Разбойники Сахары. Пантеры Алжира. Грабители Эр-Рифа - Эмилио Сальгари

— Я этого не знаю.

— Но вы живете во дворце Зулейка.

— И что из этого?

— Зулейк мог бы вам сказать.

— Мой… Зулейк Бен-Абад слишком печален в эти дни, чтобы заниматься мной. Он ничего не сказал мне о том, почему схватил вас и привез в свой дворец. Все его мысли заняты этой христианкой.

У барона вырвался невольный жест, и он побледнел.

— Графиней ди Сантафьора? — спросил он хриплым голосом.

— Да, думаю ее так и зовут, — сказала принцесса. — Говорят, это очень красивая девушка. И именно поэтому Зулейк ее потеряет. Вполне вероятно, сейчас она уже в гареме бея.

У барона вырвался крик отчаяния.

Принцесса вскочила с грацией пантеры. Яростные молнии бушевали в ее глубоких глазах, разом потерявших мягкое и нежное выражение. Губы ее искривились.

— Зачем вы приехали в Алжир? — спросила она звенящим голосом.

Барон, которого быстро привел в себя голос, ставший внезапно резким и властным, поднял глаза на мавританку.

Он понял, что в груди женщины бушует буря, в какой-то миг подумал, что может ее обмануть, но с отвращением отверг эту мысль.

— Синьора, — сказал он, — я приехал сюда, чтобы спасти женщину, вернее, девушку, которой я отдал свое сердце.

— Девушка! — воскликнула принцесса. — Кто она?

— Зачем вам знать ее имя?

— Вы мне его назовете! — крикнула мавританка. Она дрожала, а глаза ее метали молнии.

— Я никогда его не назову, — ответил барон решительно. — Я вижу угрозу в ваших глазах. Как дворянин, я не скрыл от вас истинных мотивов, побудивших меня подвергнуться тысяче опасностей, которые ожидают христианина в Алжире, но больше я не скажу ни слова и не раскрою вам имени моей невесты.

— А если я прикажу?

— Я не смогу выполнить ваш приказ.

— А если я попрошу?

— Я буду вынужден ответить отказом.

— К чему все это упрямство? — спросила дама сквозь зубы.

— Меня останавливает страх, что этой бедной девушке будет грозить опасность.

— Вы правы, — сказала графиня, едва сдерживая гнев. — Соперниц здесь убивают.

— Синьора! — воскликнул граф удивленно. — Я христианин, и поэтому вы никогда не смогли бы полюбить меня.

— Вы так думаете?

— Коран это запрещает.

Ироническая усмешка скривила губы женщины.

Она подошла к барону и положила руки ему на плечи:

— Вы не знаете женщин Алжира. Клянусь вам, я распоряжусь жизнью этой христианки, если вы мне ее назовете. А! Вы осмелились отвергнуть Амину! Берегись, христианин! Алжир тебе отомстит.

Она взяла серебряный молоток и ударила по металлическому диску, висевшему возле двери, под венецианским зеркалом.

Бронза еще гудела, когда два негра вошли в зал.

— Хватайте этого раба-христианина! — сказала она властно. — Отведите его в башню к его товарищу.

— Синьора, — сказал барон, — я дворянин, а не раб.

— Повинуйтесь! — приказала дама, видя, что негры колеблются.

Потом, устремив на юношу взгляд, исполненный ненависти, добавила:

— Вы запомните Амину!

Затем, охваченная приступом ярости, она схватила хрустальную вазочку и швырнула ее на пол, говоря:

— Вот что я сделаю с христианкой, когда она попадет в мои руки, а Кулькелуби поможет мне ее найти!

Глава XX

Месть Амины

Через пять минут барон и Железная Башка оказались вдали от роскоши чудесных залов в мрачном, сыром подземелье под пятиугольной башней. Вместо венецианских люстр, пылавших яркими огнями, у них был светильник, который едва освещал подвал, напоминавший ужасные матамуры — ямы глубиной четыре-пять метров, где содержали христианских пленников в тюрьмах Сале и Триполи, славившихся особенно тяжелыми условиями.

Бедного каталонца схватили, когда он отдыхал после обильного и изысканного ужина, поданного ему в том же зале, где они отведали гашиш. Ему ничего не объяснили, а просто унесли, когда он был готов погрузиться в сон, и бросили в темницу, где уже находился барон ди Сант-Эльмо.

Изменение в их положении произошло так быстро, что бедолага сначала подумал, что ему опять подмешали гашиш в еду. Он несколько раз ущипнул себя, чтобы убедиться, что это не сон и что он бодрствует.

— Господин барон! — воскликнул он, озираясь вокруг, совершенно растерянный. — Почему нас бросили сюда? Где мы? Объясните мне, а то мне кажется, что либо я пьян, либо та проклятая сладость повредила мой рассудок. Мы же не можем находиться в подвале. Наверное, я съел еще немного той сладости.

— Нет, ты не пьян, — ответил барон, — и ты не спишь. Мы оба бодрствуем, и все, что ты видишь, происходит на самом деле.

— Клянусь святым Исидором! Наверное, эти негры спятили, раз бросили нас в эту крысиную нору? Я пожалуюсь их хозяйке, она прибьет их, как собак. Если бы дама знала об этом!

— Нас бросили сюда по ее приказу, бедный мой Железная Башка.

— Она пожалела, что спасла нас?

— Да, как мне кажется.

— Вы ее видели?

— Я с ней ужинал.

— Я так и подумал, господин барон. Должно быть, ужин кончился очень плохо, раз вас отправили отдохнуть сюда, господин барон.

— Так плохо, что я опасаюсь за жизнь графини ди Сантафьора.

— Тысяча пушек! — воскликнул каталонец испуганно. — Эта прекрасная дама, она что, пантера? Я бы никогда не подумал.

— И может быть, она опаснее Зулейка, — сказал дворянин с отчаянным жестом. — Зулейк, по крайней мере, хочет ее защитить, а мавританка будет счастлива убить ее.

— Господин барон, — сказал Железная Башка, — наверное, эта дама безумно влюбилась в вас? Черт возьми! Она так богата и так красива, что любой будет готов взять ее в жены!

— Глупец! — вскричал барон.

— Простите, синьор, — сказал Железная Башка. — Я как-то забыл, что вы помолвлены с графиней. Черт! Влюбленная мавританка, должно быть, ужасна! Жаль, что она не положила глаз на меня. — (Молодой человек, несмотря на одолевавшую его печаль, не смог сдержать улыбки.) — Я бы стал знатным мавром, — продолжал каталонец, — у меня были бы миллионы, я владел бы замками и заколдованными дворцами. Но судьба никогда не улыбается бедному Железной Башке. А теперь что с нами будет? Эта фурия оставит нас гнить в этом подземелье? Это будет невесело, синьор.

— Я не знаю, что она с нами сделает. У меня не остается никакой надежды на то, что я смогу хоть когда-нибудь спасти графиню ди Сантафьора.

— А Нормандец? Вы забыли о нем?

— Наверное, он убит.

— А мираб?

— Да, старый тамплиер, — сказал барон, как будто говорил сам с собой, — если бы хоть он мог спасти ее и вырвать из рук бея.

— Из рук бея, говорите? Вы, наверное, хотели сказать — Зулейка?

— Нет, кажется, ее уже отобрали в гарем главы государства, — ответил дворянин глухо. — Бедная Ида! Какая печальная судьба ждет тебя в проклятом Алжире.

— Скажите мне, синьор барон, вы