Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Булыга Сергей Алексеевич

Маркел смотрел на птичку и молчал. Птичка чистила клюв. Потом чирикнула. И Маркел расстегнул шубу, залез под рубаху, нащупал там шахмату, сжал ее в кулаке, подступил к столу и протянул кулак, все еще его сжимая, к Бельскому. Бельский подставил под него ладонь, сказал:

— А ты отчаянный, Маркел. Я же мог тебя сперва и обыскать.

Маркел усмехнулся и ответил:

— Стал бы такой важный боярин об меня мараться. Быть не может!

Бельский улыбнулся в бороду. Маркел разжал кулак, цесарь упал на ладонь к Бельскому. Бельский только глянул на него и сразу сокрушенным голосом сказал:

— Так он обгорел же как! Головы совсем не видно.

— А что голова? — спросил Маркел.

Бельский ворочал на ладони цесаря, молчал. После опять заговорил:

— Если бы я знал, что он так обгорел, я бы о нем и не думал. Да и чего думать? Никто государя не травил. Он сам помер, без яду. Просто вот тут, где была голова, на короне стояла вот такая иголочка. Называется громовая стрела. Ну или чертов зуб. И такому зубу яд не нужен. Его только надобно наговорить, и тогда от него кровь леденеет. Так и тогда царь: как он только об этот зуб укололся, у него там, сперва только в пальце, кровь сразу стала, как лед, а после, как только эта ледяная кровь до сердца добежала, сердце сразу лопнуло. И все! Никакой доктор Илов ничего не сыщет. Скажет: удар с ним случился. Так что зря я тебе Нюську обещал. Обманул ты меня, Маркел! Обманул, ведь так же?

Маркел молча смотрел на Бельского и думал: взять грех на душу или не взять, взять или не взять, взять, не взять? Да и взял бы! А как Нюська? Что будет тогда Нюське? А Параске? И Маркел стоял столбом, не шевелился, а нож у него в рукаве как будто свинцом наливался и так и тянул руку вниз.

А Бельский, этого не замечая, усмехнулся и опять заговорил:

— Ловкий ты, Маркел, тут ничего не скажешь… Подсунул обгорелую деревяшку и еще взамен просишь девчонку. Совсем стыд потерял! Зачем тебе, такому бугаю, девчонка? А зачем Параска? Она же замужняя женщина! Как тебе не совестно, Маркел? Что ты себе позволяешь, в какой грех и себя и их вводишь? На тебе же крест, Маркел!

Маркел сжал зубы и начал читать Отче наш. Читать про себя, но очень громко. Потом прочел еще раз. А потом еще. А Бельский говорил и говорил! А Маркел его не слушал! Пока Бельский вдруг очень громко не сказал:

— Но если дал слово, то надо его держать!

Маркел очнулся, посмотрел на Бельского. А тот встал от стола, подошел к печи и бросил в нее цесаря. И кочергой подгреб уголья.

— А Нюська? — сразу же спросил Маркел.

— О! — сказал Бельский. — Верно… — Повернулся и позвал: — Ивашка! — Вошел челядин. — Приведи девчонку, — велел ему Бельский.

Челядин поклонился и вышел. Бельский вернулся к столу, сел и начал подсвистывать птичке. Птичка запела, но очень противно. Бельский замахнулся на нее, она умолкла. Бельский повернулся к Маркелу и опять заговорил:

— Не бойся за Нюську. И за себя тоже. Вы мне живые нужны. И вы мне еще послужите! Ведь же как только Годунов узнает, что ты мне шахмату отдал, так он сразу повелит тебя убить. И ты сам ко мне прибежишь. И я тебя приму. Я своих верных слуг никогда не бросаю. Вот даже взять лопаря. Помер — И стал никому не нужен. Валялся в леднике! А я велел, чтобы было все по их лопарскому обычаю, и его отнесли на пустырь и сожгли. В небо ушел, у них это так называется. Дикость, конечно, но у них такая вера. Прости, Господи! — И он широко перекрестился.

Вот как ловко, подумал Маркел, сжег последнюю зацепку, без ничего меня оставил! А Бельский уже продолжал:

— Я тебе много чего могу посулить. Ну да чего там! Ты лучше вот что: приходи ко мне завтра сразу поутру, я тебя к себе в настоящую службу возьму вместо Шкандыбина. А он получал немало. Я же своих слуг не обижаю. Не то что твой жаба Семен! Я…

Но дальше он досказать не успел, потому что тут открылась боковая дверь и челядин ввел Нюську. Она была одета по-домашнему, легко, но на плечах у нее для тепла, была накинута чужая шуба, очень ей великоватая. Зато ей в ней тепло подумал Маркел. Нюська смотрела в пол, молчала. Маркел подошел к Нюське и взял ее за руку. Рука у нее была холодная-холодная. Маркел тихо спросил:

— Тебя где держали?

