Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности - Генрих Вениаминович Сапгир

морю

барашки.

Кличут Лебеди:

– Гляди,

что чернеет впереди?

– Туча грозная вдали! —

отвечают Журавли.

Крылья хлопают,

как флаги.

Чертят молнии

зигзаги.

И несется Буревестник —

неизбежной бури

вестник.

Закричал тревожно Гусь:

– Урагана я боюсь! —

Окликает Аист тихо:

– Аистиха, Аистиха,

ах, накроет нас волной,

не увидим край родной!

– Не вернуться ли назад? —

Утки глупые кричат.

Но зовут их Альбатросы —

крючконосые матросы:

– Все наверх!

– Аврал!

– Вперед!

– Курс на солнце!

– Полный ход!

Море воет и грохочет.

Разрывая тучу в клочья,

вверх пошел

большой Журавль,

будто парусный корабль.

И за ним во мглу густую

стая ринулась вслепую…

Снова – солнце!

Прочь усталость!

Позади гроза осталась.

Кличут Лебеди:

– Гляди,

что синеет впереди?

– Виден край большой земли! —

затрубили Журавли.

И промолвил Аист тихо:

– Аистиха, аистиха,

не накрыло нас волной,

мы увидим край родной,

мы совьем гнездо на крыше…

Птичья стая выше, выше!

А вдали уже видны

берега родной страны:

виноградники и горы,

новый порт

и старый город.

Кто-то машет из окна.

– Здравствуй, Ро-ди-на!

ДЯДЯ УС

1

В доме тихо.

Ночь настала.

В темной комнате

лежу.

Я зарылся

в одеяло

и от страха

весь дрожу.

Каждый шкаф

и каждый угол

превратились

в страшных пугал.

Где с утра

стоял комод,

появился

бегемот.

И удав

сползает с кресел,

где рубашку

я повесил.

Мой рисунок

на стене…

Уж не чудится ли мне?

Он в тельняшке,

круглолицый,

и усы —

на полстраницы:

левый ус

закручен браво

и торчит,

как пика, правый.

Вот усы зашевелились…

Дядя Ус

из рамки вылез

и сказал:

– Ну что дрожишь?

Ты ж не заяц

и не мышь.

Отвечаю я дрожа:

– Это просто ночь свежа…

Тут в коробке

деревянной

гром раздался

барабанный.

И оттуда

вышли строем

с барабанным

громким боем

девять маленьких

солдат.

Все усатые

подряд.

А десятый —

бородатый.

Обойдя вокруг коробки,

все сказали, как один:

– Нам такой не нужен робкий

командир!

Марш- марш из дому

к кому-нибудь другому!

Я шепчу:

– Уйдет отряд!

Как вернуть

его назад?

2

Мы идем по косогору.

Где же дом, квартира, город?

Смутно думаю:

«А ну,

сам себя я ущипну!»

Говорю себе:

– Не трусь,

в крайнем случае проснусь.

Месяц всходит на востоке.

Углубились мы в лесок.

Вдруг овраг

большой,

глубокий

нам дорогу

пересек.

Дядя Ус взмахнул усами

и поднялся над кустами,

как орел, перелетел!

Я бы тоже так хотел.

Я кричу:

– Мой добрый Ус,

как же я переберусь?

Он ответил:

– Очень просто,

если, братец,

ты не трус. —

И с обрыва

вместо моста

перекинул

длинный ус.

Вспомнил я канатоходца,

вот и сделал первый шаг.

Сердце бьется,

бьется.

бьется!

Снизу – бездна,

синий мрак.

Во-он костлявая

рука

тянется

издалека…

Пальцами

цеплючими

дергает

за брючину!

Оскользаюсь,

как на льду,

страх пугаюсь,

но иду…

3

Мы спускаемся к реке,

видим: лодка в тростнике.

Смотрит жаба

из тумана…

Просыпаться

все же рано.

Стронуть лодку

Тяжело.

– Налегай, брат,

на весло!

По теченью

плыть нетрудно.

Из воды

на наше судно

лезут водоросли,

раки.

Чудище

из-под коряги

зацепилось

за корму,

лодку валит,

зубы скалит,

видно, весело ему.

Водяной

вскипел,

как башня,

И кричит:

– Что? Страшно?

Страшно? —

Оттолкнул его

веслом,

вглубь ушел

усатый сом.

Я немного беспокоюсь:

почернело все кругом

и вдали, как бронепоезд,

прокатился

гулкий

гром.

Сильный ветер

тут поднялся.

Закружило!

Понесло!

Я сначала

растерялся,

в воду выронил

весло.

Все упорней ветер дует.

Дядя Ус и в ус не дует.

Он усы свои расправил,

злому ветру их подставил,

и усы большие сами

развернулись парусами.

Под усами —

парусами

мы несемся

над волнами.

Слышу голос громовой:

– Правь на берег,

рулевой!

4

Наконец-то мы на суше…

Дядя Ус и то устал.

У костра усы он сушит,

их развесил по кустам.

Темный лес кругом,

орешник…

Заблудились мы, конечно.

Сучья нас пугают, иглы…

Огоньки в кустах горят…

Это крокодилотигры

Подобраться норовят!

Захотелось сразу – к маме!

И все ближе

шастая,

вырастает перед нами

чья-то пасть