Дневники вампира: Возвращение. Тьма наступает - Лиза Смит

– Где первая половина ключа?

– Если отпустишь меня, я скажу.

Голос Мисао вдруг стал не таким пронзительным.

– Под честное слово? Ты это серьезно?

– Под честное слово. Слово китсунэ. Пожалуйста! Нельзя отрезать у лисицы ее настоящий хвост! Именно поэтому, когда ты отрезала другие, мне не было больно. Это мои знаки чести. Но мой настоящий хвост – посередине, с белым кончиком, и, если ты отрежешь его, будет и кровь, и след.

Мисао, судя по виду, признала свое поражение и была готова пойти на переговоры.

Елена понимала, что слепо доверять глупо, разум и сердце хором твердили ей, что верить этому существу нельзя. Но ей очень хотелось поверить, очень хотелось надеяться…

Она медленными зигзагами спустилась вниз, так что лисица оказалась у самой земли – искушение разжать пальцы и бросить ее с высоты в шестьдесят футов Елена все-таки поборола. Потом она сказала:

– Итак. Ты дала слово чести. Я жду ответа.

Шесть человек-деревьев вокруг ожили и двинулись в их сторону, выставив скрученные жадные пальцы-ветки.

Но Елена была начеку. Она не отпустила Мисао – просто ослабила хватку. Теперь она снова сжала ее изо всех сил.

Волна Силы вытолкнула ее в воздух, и она взмыла вверх, мимо крыши, мимо разъяренного Шиничи и рыдающей Кэролайн. Потом она встретилась взглядом с Дамоном. Его глаза были полны жаркой, бешеной гордостью за нее. А она была полна жаркой, бешеной страстью.

– Я не ангел, – провозгласила она тем, кто каким-то образом умудрился этого еще не понять. – Я не ангел и не дух. Я Елена Гилберт, и я побывала на Той Стороне. И сейчас я готова сделать все, что должно быть сделано, в том числе и накостылять кому надо.

Внизу послышались какие-то возгласы; Елена сначала не поняла, от кого они исходят. Потом она сообразила, что это кричат остальные. Ее друзья. Миссис Флауэрс и доктор Альперт, Мэтт и даже безумная Изабель. Они подбадривали ее – и вдруг оказалось, что она их видит, потому что двор неожиданно залил дневной свет.

«Это я сделала?» – недоуменно подумала Елена и поняла, что непонятно как, но именно она это сделала. Она осветила поляну, на которой стоял дом миссис Флауэрс, в то время как окружающий лес оставался темным.

Может, я могу сделать что-то большее, подумала она. Превратить Старый лес во что-то помоложе и не такое злое.

Будь у нее побольше опыта, она никогда не решилась бы на это. Но здесь и сейчас она чувствовала, что может справиться с чем угодно. Она оглядела Старый лес вокруг нее, быстро крикнула: «Крылья Очищения!» – и увидела, как у нее за спиной разворачиваются огромные крылья – свежие, переливчатые, как крылья бабочки, – а потом они становятся больше, а потом еще больше.

Краем уха Елена услышала, что вокруг воцарилась мертвая тишина; девушка была настолько поглощена происходящим, что даже брыкающаяся Мисао не отвлекала ее. Эта тишина что-то напоминала ей – словно бы самые красивые музыкальные напевы слились в один мощный хор.

А потом из нее вырвалась вспышка Силы – не разрушительной Силы, которую много раз высылал Дамон, а Силы обновления, весны, любви, молодости и очищения. Она видела, что свет разливается во все стороны, что деревья становятся меньше, а между зарослями появляется больше полянок. Исчезли колючки и ползучие растения. А на земле расширяющимися кругами стали появляться цветы всех оттенков – тут кустики нежных фиалок, там мелколепестник, там – дикие розы. Это было так красиво, что у нее защемило сердце.

Мисао зашипела. Елена наконец очнулась и, оглядевшись, обнаружила, что неуклюжие уродливые люди-деревья исчезли в ясном свете дня, и там, где они стояли, появились заросли щавеля, в котором то тут то там валялись странные засохшие обломки деревьев. Некоторые были едва ли не похожи на людей. Секунду Елена озадаченно рассматривала эту картину и только потом поняла, что еще изменилось. Все настоящие люди тоже куда-то исчезли.

– Не надо было тебя сюда приводить! – к удивлению Елены, это был голос Мисао. Она обращалась к своему брату. – Из-за этой девчонки ты все испортил. Шиничи но бака!

– Сама идиотка! – орал Шиничи. – Оноре! Ведешь себя так, как они и добиваются…

– А что мне остается?

– Я слышал, что ты намекала девушке, – зарычал Шиничи. – Так хочешь сохранить свою красоту, что на все остальное тебе плевать, самовлюбленная…

– Это ты мне говоришь? У самого-то небось все хвосты на месте?

– Потому что я не такой растяпа…

– Это вранье, и ты сам это знаешь, – оборвала его Мисао. – Возьми свои слова назад!

– Ты слишком слабая, чтобы драться! Тебе уже давно надо было удрать отсюда! И не вздумай приходить ко мне с жалобами.

– Ты это мне говоришь? – И Мисао, выскользнув из пальцев Елены, набросилась на Шиничи. Он был неправ. Мисао была отличным бойцом. Через мгновение они превратились в живую зону разрушения, они катались и катались, все время меняя облик. Летели черные и красные клочья шерсти. Из клубка сцепившихся тел доносились обрывки фраз:

– …ничего все равно не найдут…

– …по крайней мере обе половинки…

– …а если и найдут…

– …какая разница?..

– …этого парня еще надо найти…

– …а это весело – смотреть, как они ищут…

Жуткий хриплый хохот Мисао.

– Посмотрим, что они там найдут…

– …в Ши-но-Ши!

Потом они внезапно перестали бороться, и оба приняли человеческий облик. Оба были порядком потрепаны, но Елена понимала: если они вздумают драться снова, она ничем не сможет им помочь.

Но они не стали драться. Шиничи сказал:

– Я разбиваю шарик. Вот здесь, – он повернулся к Дамону и закрыл глаза, – находится твой драгоценный брат. Я вкладываю это знание в твою голову – если ты сумеешь разгадать карту. Но когда ты попадешь туда, ты умрешь. Не говори, что я тебя не предупредил.

Потом он поклонился Елене и сказал:

– Сожалею, но и тебе придется умереть. Впрочем, я увековечил тебя в оде:

Ландыш и цикламены,Роза и резеда.От улыбки ЕленыОтступила зима.

Ирис, сирень, и каллы,И молодая листваТам, где Елена ступала,Низко склонилась трава.

Там, где ее пролегали следы,Белые в них вырастали цветы.

– Я бы предпочла услышать внятные объяснения, где находятся ключи, – сказала Елена Шиничи, понимая, что после этой песни она уже вряд ли чего-нибудь добьется от Мисао. – Сказать по правде, меня уже тошнит от всей этой белиберды.

Она почувствовала, что все опять уставились на нее, и поняла, почему. Ее голос, манера держаться, манера говорить – все стало другим. Но ее собственным главным чувством было чувство свободы.