Девочка, которая зажгла солнце - Ольга Золотова

днем, гонишься за невидимой целью, а когда тебя откидывает назад на пару шагов всего лишь одним неверным броском кубиков, начинаешь осознавать, насколько ты паршивый игрок. Не было такого?

Дауни нахмурился несколько непонимающе и также посмотрел на девочку, ожидая от нее продолжения. А Робертсон только легко крутанулась на месте и двинулась в лесную гущу, так, словно проделывала это каждый день по утрам между чисткой зубов и поглощением приготовленного матерью завтрака; затем по-прежнему непринужденно обернулась на парня, который в растерянности замер прямо посреди тропинки и внезапно спросила:

— Можно задать тебе вопрос, Джейкен? С чем ты ассоциируешь свое прошлое? Чем оно для тебя является — набором образов и картин или звуком, запахом, идеей? Расскажи мне, а я открою тебе кое-что в ответ.

Джек на мгновение остановился, снова обдумывая что-то, и шумно втянул сырой воздух леса. Провел носком ботинка по краю грязного пятна, виднеющегося между насыпи сучков и щепок, попытался собраться с мыслями, шлепая им по серой жиже, но выдал разве что тихое:

— Не знаю даже… Наверное, с моей жизнью до приезда в Бостон…

Робертсон сверкнула глазами и поправила рыжую копну тонкими пальчиками:

— А теперь выслушай меня внимательно, парень, ведь больше тебе никто такого не скажет. Признаться честно, я очень долго думала над твоей проблемой — нет, правда, я загорелась ей и никак не могла выбросить из головы, и, о чудо, она постепенно превратилась и в мою проблему тоже. Но перейдем ближе к сути. Ты мысленно разделил всю свою жизнь на два промежутка, как качели, на «до» и «после», так? И, переживая несчастья в этом отрывке, все чаще обращаешься к другому, тому самому, в котором твои мама и папа были рядом. Вот, где кроется твоя болезнь, Джек. Ты не видишь реальность такой, какая она есть на самом деле. Для тебя настоящее всегда будет хуже, потому что ты берешь только самые замечательные моменты из ушедших дней и всячески их обыгрываешь в новом свете. Подумай, настолько ли те сладости, которые готовила тебе мама в детстве, были вкусными? Разве? Это самовнушение — ведь, сделай ты сейчас их по этому же рецепту, ничего не выйдет или будет совсем иным на вкус, потому что те печенья или кексы были подпитаны хорошими воспоминаниями. Ты словно заглянул на минутку в прошлое, когда Шарлотта заботливо укладывала выпечку в духовку, и острым шприцом осторожно ввел их внутрь десертов. А теперь мысленно возвращаешься к этому и думаешь: «Они были вкуснее, потому что их приготовила мама! Ведь я был маленьким мальчиком, до безумия любившим сладкое и вредное, но… это было давно». В этом и вся причина — вот она, твоя ошибка. Теперь понимаешь меня?

Девочка выжидающе посмотрела на парня, и тот внутренне замер от какого-то непонятного чувства, охватившего его целиком и заставившего на некоторое время подавиться собственным дыханием. Он заглянул в наполненные далеко не детской мудростью глаза и внезапно ощутил, что может вообразить все, что в них происходит. Джек отчетливо видел, как волны свежей зелени по краям смешиваются с другими, похожими на цвет спелых и сладких яблок, а после замолкают в тихом изумрудном омуте, таком глубоком и бездонном, что, кажется, будто он засасывает тебя внутрь, не давая возможности пошевелить рукой или ногой. И где-то изредка в этой спокойной темной воде всплывали и снова тонули крошечные коричневые листочки, из-за чего в разных оттенках зеленого проскальзывали ореховые крапинки. Дауни словно ощутил на себе дыхание земли, легкий летний ветерок, нежно треплющий волосы, и запах чего-то сладкого и упоительного в играющем жизнью воздухе, а вокруг — полная тишина, которая нарушается лишь звонким смехом где-то вдалеке и тихим шепотом сухой травы. А Рэйчел все смотрела на него, позволяя впитывать в себя звуки, ароматы и скачущие перед возбужденным сознанием картины, не отводя взгляд и продолжая терпеливо ждать.

«Это самые красивые глаза, которые я когда-либо видел…» — подумал про себя Дауни, забыв, что он вообще прежде хотел сказать. «Почему мы не можем просто на мгновение помолчать, тихонько постоять вот так, как сейчас, и дать мне шанс запомнить это выражение навсегда? Разве я многого прошу?»

Вместо этого он с большим трудом оторвался от двух почти немигающих радужек и неуверенно ответил:

— Да, но ты сама не знаешь, о чем говоришь. Ты никогда не переживала нечто подобное, тебе…

Он остановился, так как ожидаемая после этих слов ярость мгновенно притупилась, превратившись лишь в жалкий отголосок, все еще отчаянно скребущийся в заполненной мыслями голове и противно пищащий, как испуганное животное. Но девочка этого как будто не заметила и перебила его по-прежнему спокойным, немного неестественно-жутким голосом, пробираясь вперед по заваленной тропинке:

— Знаешь, я давно хотела тебе кое-что рассказать. Еще с самого нашего знакомства показать это место, но не было подходящего повода, или я вечно забывала — не знаю даже… Но теперь самое время, да? — рыжеволосая нырнула под наваленную кучу веток и стволов, едва заметным движением руки маня парня вслед за собой.

И Дауни глубоко вздохнул, пригнулся как можно ниже, чтобы не поцарапать о сучки лицо — на другую сторону вылез весь взъерошенный и чихающий от пыли и старой трухи, посыпавшейся на него сверху. Глазам открылась небольшая поляна, сплошь покрытая ковром из листьев всевозможных цветов: от ярких желтого и красного до тошнотворного коричневого и гнилого черного, как будто все оттенки собрались разом и закрыли собой почву, не давая ей даже вздохнуть своей тяжелой массой. Рэйчел прошла к лежащему на боку пню и осторожно присела на самый его краешек, возобновляя прерванную речь:

— Тебе остается только сесть и слушать как можно внимательнее, Джек. Не думай, что я возомнила себя всезнайкой, которая собралась учить жизни человека на несколько лет ее старше и опытнее, но… Выскажешь свое мнение после, когда я закончу, хорошо?

Она снова взглянула на молчащего брюнета и, получив его быстрый кивок, продолжила:

— Это было не так давно, но прошло достаточно по моим рамкам времени, чтобы отнести момент к прошлому и вспоминать с легкой улыбкой. Когда мне было семь или восемь, мы часто приходили сюда, именно на это место: мама брала большую походную корзину и каждый раз на предложение отца добраться на колесах и со всеми удобствами, отвечала невозмутимо: «Ты упрощаешь жизнь, Элиот, а я пытаюсь этого избежать. Просто было бы пойти в забегаловку и купить детям по бургеру, сесть у окна и смотреть на серый Бостон, проезжающие мимо