Первые. Наброски к портретам (о первых секретарях Краснодарского крайкома ВКП(б), КПСС на Кубани) - Виктор Салошенко

— Товарищи! — уверенным и несильным голосом сказал Сергейко. — Мы собрались на чрезвычайное районное совещание, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию с уборкой сахарной свеклы.

Сергейко высоко поднял голову и, цепким взором окидывая зал, вдруг подытожил:

— У кого какие будут вопросы, предложения?

В зале установилась необычайная тишина и было слыш но, как по крыше барабанил дождь и где‑то динамик передавал легкую танцевальную музыку.

— Пусть товарищ из Краснодара скажет! — раздался голос из середины зала. — Что нам говорить, всё уже пробовали. Может он знает, как остановить дождь?

Люди зашевелились, толкая друг друга локтями, раздался негромкий смех, и Сергейко, спохватившись, сказал:

— Да, я не представил вам товарища из бюро крайкома партии… Прислал Медунов.

При слове «Медунов» зал затих в напряженном ожидании.

— Господи! Да не Медунов же я, в самом деле, а его представитель, — подумал я, — и говорить‑то что?!

Пятьсот пар глаз в упор рассматривали меня, мысленно прикидывая мои потенциальные возможности, даже, насколько я почувствовал, пытались в короткой и решающей встрече определить характер: сильнее или все же слабее Сергейко?

Чтобы не спороть глупость, я, кажется, нашел единственно верный в той ситуации выход. Поднялся и, не подходя к трибуне, сказал, обращаясь к залу:

— Бюро крайкома партии знает о положении в районе с уборкой сахарной свеклы… Знает и положительно оценивает предпринимаемые вами усилия. Однако их недостаточно… — сделал паузу. — В общем, считаем, что столь сильных первых секретарей в крае, как Василий Петрович Сергейко, не так много, и последнее слово за ним. Как он скажет, за ним и пойдём!

Зал, казалось, ничего другого и не ожидал. Я перестал интересовать людей, и Сергейко, сразу всё понявший и, быть может, приободренный оценкой, а быстрее всего, чувствовавший на своей шкуре груз ответственности, — никакие представители ведь не спасут и не помогут! — начал уверенным голосом отдавать конкретные команды.

Под конец «чрезвычайки» перестал лить дождь, и я видел, как сосредоточены и решительны были лица людей, неторопливо и сдержанно, с каким‑то особым достоинством выходивших в теперь уже вступившую в свои права ночь.

Рано утром они вновь придут в поле, этот пожизненный плацдарм сельского труженика, где многие поколения оставляли свои пот и кровь, где нет ничего труднее и в то же время слаще, чем осознание своей великой миссии земледельца, кормильца России.

Размышляя о судьбах первых секретарей сельских райкомов партии, именно сельских, ибо городской секретарь — статус особый, как бы не типичный для Кубани, ведь главное — село, пытался к определенному разряду отнести Сергейко. Кто он: партийный лидер, толковый функционер, хозяйственник, облеченный властью, управленец, что ни поручи ему — со всем справится, или все же талантливый первый секретарь, вобравший в себя все качества лидера?

Но сделать это было сложно: сказывалось отсутствие опыта сельской жизни, достаточного умения проникнуть в сущность человека, распознать наклонности и, в конечном итоге, его характер. Сергейко на краевых совещаниях был также сух и односложен, порой даже неинтересен, он редко вступал в споры, никогда при встречах не бросался навстречу и не «братался», как некоторые ретивые коллеги, выступал несколько официально и без особой патетики. Один только раз видел его со Звездой Героя Социалистического Труда на краевом празднике по случаю большого урожая. Как всегда, держался он скромно, может, даже чересчур.

Однако чутье подсказывало, что Сергейко обладает пока непонятной для меня внутренней силой, какой‑то особой крепостью натуры и духа. Он представлялся мне эдаким вулканом: еще мгновение — и натянутые до предела нервы, стальные канаты его организма, лопнут, истершись от напряжения. В то же время, Сергейко редко был напряжен, в его манере разговора и вообще поведения сквозила простота, но какая‑то простота высокой пробы, за которой просматривались основательность и, безусловно, яркий ум. Такие люди, могу судить по множественным наблюдениям, выражают мысль «увесист^»: сказал — как отрезал. И ему веришь: такой слов на ветер не бросает.

В конце концов, изучая характер и поступки Сергейко, я понял его сущность и «зачислил» в разряд людей, которые встречаются среди организаторов, функционеров, управленцев, всех видов и типов партийных работников — в вечные труженики, для кого дело превыше всего. Не примите за кощунство, но даже, как рассказывали односельчане, похоронив жену свою Нину Гавриловну, Сергейко вновь был на работе с людьми, в делах и заботах района. Смерть любимой жены лишь прибавила седин да бессонных ночей, но не сломила и не согнула железный, но все же живой характер Василия Петровича.

