Сборник "Рыцари сорока островов" - Сергей Лукьяненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зеркало… Ткань оказалась мягкой, гибкой, но абсолютно зеркальной с изнанки. Я стащил ее до половины, когда почувствовал волну леденящего холода, скользнувшую по ногам.
Шоки вскрикнул и заслонился рукой, его Младший отступил на шаг. Сжимая зеркальную ткань, я отошел к ним.
На полу лежал черный валун, испускающий холодный черный свет.
– Это… это не Солнечный камень, – сообщил Шоки. – Что это, Данька?
Откуда мне знать… Я словно в первый раз окинул комнату взглядом. Кресла по кругу, камень в центре. Что они здесь делали, Летящие? Молились и поклонялись черной глыбе? Грелись в ледяных лучах? «Питались» – как Солнечный котенок? Просто отдыхали?
И что же это такое – Камень Тьмы?
Стараясь не замечать пробирающего до костей холода, я вернулся к камню. Сел рядом с ним на корточки, тихо произнес:
– Может, ты умеешь видеть и думать? Если это волшебство, то всякое бывает, точно?
У меня немели руки и лицо, но я старался не замечать этого. Я должен, должен понять…
Крылатые испугались… а мне не страшно. Честно. Я бояться разучился. Ты просто светишь наоборот, вот и все…
Светишь наоборот…
Я протянул руку и коснулся черной поверхности. Пальцы обожгла мгновенная боль – словно в тело вонзились тонкие иглы и принялись высасывать кровь.
Больно… Темно… Пусто…
В какой-то миг я понял – понял все: и что такое Солнечный камень, и почему воюют Свет и Тьма, и кто мой главный враг. Лишь на миг – потом знание ушло. А камень под моей рукой дрогнул, словно каждый кусочек его выворачивался наизнанку.
Свет – Настоящий свет, теплый, радостный, добрый – залил подвал. Я даже не сразу понял, что руку обжигает не холод, а жар. Это оказалось так похоже… Те же тонкие иглы, которые под завязку накачивают теплом.
– Свет… – Голос Шоки дрожал. – Это было заклятие Летящих, ты снял его, Данька?
Шоки по-прежнему прикрывался рукой, только теперь от ослепительного сияния, и я невольно улыбнулся.
– Да, Шоки, – ласково и снисходительно, словно Лэну иногда, сказал я. А потом нагнулся к Солнечному камню, чтобы Крылатые не услышали, и тихонько прошептал: – Тебе все равно, как светить, верно? Тебе хорошо. Легко.
Солнечный камень не ответил – если он и мог слышать, то уж не говорил-то точно. Я погрел немного руки над ним, потом встал. Шоки со своим Младшим как завороженные смотрели на Свет. И даже не замечали, как стены подвала трескаются, как целые камни в них хрустят, рассыпаясь в песок.
– Пойдемте, Крылатые, – сказал я. – Башня Летящих не привыкла к такому свету. Она развалится минут через пять. Пойдемте.
Главная башня Летящих была видна издалека. Черная игла, впившаяся в небо, маячила за скалами, то приседая, то вытягиваясь в такт подъемам и спускам тропы. Хотелось верить, что нас еще не заметили.
Мы с Лэном и Котенком шли в хвосте колонны. Когда Крылатые остановились на очередной привал, мы успели перекусить, прежде чем идущий впереди Шоки добрался к нам.
– Мне кажется, нас заметили, – без предисловий начал он.
Котенок иронично посмотрел на Шоки и спросил:
– Как ты дошел до этой мысли?
– Чувствую. – Шоки не собирался обижаться.
– Нас заметили давным-давно, – сообщил Котенок. – Не зря в той башне, где Данька нашел Солнечный камень, оказалось так много Летящих. Это было последнее предупреждение.
– Так. – Шоки помрачнел.
– Теперь мы разделимся, – продолжил Котенок. – У нас будет своя цель, у вас – своя.
Я отошел, присел прямо на землю. Котенок что-то разъяснял Шоки, повторяя давно обговоренные вещи. Лэн постоял возле них, потом подошел ко мне, присел.
– У вас дождь бывает? – спросил я, глядя в ровные серые тучи.
– Очень редко, – подумав, словно об очень важной вещи, ответил Лэн.
– Победим – будет. – Мне вдруг захотелось пообещать ему что-то иное, кроме неизбежного боя в башне.
– Хорошо, – согласился Лэн. И задумчиво сказал: – Знаешь, наверное, очень обидно бороться-бороться, а в самом конце – умереть.
– Ты чего? – Я насторожился.
Лэн хмыкнул:
– Мне до конца не дойти, Данька. Я знаю.
– Брось…
– Внутри все холоднее и холоднее, – словно не слыша меня, говорил Лэн. – И это уже не страшно. Понимаешь?
Я кивнул. Глупо было валять дурака.
– Помни про ключ. – Лэн вдруг хлопнул меня по плечу, и я вздрогнул. Жест был совершенно нормальным… только не для Лэна. – Когда умирает Крыло, то и тот, кто в нем, гибнет.
Надо было сказать, что ключ я ломать не собираюсь – что бы ни случилось. Вот только я боялся, что неправду Лэн почувствует, – и промолчал.
– Помни про ключ, – повторил Лэн.
А потом к нам подошел Котенок, и мы сидели, глядя, как уходят по тропе Крылатые и взрослые.
Теперь мы шли среди скал, без всякой дороги. Шли медленно – и Котенок нас не торопил. Он то сидел у Лэна на руках, то забирался к нему за пазуху и спал там, изредка высовываясь, чтобы дать новое направление. Когда мы остановились на ночлег, а Котенок так и не отошел от моего Младшего ни на шаг, я не выдержал и спросил, в чем дело.
– Маскировка, – охотно объяснил Котенок. – Мой свет Летящим легко почувствовать, но когда я с Лэном – он его гасит.
– А я?
– А ты нормальный, – неожиданно встрял Лэн. Он улегся прямо на камни, явно собираясь уснуть. – То, что в глазах свет, – надо еще увидеть. Надо подойти… посмотреть.
– Ты все теперь используешь. Котенок, – тихо сказал я. – Даже беду. Даже горе. Это стало «маскировкой».
– Мы много лет воевали с Тьмой чистыми руками. – Котенка мои слова не задели. – Не убей, не пошли на смерть, не предай… И Тьма росла. Хватит. Мы воюем честно, но если обстоятельства сложились в нашу пользу – почему бы и нет?
– Тем более что обстоятельства так легко направить в нужную сторону. Лэн, ты не собираешься ставить убежище?
– Забыл, – с ноткой удивления отозвался Лэн. Раскинул руки, и его Крыло вздулось, превращаясь в черную палатку.
Теперь Котенка и моего Младшего не было ни видно, ни слышно. Поставил палатку и я.
В эту ночь мне приснился сон. Странный сон, в нем я разговаривал с другом – которого у меня никогда не было. Взрослым другом в черном комбинезоне, как у Летящего. В темноте я не видел его лица. Но это казалось не важным. Мне нужен был совет – просто совет. Что делать, если Свет стал страшнее Тьмы, и с кем драться, и как не предать ни себя, ни друга. Я рассказывал о том, что случилось, словно и впрямь передо мной был собеседник, хотя уже понимал, что сплю, и отчаянно балансировал на границе сна и яви. Мне нужен был совет – от приснившегося друга, от моего второго «я», от Света, от Тьмы…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});