Прекрасная Габриэль - Огюст Маке

— Я беру на себя получить его позволение, — сказал Крильон, — и пролом будет заделан завтра. Во всяком случае сообщение с Заметом не очень опасно; он боится воров столько же, как и мы.

— О! — сказал садовник. — Говорят, что он очень богат, но он не может быть богаче монсеньора.

— Хорошо, — пробормотал Эсперанс, возвращаясь к дому, — вот теперь я превзойду человека, имеющего полтора миллиона экю.

— Любезный друг, — сказал Крильон, — может быть, у Замета еще больше денег. Но здесь все отзывается молодостью, любовью и искусством. Дом Замета — денежный сундук, ваш — футляр с драгоценными вещами. Когда вы захотите прельстить женщину, покажите ей этот дом; никогда никто не видал то, что у вас собрано здесь… Ах! Я видел когда-то одну комнату…

— Красивее этих? — наивно спросил Эсперанс.

Крильон отвечал взглядом и улыбкой. В эту минуту они проходили перед флигелем нижнего жилья, длинной, высокой галереи, все окна и ставни которой были старательно закрыты. Эсперанс машинально обратил туда глаза, пресыщенные столькими чудесами. Явился лакей и подал молодому человеку ключ на серебряном вызолоченном подносе.

— Это что еще такое? — спросил Эсперанс.

— Вам, вероятно, будет угодно посмотреть ваш кабинет, — отвечал слуга, указывая на дверь из лимонного дерева с эбеновыми инкрустациями.

— Мы не видали этой стороны, — сказал Крильон.

Эсперанс вложил ключ в замок; слуга поклонился и исчез.

Только что дверь была отворена, как восхитительный запах алоэ наполнил переднюю, в которой остановились друзья.

Эсперанс приподнял портьеру и не мог удержаться, чтобы не вскрикнуть от удивления.

Он увидал обширную залу с кедровыми колоннами; кресла из резного ясеня странной и чудной работы, хрустальную люстру с розовыми, голубыми, желтыми и белыми цветами, где горели свечи таких же цветов, драгоценные обои, картины Беллини Джорджиона и Пальма, эбеновые столы с инкрустациями из слоновой кости; поставец с кувшином из чеканного золота — все это волшебство восхитило Эсперанса, который сиял радостью и восторгом. Но когда он хотел заставить Крильона разделить эти чувства, он увидал, что он, бледный и дрожащий, упал на кресло, глаза его смотрели неподвижно, на лбу выступил пот, как будто он ожидал, что стена обрушится напротив него и явится тень.

— Что с вами, кавалер? — вскричал Эсперанс. — Или эта чудесная Диана, подпоясанная Джорджионом, или эта Мадонна Беллини, или эта Сюзанна Пальмы подавляют вас?

Крильон едва переводил дух и не отвечал.

— Вы говорили, что видели прекрасную комнату. Была она так хороша, как эта?

Крильон встал, с упоением обвел глазами все, что видел. Вздох, похожий на рыдание, вырвался у него.

— В той комнате, которую я видел, — прошептал он, — было сокровище, которого здесь нет, которое не найдется на земле! Уйдем, уйдем отсюда!

Сказав эти слова прерывающимся голосом, он направился большими шагами к двери. Вдруг, обернувшись с внезапным порывом сердца, он схватил Эсперанса в объятия и обнял его со страстной нежностью.

— Прощайте, — сказал он. — Король, должно быть, воротился. Он меня ждет. Прощайте!

— Вы опять будете здесь, я надеюсь.

— О да, буду! — пролепетал Крильон, который убежал в невыразимом волнении, потому что он не мог без трепета найти ожившим в этой комнате свое поэтическое воспоминание о Венеции.

Эсперанс, оставшись один, лег на диван, закрыл голову руками и спрашивал себя, не сон ли это. Огонь трещал в камине, свечи горели в жирандолях, и несколько восхитительных часов, часов воспоминания и забвения в одно и то же время, падали капля за каплей на его уязвленное сердце. Он вспоминал свою жизнь с горестью, что находит там только отвращение и мрак, когда веселый, пронзительный голос и звук шпор раздались в передней. Голос этот звал Эсперанса и, как труба, прогонял прочь меланхолию и скуку.

— А! — сказал Эсперанс. — Это Понти!

Он выбежал из кабинета обнять своего друга, который, приметив его, швырнул свою шляпу в воздух.

— Ты, стало быть, принц, — сказал Понти. — Обнимемся же еще раз.

— Откуда ты?

— Отовсюду.

— Как отовсюду?

— Да, я видел комнаты, коридоры, конюшни, сад, погреб.

— Как, ты уже…

— Крильон отправил меня сейчас после церемонии; я прихожу сюда, мне отвечают, что ты предаешься размышлениям; я прогуливаюсь, ожидая тебя. Я вижу, вижу… о друг мой! Лувр ничтожен в сравнении с твоим замком.

— Скажи: с нашим замком, потому что и ты будешь иметь свою долю.

— В самом деле?

— Ты был для меня добрым другом, я буду для тебя лучшим другом.

— У меня будут лошади?

— Конечно.

— Одна из этих комнат?

— Выбирай.

— И немножко денег?

— Бери.

Понти бросился на шею Эсперансу.

— Ты настоящий вельможа, — сказал он, — а обедать мы будем?

— Сядем за стол, если ты хочешь.

— Кушанье подано, — сказал метрдотель Эсперансу.

— Пойдем, Понти.

— А ты мне расскажи про это путешествие, в котором ты разбогател. Должно быть, по наследству?

— Да, по наследству…

— Я так и думал. Красавица Антраг обкусает себе губы, что лишилась богатого жениха.

— Кстати, что с ней сделалось?

— Она расставляет сети, чтобы захватить славную добычу.

— Напрасный труд, не так ли?

— Э! э! Если бы ты видел, какие глазки она строила королю во время крестин — просто срам.

— Ты видел крестины?

— Я стоял на карауле перед купелью. Ребенок толст, как баран. Кстати, ты получишь конфеты с крестин.

— Ты сошел с ума!

— Ведь мать ребенка — наша приятельница. Маркиза де Монсо не может заставить нас забыть нашу очаровательную Габриэль в женевьевском монастыре.

— Молчи, молчи!

— Презирай, сколько хочешь, а я хочу конфет и получу их, хотя бы мне пришлось обратиться к де Лианкуру.

Эсперанс расхохотался. Понти, смеясь, ел превосходный обед.

— Развесели меня, — сказал Эсперанс, — у меня сердце болит.

— Полно! Со всеми этими сокровищами, с этим вином!

— Я не пью, а столько сокровищ не служат ни к чему одинокому человеку.

— Нас двое; если ты хочешь, чтобы нас было трое, тебе стоит только сказать. Милый мой, я видел сегодня весь двор; есть женщины чудные, такие женщины, видишь, что станешь грезить наяву. На всех этих женщинах ты можешь жениться, если захочешь.

— На всех?

— Выбери. О, какие веселости! какие пиры! какие прогулки! Друг мой, у тебя удивительные лошади.

— В самом деле?

— Женщины обожают лошадей; покажи скорее твоих лошадей женщинам. С таким лицом, как твое, я не дал бы вздохнуть свободно ни одной; я хотел бы, чтобы куча их дралась каждый день у моей двери. Время от времени приглашай мужчин в честь вина, иллюминуй дом, давай балы, маскарады. Ах, боги! Если бы я был на твоем месте, Эсперанс, в моем доме было бы так весело, что завтра же прекрасная Габриэль оставила бы для меня французского короля.