О таких людях образно можно сказать словами известного кубанского поэта Виталия Бакалдина:

Здесь моя тропаПролегла в хлеба,Радость и борьба,Здесь взращенный мнойКолос налитой -Гордость и отрада жизни молодой.

Теперь о результатах работы первого секретаря райкома партии.

Сергейко начал работать в этой должности с ноября 1969 года, когда Ленинградский район имел среднюю урожайность за пять лет 23 центнера зерна. А в ноябре 1990 года, то есть через двадцать один год, когда он уходил на пенсию, земледельцы района довели урожайность хлебов до 51 центнера. То есть не на какие‑то проценты увеличилось производство зерна, а в два с лишним раза.

Кстати, под руководством Сергейко район вышел на самые высокие рубежи по производству хлеба, сахарной свеклы, молока, мяса. На площади в 45 тысяч гектаров с 1985 по

1990 год в среднем получали по 51 центнеру зерновых колосовых. В эти же годы район производил по 25 тысяч тонн мяса, удой на фуражную корову составлял 3800 килограммов, урожайность сахарной свеклы превышала 400 центнеров…

Сергейко по сути своей крестьянин. Причем крестьянин не по рождению, происхождению, а по призванию, профессиональной направленности. Он так тонко и грамотно знал и чувствовал сельское хозяйство, как иной талантливый скрипач свою скрипку. А сельское хозяйство, как ни банально звучит, основа жизни человека, наша тревога и гордость. Недаром писатель Георгий Радов, детство и юность которого прошли на Кубани, который хорошо знал село, писал: «Ведь тут на земле всё живое! И почва живая, и семя, и то, что из него выйдет, — растение. И что ни год — все неповторимое: то выпал дождь, то не выпал, то утешное, как говорят, утро, а то наоборот, злое, грозящее и «захватом», и «запалом». Тысяча

29 Заказ 61

перемен — и какой же тут простор для человека талантливого, смекалистого, да еще знающего, что вон там, на взгорье, почве надо подбавить азота, а вон там, у дороги, — калия…»

Скажем, секретарь сельского райкома партии не агроном, и ему, на первый взгляд, не по должности, что ли, «подбавлять» азота или калия, — он партийный организатор, руководитель масс, но в том‑то и дело, что на селе признают и понимают руководителей, на одном языке разговаривающих с рядовыми тружениками.

Порой я удивлялся: жизнь шла, и год за годом менялись руководители районов, одних повышали, других снимали, третьих держали в середняках, но миловали, а Сергейко работал и работал, словно «ломовик», впряженный в тяжелую повозку, тянул Ленинградский район, повторяя, будто заклинание, когда‑то полюбившиеся строчки:

…Дедко мой, верша работу,

Повторял себе в усы:

«Урожай большой -

от пота,

А никак не от росы!»

И как тянул! Район гремел на всю Кубань. К Сергейко ездили за опытом и, учась у него и тщательно исследуя его стиль, в буквальном смысле, ступая за ним след в след и как бы примеряя его приемы, способы, методы работы «на себе», удивлялись простоте и рациональности его: ни одной минуты расслабленности, ни одного пустопорожнего разговора. Только дело, причем дело созидательное, перспективное, как говорится, с запасом прочности, которым сам Сергейко обладал в полной мере. Он, как и подавляющее число сельчан, встав с зарей, точно знал, где сегодня будет, с кем встретится и что будет делать. Вот почему, хотя и многие исследовали стиль работы Сергейко, одни на него равнялись, другие по-доброму завидовали его результатам, но достичь желаемого, повторить не могли.

Стиль работы В. П. Сергейко, на мой взгляд, является удачной иллюстрацией к метким наблюдениям Валентина Овечкина, которые он выразил в своих замечательных «Районных буднях»:

«Иногда мы так уж подробно расписываем в своих инструкциях и резолюциях: когда сеять, как сеять, как убирать, точно боимся, что колхозники без наших указаний не смогут и лошадь правильно в телегу запрячь. Будто не с хлебороба-

ми имеем дело. Себя тратим на мелочи и разумную инициативу людей сковываем. Если не верим в способности председателя колхоза или директора МТС — не нужно держать таких. Сельское хозяйство требует гибкости, смелости, находчивости. Здесь, как в бою, приходится прямо на поле принимать решения. Год на год не похож. Заранее, из кабинетов, всего не предусмотришь. То ранняя весна, то поздняя, то засуха, то дожди заливают. Вот, скажем, затяжные дожди срывают уборку. А попробуй пустить жатки на участки, закрепленные за комбайнами! «Антимеханизаторские настроения!» Хотя всем ясно, что в такую погоду нужно бросать все, не только жатки — и косы, и серпы — на спасение урожая!»