Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой - Бенгт Янгфельдт

По словам Рихтера, обращение в тюрьме “само по себе было неплохим”, им разрешали гулять по прогулочному дворику ежедневно в течение 20 минут и мыться раз в десять дней. Время занимали игрой в шахматы и домино и “длинными разговорами, похожими на доклады”. Валленберг рассказывал о Швеции и шведской истории, а Рихтер – о Румынии (надо думать, умолчав о собственной роли). Шойер, бывший военнопленным в России еще в годы Первой мировой войны, помогал Раулю освежить его познания в русском языке, которым тот не занимался со времен гимназии. Рауль брал и книги на русском языке в тюремной библиотеке – других там не было.

Валленберг и Рихтер просидели в одной камере три недели, до 1 марта, когда немца перевели в другую. Больше они никогда не виделись[87].

Вильмоша Лангфелдера на Лубянке поместили в камеру № 123, где он оказался вместе с бывшим советником германской миссии в Бухаресте Вилли Ределем и токарем Яном Лойдой. Лойда был чехом, который перебрался в Германию и стал немецким гражданином, он служил переводчиком в службе радиоперехвата. По мнению Лойды, Лангфелдер был убежден, что его и Валленберга арестовали по ошибке и скоро им дадут возможность начать переговоры с советскими властями. Поведение Лангфелдера было “в высшей степени утонченным и корректным”, так что у Лойды осталось впечатление, что и он дипломат. По воспоминаниям Лойды, у Лангфелдера с собой был большой дорожный нессесер с иголками, нитками и прочим – тем, что обычно отбирали[88]. В первый раз Лангфелдера допрашивали ночью 9 февраля, через день после Валленберга. Судя по всему, протокол этого допроса тоже не сохранился.

Восемнадцатого марта, после шести недель в камере № 123, Лангфелдера перевели с Лубянки в Лефортово, где он три дня провел в одиночке, а затем был помещен в камеру № 105. Его место на Лубянке занял Валленберг. Ян Лойда вспоминал, что Валленберг характеризовал свой арест как “необъяснимую ошибку” и что он, подобно Лангфелдеру, был убежден, что все “выяснится, и запланированные переговоры смогут начаться”. Валленберг был человеком “очень милым, любезным и всегда готовым помочь”. Он каждый день занимался гимнастикой и любил петь шведские народные песни. В отличие от Рихтера, утверждавшего, что он давал Валленбергу сигареты, Лойда рассказал, что тот не курил. Еще Валленберг работал над эскизом памятника в честь победы Красной армии (!). Кроме того, Лойда – точно так же, как и Шойер, – учил Рауля русскому языку, а тот в ответ давал уроки английского. Лойда впоследствии вспоминал, как записывал английские слова обугленным кончиком спички на бумажке, которую потом приклеил под табуреткой с помощью клейстера, сделанного из хлеба.

За два месяца, которые он сидел вместе с Валленбергом, Лойду допрашивали всего один раз. Допрос касался его деятельности, но когда следователь спросил о его сокамерниках, всплыло имя Валленберга. Когда Лойда ответил: “Немецкий дипломат Редель и шведский дипломат Валленберг”, – ведущий допрос возразил: “Валленберг не дипломат, а швед, помогавший богатым евреям в Венгрии”[89]. Лойда потом пересказал Валленбергу эти слова, чтобы “тот лучше понимал свое положение по отношению к советским властям”. Однако он не запомнил, как отреагировал Валленберг.

За время, которое Валленберг провел вместе с Ределем и Лойдой, его вызывали на допрос всего один раз, 28 апреля. На этот раз допрос проходил в дневное время, с 15:35 до 17:00. Допрос вел Кузьмишин – тот самый, который допрашивал Лангфелдера 9 февраля. По сведениям Лойды, во время допроса Валленберг сказал, что “у русских нет никаких причин держать его в заключении”, поскольку он “работал на пользу русских в Будапеште”. Однако Кузьмишин не хотел этому верить. Он утверждал, что Валленберг – “богатый шведский капиталист, и что бы такой человек мог делать для русских?”.

Интересно, что Валленберга в течение четырех месяцев, которые он просидел на Лубянке, вызывали на допрос только два раза, в то время как, например, Рихтера за тот же период допрашивали не менее 21 раза, иногда по три раза в день[90].

Советский отвлекающий маневр

За пределами Лубянки – и Кремля – о том, где находится Рауль Валленберг, по-прежнему не знал никто – ни шведский МИД, ни его семья. МИД располагал лишь сообщением Деканозова от 16 января о том, что Валленберг взят под советскую охрану. Через месяц, 17 февраля, МИД обязал Стаффана Сёдерблума в Москве выразить комиссариату иностранных дел свою обеспокоенность судьбой будапештской миссии. Его попросили также передать письмо для Валленберга. В письме говорилось: “Примите искреннюю признательность МИДа. Ваша семья шлет Вам самые сердечные приветствия. Все необходимые инструкции будут даны, как только найдется посланник Даниэльсон”. Само собой, письмо так и не было передано Валленбергу.

О том, что Валленберга, судя по всему, уже нет в Будапеште, МИД узнал 2 марта, когда до министерства дошли две телеграммы шведского посланника в Румынии Патрика Ройтерсвэрда. Первая была датирована 28 февраля и сообщала, что члены будапештской миссии, за исключением Валленберга, находятся в помещении нунциатуры. (Сведения о нунциатуре были неточны, но самым важным было сообщение, что персонал миссии в безопасности, к тому же нунциатура находилась в соседнем здании с дворцом Эстерхази.) Во второй телеграмме Ройтерсвэрд пересылал информацию, согласно которой “Валленберг 17 января в Пеште намеревался выехать на машине в неизвестном направлении”.

В обстановке царившего хаоса, конечно, нельзя было исключить, что Валленберга – как предположил Лангле – уже нет в живых, что его убили или он погиб каким-то иным образом. Эту идею обнародовала 8 марта находившаяся под контролем советских властей венгерская радиостанция “Кошут”: “Одной из главных фигур в деятельности Красного Креста [sic] в Будапеште… был Рауль Валленберг, бесследно исчезнувший 17 января. Все говорит о том, что он был убит агентами гестапо”. В передаче было сказано, что информация основывалась на сведениях, полученных от Валдемара Лангле в одном из его интервью этой радиостанции. Лангле действительно давал такое интервью, но нет подтверждений, что в нем он касался судьбы Валленберга.

Это сообщение по радио, судя по всему, являлось ложным следом, исходившим из Москвы с целью заставить Швецию перестать задавать вопросы о Валленберге. Старания оказались напрасными. Неделю спустя МИД дал распоряжение Сёдерблуму в свете “противоречивых слухов касательно членов будапештской миссии”, распространяющихся в Стокгольме, “энергично потребовать ответ на вопрос, где находятся Даниэльсон, Ангер и Валленберг”.