В никуда - Нельсон Демилль

Но жизнь продолжается – все становится лучше. Не исключение и провинция Куангчи. Одно поколение уходит, другое рождается.

– Извини, что сломал твою приятную жизнь во Вьетнаме, – проговорил я.

– Она была не такой уж приятной, – ответила Сьюзан. – Мне хотелось чего-нибудь остренького, вот я и получила. Хотелось послушать о войне, ты мне рассказал.

– Все. Больше не буду.

Автобус ехал дальше, а мы сидели и разговаривали.

– На чем же нам завтра ехать? – поинтересовался я.

– На слонах.

– Сколько потребуется?

– Три: один для тебя, один для меня и третий – для моих нарядов.

Я улыбнулся.

– Как ты думаешь, – спросила Сьюзан, – полковник Манг будет за нами следить?

– Постараюсь, чтобы у него ничего не получилось, – ответил я и добавил: – Пистолет с собой не бери.

Она промолчала.

Некоторое время мы думали каждый о своем.

– Я нисколько не расстроена насчет того факса, – проговорила Сьюзан.

– Отлично. Какого факса?

– Того, в котором ты пишешь, что спишь с врагом, и передаешь привет С.

Я промолчал, и Сьюзан больше не говорила об этом.

– Когда полковник Манг вспомнил про аварию полицейской машины, у меня опустилось сердце, – поежилась она.

Я опять не ответил.

– А что, если он отыщет Кама или его хозяина?

– Тогда у нас возникнут большие проблемы, – честно признался я.

– Пол, я боюсь. Давай удерем из страны, пока нас не обвинили в убийстве.

– Отличная идея. Завтра же улетай в Сайгон, а оттуда дальше в Америку.

– А ты?

– Мне надо тут кое-что доделать. Завтра я отправлюсь в глубь страны, и полковник Манг меня не достанет. А в Ханое кое-кому позвоню и попрошу укрыть меня в посольстве. После этого будет зависеть от Вашингтона и Ханоя, как и когда я отправлюсь домой. Надеюсь, Вашингтону это обойдется не меньше чем в миллион иностранной помощи.

– Не смешно.

– Сьюзан, отправляйся домой. Лети в Сайгон и первым самолетом – в США.

– Только с тобой.

– Я не могу.

– Твое вьетнамское везение кончилось.

Я не ответил. Думал о нашей встрече с полковником Мангом в брошенных развалинах Цитадели и вспоминал другого полковника, южновьетнамской армии, который приколол медаль к моей груди, а теперь был, наверное, мертв или подвергся исправлению в лагере. Два очень непохожих случаях, но в одном и том же месте. Хотя, если задуматься, это было не одно и то же место: время и война превратили его из поля ужаса в населенную призраками пустыню. Я готов был поклясться, что чувствовал на своем лице их холодное дыхание.

А автобус тем временем продолжал движение к Хюэ.

– Пол, – оторвалась от своих мыслей Сьюзан, – он меня оскорбил. Он фактически назвал меня проституткой.

– Вот и дала бы ему по морде. Слушай, а что ты такое говорила насчет обысков у себя в квартире?

– Спросила, – ответила после некоторого колебания Сьюзан, – не дрочит ли он, когда шарит в ящике с моим нижним бельем.

– С ума сошла.

– Очень сильно разозлилась.

– Гнев, мисс Уэбер, такая роскошь, которую ты не можешь здесь себе позволить.

– Наверное, не стоило так говорить. Но, заметь, он не стал отрицать.

Я рассмеялся, хотя мне было отнюдь не весело. И полковник Манг придерживался такого же мнения. И не исключено, что именно в этот момент проверял работоспособность электродов в полицейском участке Хюэ.

Через час поездки мы оказались на северной окраине Хюэ и остановились на автобусной станции Анхоа за пределами крепостных стен. Оказалось, что это конечная остановка и нам пора выходить. В гостиницу "Сенчури риверсайд" мы добрались на такси.

Никаких сообщений для нас у портье не было, и я решил, что в Сайгоне и Вашингтоне все убеждены, что я прекрасно справляюсь с заданием. Или мы со Сьюзан им до чертиков надоели. В любом случае отсутствие новостей – уже хорошая новость.

В гостинице мы сначала закатились в бар, а уж потом пошли принимать душ. И тем самым ясно обозначили свои приоритеты.

Мы ничего не ели с утра, но странно, мне ничего не хотелось, кроме виски. И Сьюзан тоже предпочла текучий ужин.

Около десяти мы удалились в мой номер, сели на лоджии с бутылочками пива из мини-бара и стали смотреть на подернутые дымкой реку и город.

