поинтересовался Гяур у Совы, как он назвал про себя знакомого ему моряка, владеющего французским.

— Трое подлецов, которых мы оставили у шлюпок, бежали. Хотя нет, не все, — поправил себя, увидев, что один из матросов показывает пальцем на тело убитого, обнаруженное на мелководье между лодками. — Убежало все-таки двое, убив при этом третьего.

— Хороший же у вас экипаж, — язвительно заметил полковник.

— Осталось всего двенадцать человек, — меланхолично ответил Сова, не обращая внимания на иронию пленника. — Причем двенадцать — если считать с капитаном. С такой командой и в море выходить страшновато.

— Пока выйдете, может оказаться еще меньше, — согласился Гяур.

На корабль князя доставили в одной шлюпке с капитаном. Дон Морано сам взялся за весло и все время, пока шлюпка шла к «Кондору», не спускал глаз с Гяура.

— Ничего, командор Морано еще поднимется, — проговорил он, наконец, когда шлюпка подошла к изуродованному борту фрегата. — Его не так-то просто поставить на колени.

Однако Гяур не поддержал его исповеди.

— Предлагаю присоединиться к команде, полковник. Мне жаль терять такого парня.

Полковник и в этот раз промолчал. Но само по себе предложение заинтриговало его. Князь понял, что появилась возможность выдвинуть свои собственные условия, поторговаться, а следовательно, поискать способ вновь вырваться на волю.

— Взгляните на эту рею, на веревку, которая свисает с нее. И хорошенько подумайте. Даю вам два часа на размышление, — не отступал от своего замысла пират-командор. — Побродите со мной по морям месяц-другой, и переправлю вас в Грецию, на вашу вторую родину. Тем более что здешний климат мне и самому не по нутру. Хочется в теплые моря.

— Поближе к Африке, — поддержал его Гяур, вспомнив свою прошлую беседу с командором. Рассказ дона Морано об Африканской Нормандии не просто запомнился Гяуру, а буквально пленил его фантазию. Полковник уже не раз вспоминал об этом романтическом клочке западноафриканской земли, на котором ему хотелось побывать, независимо от того, произойдет это под пиратским флагом командора или под любым другим.

— И к Африке — тоже, — согласился дон Морано. — Заинтриговал все же. В душе вы не князь, в душе вы обычный искатель приключений. Я это сразу учуял своим морским пиратским нюхом.

«Так, может, эта его Африканская Нормандия и есть та земля, на которой могли бы найти свою новую родину потомки русичей из Острова Русов? Как искали и находили ее в разных землях неусидчивые норманны, — неожиданно подумалось Гяуру. — Есть ли у нас, подунайских русичей, достаточно силы, чтобы вновь вклиниться в устье Дуная и устоять в борьбе против турок, болгар, валахов, молдаван, буджакской орды? Видно, в самом деле, стоит вернуться к давнишнему разговору с командором, стоит…»

48

— Я не потесню вас, капитан? Или вновь называть лейтенантом? — вежливо поинтересовался Гяур, входя в сумрачную каюту, размещавшуюся где-то между нижней палубой и трюмом.

— Не потесните, — процедил д’Эстиньо, не выражая ни тени удивления по поводу того, что видит своего недавнего пленника.

— Приятно провести последние часы своей полупленной-полупиратской жизни в одном обществе с вами.

— Не разделяю вашего восторга, — все так же холодно произнес капитан, вновь садясь на небольшой рундучок в углу.

— Я могу подумать, что вы обиделись. Да, признаю, покинув корабль, не попрощавшись с вами, гостеприимным капитаном, я поступил невежливо. Но ведь и вы тоже продержались на нем недолго.

— Потому что некоторые из команды, вместо того чтобы сражаться, поспешили оставить борт фрегата, спасая собственную шкуру.

— Тешу себя мыслью, что меня ваше возмущение не касается. Насколько я помню, зачислить меня в состав команды вы не удосужились. Правда, можно выразиться мягче: не успели.

Запас любезностей был исчерпан, и в каюте воцарилось молчание. Но если Гяур хотя бы не тяготился обществом д’Эстиньо, то капитан чувствовал себя крайне неловко. Еще вчера он был капитаном судна и вершителем судьбы пленного полковника. Но получалось, что он оказался столь же бездарным капитаном, сколь и тюремщиком.