История Византийских императоров. От Льва III Исавра до Михаила III - Алексей Михайлович Величко

вверенного нам свыше, служат неуклонная и непоколебимая вера в Бога, на которой Христос, Бог наш, и создал Церковь в жилище Себе и, как Царь всех, утвердил престол нашего царства и вручил нам скипетр самодержавия. На этом камне, на котором нам повелено стоять твердо, мы утвердили столпы рассуждения и повелеваем твердо держаться за него своим подданным, чтобы кто-нибудь не упал в пропасть нечестия».

Далее царь объясняет причины, по которым он повелел собраться Вселенскому Собору, и они вполне традиционны: «Мы, подражая издревле благочестиво и соименно царствовавшим, будучи сожигаемы ревностью о правой и непорочной вере и считая делом первой важности, чтобы в наше царствование святые Божии церкви находились в мире, сочли весьма неуместным долее нарушение мира церковного. И потому созвали сей VI Священный и Вселенский Собор, равночестный бывшим прежде него пяти Вселенским Соборам»[611].

Это было сделать очень непросто: как пишет царь, мешали внешние враги и внутренние неурядицы. Но «мы так ратуем за веру, заняты благочестием, так озабочены состоянием дел церковных, что, будучи осаждаемы военными заботами, отвлекаемы военными предприятиями, не отложили созвание сего всечестного Собора, чтобы по уничтожении разногласия церквей устроился союз мира»[612].

Как следует из «Деяний Соборов» и посланий императора, царь Константин IV не просто наблюдал за дисциплиной в зале, но и принимал активное участие в рассмотрении дела по существу — об этом он прямо пишет Римскому папе Льву II[613]. Поэтому император с полным основанием говорит в своем эдикте: «Стоя на высокой горе царства, возвещаем и благовествуем всенародный праздник церковного мира»[614].

Даже император Юстиниан II, личность которого оценивается неоднозначно, заслужил самых высших эпитетов от Отцов Трулльского Собора. «Христос не оставляет нас без помощи, — пишут они, — воздвигая в каждом поколении людей, противоборствующих диаволу оружием благочестия на поприще сей жизни и ведущих против него войну. Которые, извлекши меч Духа, Который есть Слово Божие, и таким образом схватившись с лукавым, разрушили тиранию его над нами, стали пастухами стад, показывают народам пути Господни, дабы они по незнанию лучшего не зашли на стремнины и не упали в пропасть».

И другой отрывок в адрес царя: «Когда мы беспечно проводили свою жизнь и покоились в умственном сне, Христос, Бог наш, Кормчий сего великого корабля настоящего мира, восстановил в твоем лице мудрого нашего правителя, благочестивого императора, предстоятеля на суде, решающего дела по сущей правде, сохраняющего истину в века, делающего осуждение и оправдание посреди земли и шествующего непорочным путем. Которого, выносивши во чреве и повивши, хорошо выкормивши и одевши добродетелями, исполнивши Божественного Духа, Премудрость сделала глазом Вселенной, ясно просвещающим подданных чистотой и блеском ума. Которому Она поручила Свою Церковь и научила днем и ночью заботиться о ее законе к усовершению и назиданию подручных народов. Который жаром любви к Богу превосходя ревнителя Финееса и умертвивши грех силой благочестия и благоразумия, захотел и паству освободить от зла и заразы. Ибо тому, кто принял по мановению свыше управление родом человеческим, прилично было не только иметь в виду касающееся его самого, — то, как бы у него собственная жизнь получала доброе направление, — но и спасать всякого подначального от волнения и наводнения грехопадений, от ветров лукавства, отовсюду нападающих и возмущающих тело нашей низменности»[615].

Да что там восточные епископы — сам Римский епископ славословит императоров, как защитников Церкви и благочестия, легко уступая им пальму первенства в церковном управлении. Папа Лев II (682–683) далек от мыслей, некогда завещанных Римским епископом Геласием (492–496) своим преемникам, и излагает собственные суждения вполне в духе «симфонии властей». «Соборным решением и голосом императорского эдикта, как обоюдоострым мечом духа, уничтожено вместе с древними ересями и заблуждение нового безобразия и низвергнуты виновники лжи вместе со своим богохульством»[616].

Ему вторит другой Римский епископ — Агафон (678–681). «Ваша императорская власть и снисхождение по Боге, — пишет он императору Константину IV, — через Которого цари царствуют, Который есть Царь царей и Господь господей, печется и старается тщательно исследовать истину неповрежденной веры, как она предана от апостолов и апостольских отцов, и имеет сильнейшее желание видеть во всех церквах сохранение истинного предания. Пусть ваше поставленное от Бога величество внимательно рассмотрит оком внутреннего рассуждения, которое удостоилось при свете благодати Божией прозирать нужды христианских народов: кому из этих учителей должен следовать христианский народ, которого из них учения принять, чтобы получить спасение, когда они всех и друг друга взаимно предают осуждению, как это видно из различных и непостоянных определений в их писаниях».

«Несправедливо, — продолжает он, — чтобы виновные приносили вред невинным, или чтобы нечистые лишали иных удовольствия... Мы уверены, что совершение этого дела Всемогущий Бог предоставил счастливым обстоятельствам вашей кротости, дабы, заступая на земле место и ревность самого Господа нашего Иисуса Христа, удостоившего венчать вашу власть, вы произнесли справедливый суд за евангельскую и апостольскую истину. Искупитель и Спаситель человеческого рода, потерпевший оскорбление и доселе подвергающийся ему, внушил власти вашего мужества подвергнуть исследованию дело Его веры и отмстить, при Его помощи, оскорбление Искупителя и Со-царя, сделанное Ему презрителями Его веры, великодушно исполняя с императорским милосердием то пророчество, которое изрек к Богу царь и пророк Давид»[617].

Более того, апостолик считает величайшей радостью, что император исследует вопросы веры. «Предвидится надежда на получение всяких благ, — пишет он царю, — в виду того, что ваше императорское величество с верою исследует и с живостью желает обнять истинное исповедание Того, которым оно венчано и поставлено над людьми для спасительного ими управления, исповедание Ему приятнее всех даров»[618].

Конечно, ни о каком ином способе установления всеобщего вероисповедания, кроме императорского закона, в те времена даже не помышляли. Так, изложив свое вероисповедание, папа Агафон далее заканчивает: «Умоляем покорно вашу боговенчанную власть благосклонно повелевать, чтобы это именно исповедание проповедовалось всеми и у всех получило силу»[619].

Не стали исключением и императоры-иконоборцы. Приведем в качестве примера новеллу императора Льва IV, проникнутую духом христианской ответственности царя за судьбу Кафолической Церкви и Римской империи. «Всегда имея всякую заботу о том, — пишет он, — чтобы по воле свыше вверенное нам Римское государство, правильно совершающее служение Пребожественной и Блаженной Троице и живущее согласно с божественными Ее заповедями, мирно и безмятежно пребывало в благоустройстве, мы, отвергнув всякую беспечность в жизни, охотно предпочли постоянно бодрствовать в заботах и приняли на себя и ночью, и днем всякий труд, склонившись в этом