Московское метро: от первых планов до великой стройки сталинизма (1897-1935) - Дитмар Нойтатц

Если в 1933 г. корреспонденции «Ударника Метростроя» в значительной мере основывались на жалобах рабочих по поводу плохих условий жизни, а также на критике партийных функционеров и прочих членов партии в ходе партчистки, то в 1934 г. характер газеты изменился: жалобы и критические письма рабочих публиковались, как и прежде, но теперь они почти не касались партийных секретарей, а был направлены по преимуществу против администрации («аппарата» в целом или отдельных инженеров), а также нерадивых рабочих. Критика со стороны рабочих, которую использовали в ходе чистки в целях повышения партийной дисциплины, не была нужна в прежней форме, поскольку теперь партия укрепила свои базовые организации. Авторитет партийных секретарей теперь следовало оберегать от публичных нападок. Газета была нацелена отныне на оказание давления на рабочих и администрацию. Критика, которую газета стала допускать, была критикой в духе хозяина стройки: работа идет слишком медленно и плохо организована, качество строительства невысокое, расходы завышены, снабжение стройматериалами не обеспечено и т. д. Взгляд «снизу» с этого момента стал маргинальным и не определял содержание газеты[248].

В 1933 г. не было ни одного номера «Ударника Метростроя», в котором не предавались бы осуждению «бюрократ», «враг народа», «дезорганизатор», «вредитель» или вор. Это касалось прежде всего тех сфер жизни, которые вызывали наибольшее недовольство рабочих: столовых, жилых помещений, кооперативных магазинов и материального снабжения. В 1934 г. такого рода корреспонденции прекратились. Акцент был перенесен на борьбу за темпы и качество.

На первой странице каждого номера «Ударника Метростроя» стали публиковаться таблицы о плановых обязательствах и фактическом выполнении заданий всеми шахтами и дистанциями за последние сутки, с учетом месячного плана выемки грунта и укладки бетона. В мае-июне 1934 г. к ним добавились ежедневные сообщения о низком качестве строительства и мерах по устранению недостатков[249].

Многотиражки на шахтах и дистанциях также обрушивались на узкие места в производстве. Начальников шахт и дистанций, а также инженеров клеймили позором, если под их руководством не выполнялся план или строительство велось с низким качеством. Газеты не ограничивались публикацией материалов, но требовали реальных мер: инженеров смещали, увольняли, отдавали под суд или по крайней мере объявляли выговор. Редакции газет совместно с комсомолом устраивали рейды «легкой кавалерии» для проверки того, как администрация реализует решения Московского комитета партии и Моссовета. В том случае, когда руководство стройки оправдывало плохую работу объективными причинами, такими как недостаток рабочей силы, редакция командировала в бригады своего «рабочего корреспондента» (рабкор), вооруженного секундомером, чтобы проследить за использованием рабочего времени и зафиксировать частые простои вследствие плохой организации труда. Рабкоры не оставляли в покое руководство стройки и профком, пока те не принимали соответствующие меры. Редакции брали с начальников подписку об устранении недостатков к определенному сроку. Если они затягивали с принятием мер или ответом на такие письма, имена ответственных лиц печатались в газетах. Редактор одной многотиражки весьма высоко оценивал эффективность этих мероприятий. В результате публикации в его газете было устранено от 80 до 90% отмеченных недостатков{2098}.

Поскольку газеты могли предать гласности недостаток в лучшем случае с опозданием на день, бригады прессы[250]искали другие возможности для скорого и «оперативного», по выражению тех лет, реагирования на проблему. Одним из таких способов стали «окна метро»: большие плакаты размером 2 на 3 м с крупной карикатурой, которые вывешивались на стройплощадке таким образом, что их можно было видеть и с улицы, и, так сказать, позволяли заглянуть на стройку. Эти плакаты сильно действовали на виновных в неполадках и вынуждали их принять необходимые меры. Если желаемый результат не заставлял себя ждать, плакаты снимали. На 8-й дистанции с помощью «окон метро» ускорили бетонные работы, на 4-й дистанции плакаты дали толчок атаке «легкой кавалерии» на склад материалов, к которой впоследствии подключилась государственная прокуратура{2099}. Если внутрипроизводственные акции не оказывали нужного действия, плакаты с карикатурами развешивались и на домах, где жили инженеры и прочие ответственные лица. Последний способ применяли в первую очередь против систематически опаздывавших на работу{2100}.

