Жизнь и приключения чудака - Владимир Карпович Железников

таскала моих книг, не трогала тетрадей. Ни разу не прикоснулась к коллекции марок!

Стыдно признаться, но я подглядывал за ней.

Как-то я вернулся из школы раньше обычного, тихо подошел к дверям нашей комнаты и увидел около моего стола Катьку и ее дружка Яшу.

Вот-вот они должны были нарушить мой запрет, вот-вот чья-нибудь рука, Катькина или Яшина, должна была протянуться к моему столу. И я с криком: «А-а-а, попались, голубчики!» — готов был ворваться в комнату.

Но Катька вовремя спохватилась и отвела Яшу в свой угол.

— Ты ничего не трогай, — сказала она строго. — Вадик не разрешает.

— А почему? — удивился Яша.

— Это не твоего ума дело, — ответила Катька. — Лучше поиграем в кубики.

— В кубики надоело, — сказал Яша.

— Ну, тогда давай в вопросы и ответы.

— Давай, — согласился Яша.

— Кто самый сильный из всех мальчишек? — спросила Катька.

— Вадька, — привычно ответил Яша.

— Сколько раз я тебе говорила, что не Вадька, а Вадим! — возмутилась Катька.

— Ты сама называешь его так, — возразил Яша.

— Так то я. Он мой брат, — ответила Катька и спросила: — А кто быстрее всех бегает в нашем дворе?

— Вадим, — выдавил Яша.

— Когда мы вырастем, то будем вместе путешествовать.

— А где вы будете путешествовать? — спросил Яша.

— Сначала мы поедем в Южную Америку, — сказала Катя. — В эти… в леса, которые называются джунгли.

— Там дикие звери, — сказал Яша.

— Да, — тихо и мечтательно ответила Катька. — Там тигры, леопарды и гремучие змеи. Но мы с Вадиком ничего не будем бояться!

Собственно, эта история началась, когда мы вернулись с дачи.

В тот год Катька должна была идти в первый класс, и поэтому мы вернулись в город раньше обычного. Надо было успеть подготовить ее к школе.

Только мы приехали с дачи и разгрузили вещи и мама тут же впопыхах убежала на работу, как в дверь позвонили. Я открыл и остолбенел. Думал, мама вернулась, а передо мной — Свиридова. Моя одноклассница. Она раньше никогда не заходила, хотя жила в нашем подъезде.

— Здравствуйте, — сказала Свиридова.

Она здорово изменилась, загорела и выросла.

— Привет, — ответил я.

— К вам можно? — спросила Свиридова.

— Конечно, — ответил я.

Мы прошли в комнату, и Свиридова села в кресло, положив ногу на ногу.

— Я видела из окна, как вы приехали, — сказала Свиридова. — И решила зайти к тебе. Никто из наших еще не вернулся.

Тут в комнату вошла Катька, поздоровалась, выразительно прошептала: «Вадик», — и показала глазами.

Я посмотрел, и мне стало нехорошо.

В самом центре комнаты стоял Катькин горшок. Я загородил его и подтянул слегка ногой к дивану. А в горшке лежали какие-то драгоценные камни, которые Катька привезла с дачи, и они грохнули.

Свиридова посмотрела на мои ноги, но, по-моему, горшка не увидела.

— Нина, а ты где была? — спросила Катька сладким голоском у Свиридовой. Видно, она решила ее отвлечь.

— В пионерском лагере, — ответила Свиридова. — Жалко, что тебя с нами не было, Вадик.

А я в это время снова двинул горшок к дивану, но не рассчитал. Горшок перевернулся, камни посыпались на пол, а моя нога угодила прямо в горшок.

Свиридова громко рассмеялась, и я тоже начал хохотать и ударил по горшку, как по футбольному мячу.

Свиридова совсем закатилась, и Катька тоже начала смеяться. А я на нее разозлился. Ее горшок, а она еще смеется.

— Вот что, горшечница, — сказал я Катьке, — бери свой предмет и выкатывайся.

Катька вся сжалась, но не уходила.

Теперь это стыдно вспоминать. А тогда я так разозлился, что схватил этот проклятый горшок, стал совать его Катьке в руки и кричал:

— Возьми, возьми и проваливай!

У Катьки задрожали губы, но она сдержалась, не заплакала, взяла у меня горшок и вышла из комнаты.

Свиридова после этого ушла, и я остался один. Не знаю, сколько я так сидел, пока успокоился. Но когда вышел из комнаты, Катьки не было дома. Я решил, что она спряталась, и позвал ее, притворяясь, что ничего такого особенного не случилось:

— Кать, отзовись, а то влетит!

Никто не ответил. В квартире было тихо.

Я вышел на лестничную площадку и снова несколько раз окликнул Катьку.

Никакого ответа.

Выбежал во двор и спросил у старушек, которые там сидели, не видели ли они Катьку. Они ответили, что не видели.

Побежал обратно домой, ругая ее на ходу: «Ну попадись мне только, мелюзга, я тебе покажу!» Я все еще сам себя обманывал, что ничего особенного не произошло.

Когда я ехал в лифте, то подумал, что сейчас увижу ее около наших дверей. Зажмурил глаза, думаю: открою, когда Катька меня окликнет. Лифт остановился, но Катьки не было.

Походил по комнате, выглянул в окно, покричал ее. «Подумаешь, какая обидчивая, даже пошутить нельзя». Тут мне стало легче: оказывается, я не по злобе на нее кричал, а просто шутил. А она, глупая, не поняла.

Прошел час. Катька не возвращалась.

Снова выскочил во двор. Обегал все закоулки, бегал, как загнанная лошадь, не переводя дыхания. Наконец наскочил на Яшу.

— А где Катька? — спросил я.

— Не знаю, — неохотно ответил Яша и как-то странно покрутил головой.

— А чего ты головой крутишь?

— Это от волнения, — сказал Яша.

— От волнения? — От страха у меня ноги задрожали. — Где Катька, я спрашиваю?

— Ушла, — прошептал Яша.

— Куда? — спросил я.

— Обиделась она на тебя, — сказал Яша.

— Подумаешь, какая недотрога! — закричал я. — А когда я ее на спине таскал, не обижалась?

— Не знаю, — ответил Яша. — Только она совсем ушла.

— А в какую сторону? — спросил я.

— Не знаю, — неуверенно ответил Яша.

— Яша, — строго сказал я, — это не тайна, которую надо сохранять.

Я боялся, что он не поймет моих слов, но он понял.

— В ту сторону, — ответил Яша, — где магазин «Детский мир».

Я бросился на улицу, но, не добежав до ворот, вернулся. Надо было срочно позвонить маме, а мамин телефон на работе был, как назло, занят, занят, занят!..

И тут раздался звонок в дверь.

Открыл дверь и вижу: стоит моя Катька живехонькая. Ее чужая женщина привела, а я от радости даже спасибо ей не сказал.

— Это ваша такая голубая? — спросила женщина.

У Катьки в косах были голубые ленты, она поэтому и назвала ее голубой.

— Моя, — ответил я.

Раньше я никогда не называл Катьку моей.

— Не твоя, — ответила Катька, — мамина и папина.

Женщина ушла, а у меня вдруг к горлу подступил комок, и я заревел.

— Дура, — кричал я сквозь слезы, — несчастная дура!

А она взяла свою куклу и стала ее переодевать. Она стояла