— В погребе, — так же чуть слышно ответила Нюська.

Маркел, больше ничего не говоря, повел Нюську к двери. Челядин им открыл, они вышли.

52

За дверью их ждал первый челядин. Он повел их обратно. Когда они вышли на крыльцо, Маркел сказал, что дальше они сами. Челядин остановился. Маркел и Нюська сошли вниз, во двор, и пошли по задам, а после мимо служб. Маркел молчал, продолжая держать Нюську за руку. Нюська вдруг сказала:

— Я знала, что ты придешь.

Маркел повернулся к ней, усмехнулся и спросил:

— Откуда знала?

— Чуяла, — ответила она. После прибавила: — Ты ловкий.

А на Маркела не смотрела! Потом, также не глядя на него, прибавила:

— Я думала, ты придешь ночью.

— Почему? — спросил Маркел.

— Ночью было очень страшно, — ответила Нюська. И только теперь повернулась к Маркелу. Глаза у нее были грустные-грустные.

— Ночью я не мог, — сказал Маркел. — Зато утром пришел сразу. — Потом спросил: — А почему ты про меня думала?

— А про кого еще? — сказала Нюська. — Никого у нас больше нет. — Помолчала и добавила: — Был бы мой батюшка жив, разве бы я про тебя вспомнила? Да никогда!

И она опять отвернулась. А после даже руку вырвала. Они шли рядом. Шли к воротам. Маркел молчал. А что было говорить? Нюську было очень жаль, а сам он что, думал Маркел, сам он хоть…

И запнулся. Потому что вспомнил: шахмату он отдал, лопаря сожгли, Савву повесили, дядю Трофима зарезали, ведьму тоже. Кто еще? А, пищик Гриша! Ну, и государь, конечно, этого первей всех. Вот сколько свечек! И никакого проку. Правильно Бельский сказал: как только Годунов узнает, кому он отдал шахмату, так сразу скажет: на дыбу его! И кнута! Подумав так, Маркел аж заскрипел зубами и остановился.

— Ты чего это?! — сказала Нюська. — Что с тобой?

— Порча на меня нашла, — ответил Маркел в шутку.

— Так ты еще и порченый? — сказала Нюська. — Фу, какой!

— Винюсь, — сказал Маркел.

Они опять пошли молча. Подошли к воротам. Там у Маркела ничего не спрашивали, а загодя открыли, и они прошли на улицу.

По улице они шли вместе, но Маркел стал понемногу отставать, потому что куда теперь спешить, думал он, поздно спешить, и отставал, и отставал от Нюськи. Она то и дело останавливалась и поджидала его. Так они прошли мимо тына двора Бельского и теперь уже шли мимо князя Семена тына, а дальше был уже виден государев дворец и даже угол Куретных ворот. Нюська, уже в который раз остановившись, дождалась Маркела и спросила:

— Это тебе моя мамка сказала, что меня украли?

— Да, — сказал Маркел.

— А как меня украли, она знает?

— Нет.

— Чего ты такой вареный? — весело спросила Нюська. — Ведь все так славно обошлось! Айда к мамке, мамка будет очень рада. Она сейчас у боярыни, им об это время всегда калачи приносят и всякие другие сласти. Я тебя к ним проведу, я знаю один тайный ход.

— Нет, — сказал, улыбаясь, Маркел. — Мне нужно к князю Семену.

— А после?

— А после я к вам приду.

— Смотри, слово держи! — сказала Нюська. — А я побегу, мамка, наверное, вся извелась. Приходи скорей, а то все калачи съедим.

С этими словами она развернулась и побежала к Куретным воротам. Ей там сразу же открыли, и она пропала.

А Маркел прошел мимо этих ворот, на них даже не глядя. Потом так же прошел и мимо князя Семеновых ворот и остановился на крестце, на перекрестке, то есть. Куда теперь идти, думал Маркел. Куда ни поверни, везде беда. Одно спасение: вернуться, тихо вывести Милку, запрячь, пасть в сани — и по бокам, и по бокам ее вожжами, и так до самого Рославля. И тогда, пока князя Семена люди до туда доедут, можно будет много водки выпить.