Другой формой быстрого реагирования служили «молнии»: листовки, которые по недостатку времени не печатали, а писали от руки, прикрепляли на двери адресата или копировали в нескольких экземплярах, развешивая в шахте и распределяя по бригадам. Особый эффект давали молнии, снабженные карикатурой и повешенные так, чтобы их тоже можно было видеть с улицы{2101}. «Молнии» звучали, например, следующим образом:

«Бьем тревогу. Гостев срывает монтаж лестницы на 16 вентиляционной шахте. 1 марта первый завод Метростроя (отв. за монтаж тов. Гостев) должен был приступить к монтажу лестницы в стволе вентилятора. Сегодня 3 марта, Гостев к монтажу не приступил. Позор срывщикам графика. Редакция газеты “Вентилятор”»{2102}.[251]

«Тов. Быковский, вы обязаны были поставить насос к [такому-то] числу. Не поставили. Почему?»{2103}

«Молнии» применяли не только редакторы газет, но и коммунисты и комсомольцы, работавшие на стройке. Когда инженер 4-й дистанции заявил, что работа не может быть выполнена к назначенному сроку, рабочие тотчас взяли лист фанеры и написали на нем «молнию» о том, что инженер является «правым оппортунистом», не желает выполнять свое задание и т. д. Такие «молнии» и плакаты развешивались на каждом углу{2104}. Если начальник шахты или участка плохо распределил работу, на своей двери он обнаруживал плакат, как Абакумов, когда на шахте 9 бис из-за недостатка электроэнергии остановилась работа{2105}. Плакаты и молнии, равно как и стенгазеты, которые имелись на каждом строительном объекте, часто даже в отдельных бригадах, давали несомненный эффект. Каждый стремился избежать упоминания своего имени в негативном контексте{2106}.

Б) Реализация власти внутри партийной или комсомольской организации

Отнюдь не все члены партии и комсомола были «энтузиастами». Многих, в том числе и тех, кто был назначен или выбран групоргами, следовало сначала воспитать и дисциплинировать в организации. С консолидацией низовых организаций, прошедшей на большинстве шахт и дистанций в первые месяцы 1934 г., партийные и комсомольские секретари фактически получили возможность руководить своими людьми и влиять на них.

Наиболее распространенной формой реализации власти в партийной или комсомольской группе (ячейке) являлось проведение собраний. Если их вели нормальные люди, эти собрания могли действовать стимулирующим и даже вдохновляющим образом{2107}. Им придавалась важная дисциплинирующая функция. Секретари партийных и комсомольских организаций всех уровней и групорги охотно использовали собрания, чтобы обратить внимание товарищей, каким-то негативным образом проявивших себя, на их персональные ошибки и дать повод коллегам для критических высказываний. Если таким способом и не могли изменить поведение одного члена организации, то во всяком случае для других разбор на собрании становился мерой устрашения.

На первой партконференции Метростроя, состоявшейся в январе 1934 г., лидер партийной организации Матусов осведомился, присутствуют ли на собрании определенные члены партии, исполняющие ведущие функции в управлении Метростроя, и после этого в жесткой форме публично отчитал их за ошибки{2108}. Аналогично протекали собрания на шахтах и дистанциях:

«Большим подспорьем и зарядкой для нашей работы являлись общепартийные собрания. На этих партсобраниях всегда обсуждались вопросы авангардной роли коммунистов на производстве. Например, если механик Бутюгин плохо наладил работу механизмов, то на партсобрании выступают коммунисты, говорят об этом, и это заставляет Бутюгина подтянуться в работе. Были случаи, когда отдельные коммунисты начинали сдавать в работе, но достаточно было поговорить об этом на собрании, чтобы они справлялись. […] Мы старались, чтобы каждое партсобрание идейно обогащало коммунистов»{2109}.

Если смена или бригада не выполняла план, членов партии или даже всю партгруппу вызывали в партбюро и строго спрашивали, почему они сами плохо работали и не позаботились о том, чтобы беспартийные рабочие лучше выполняли задание{2110}. Некоторые групорги ежедневно после работы собирали рабочих своей группы, чтобы узнать, как работали коммунисты, и проверить, выполнили ли они свои обязательства. Одновременно обсуждался и план на следующий рабочий день{2111}.