– Помнишь, – сказала мне Сьюзан, – я говорила тебе в Сайгоне, что для людей моего поколения Вьетнам – это страна, а не война.

– Помню. И очень меня разозлила.

– Теперь я понимаю почему. Надеюсь, я сумела показать тебе страну, как ты показал мне войну.

– Сумела. И я кое-чему научился.

– Я тоже. А смог ты хоть с чем-нибудь примириться?

– Я пойму это только после того, как немного побуду дома.

С севера по небу катились грозовые облака. Начал накрапывать дождь. Город и реку осветила молния, огненная стрела понеслась к земле, а вслед за этим, словно артиллерийская канонада, послышался раскатистый удар грома.

Дождь захлестывал на лоджию, но мы не уходили и вскоре вымокли и замерзли.

Я легко себе представил, что это снова зима 1968 года. Бушевала новогодняя битва, и на севере уже горел среди орошаемых рисовых полей Куангчи. А мы закапывались в грязь, готовые не пропустить в горы врага, которого преследовали американские и южновьстнамские войска. Операция называлась "Молот и наковальня". Мы были наковальней, а наступающие части – молотом. И зажатые между нами несчастные превращались в фарш для гамбургера.

Я мог видеть той ночью Тран Ван Вина и мог выпустить по нему пулю. Надо будет спросить, как ему удалось спастись из огненного котла в Куангчи.

– Достаточно намок? – спросила Сьюзан.

– Пока нет.

– Ты где сейчас?

– В стрелковой ячейке в окрестностях Куангчи. Тогда тоже шел дождь и так же стреляла артиллерия.

– И как долго тебе необходимо там оставаться?

– Пока не получу приказ оставить позиции.

Сьюзан встала:

– Тогда готовься к любви, а не к войне. Я тебя жду. – Она потрепала меня по мокрым волосам и пошла в комнату.

А я посидел на дожде еще несколько минут, свершил покаяние и тоже отправился в номер.

Сьюзан принимала душ, и я присоединился к ней.

Мы занялись любовью под душем, потом в постели.

За окном грохотал гром, темную комнату освещали вспышки молний. Война не уходила из моего подсознания, и я чувствовал, что у меня на лице выступают капельки холодного пота. Я весь дрожал, тянулся за винтовкой и не мог ее найти. Рассудком я понимал, что ничего этого не было, но тело реагировало так, будто я снова попал на войну. Мне привиделось, что я потерял сознание после взрыва, а теперь очнулся и меня транспортировали в бесшумном вертолете на госпитальное судно "Санкчури" ВМФ США.

Я открыл глаза.

И сел в кровати с таким ощущением, будто у меня из сердца вышло что-то черное и тяжелое.

Глава 37

Я взглянул на цифровые часы на прикроватном столике. Было 4.32 или, как мы говорили в армии, темень-с-получасом. Дождь продолжался, но гроза прекратилась. Я повернулся к Сьюзан, но ее в кровати не было.

Я выбрался из постели, проверил ванную, однако и там было пусто. Вероятно, подумал я, Сьюзан разбудили мои метания и она пошла в гостиную номера прилечь на кушетку. Тоже никого.

Я взял телефонную трубку и набрал номер ее комнаты, а сам заглянул на лоджию. На лоджии Сьюзан не оказалось, и на звонок она не ответила.

Я вернулся в спальню – решил одеться и посмотреть в ее комнате и в саду за отелем. И когда натягивал брюки, услышал, как в гостиной хлопнула дверь. Я вышел из спальни и включил свет. На Сьюзан были джинсы, черный свитер и поверх – черная стеганая куртка. Такой я на ней еще не видел. В руках она держала рюкзак и пластиковый пакет с вещами. Она бросила то и другое на кушетку.

– Куда это ты собралась? – спросил я.

– В глубинку.

– Слоны напоены и накормлены?

– А как же.

– Пистолет остался в саду?

– Да.

– Поклянись.

– Клянусь. В пять тридцать нам необходимо выписаться из гостиницы и кое с кем повидаться.

– С кем и где?

– Ты уже принял душ?

– Нет, – зевнул я. – С какой стати?

– Тогда поспеши. Вот видишь, я ходила в воскресенье по магазинам и купила тебе рюкзак, кожаную куртку и две резиновые плащ-накидки. И еще кое-какую мелочевку в дорогу. Бери с собой поменьше, а старую одежду выброси.

Я подошел к кушетке, посмотрел и сказал:

– А как люди узнают, что я американец, если на мне не будет моего синего пиджака?

– В этом-то все и дело. Смотри. – Она надела стеганую куртку, нацепила на нос темные очки, повязала на шею горский шарф, так что он прикрыл половину лица, а на голову нахлобучила отороченную мехом кожаную шапку с ушами. – Voila.