Кемаль Ататюрк - Александр Жевахов

Несмотря на свои пятьдесят пять лет, Ататюрк тоже вел себя как юноша, ищущий наслаждений. «Он снова кутит», — отмечал Курзон в сентябре 1937 года. Во время одного из праздничных вечеров, в котором участвовали балканские танцоры, он «вскочил и стал танцевать вместе с болгарами и югославами. Затем он приказал своему министру юстиции станцевать одному перед двумя тысячами веселых зрителей». Несколько озадаченный, Курзон понял, что толпа привыкла к подобным выходкам Ататюрка, чья популярность была неоспорима. Напрасно Курзон не задавался вопросом: что же толкало гази на подобные выходки?

Огромная заслуга политики гази состояла в том, что жизнь в Турции нормализовалась и достигла определенного равновесия. А сам Ататюрк, казалось, всё ищет чего-то, чем его обделила жизнь. Фалих Рыфкы Атай писал, что почувствовал «первые проявления неудовлетворенности Ататюрка» в 1933 году: в то время как все готовились к празднованию десятой годовщины республики, Ататюрк якобы признался ему: «А я не испытываю ничего». И какие чувства заставили Ататюрка так заинтересоваться маленькой Юлькю, родившейся в 1933 году у домработницы, которую приютила его мать Зюбейде? Эта маленькая девочка олицетворяла для него надежду, чистоту, невинность и радость семейного счастья: не этого ли искал Ататюрк? И еще у него было заветное желание: вернуть Турции Хатай и Александретту.

4 января 1936 года Ататюрк пишет своей приемной дочери Афет в Женеву: «Последнее время меня очень беспокоит проблема Хатая[67]». Гази действительно одержим проблемой возвращения Хатая Турции. В этой области большинство населения составляли мусульмане. Хатай, оказавшийся под французским мандатом, был вынужденной уступкой Франции. Как заявил в сенате премьер-министр Бриан, «залив Александретты очень важен для будущего Франции». Французы надеялись, что введенный в этом регионе по соглашению с Анкарой специальный административный режим несколько успокоит турок.

Но нужно было плохо знать турок, чтобы думать, что они будут удовлетворены специальным режимом, позволяющим их братьям в Хатае говорить на турецком языке и иметь в административных органах турецких чиновников. Напротив, эти привилегии только разжигали желание турок требовать большего — присоединения Хатая к Турции, что, как сказал Исмет Инёню в 1935 году, было «справедливым и нормальным, не более».

Кемаль испытывал особые чувства к Искендеруну. Ведь именно там в конце октября 1918 года он узнал о перемирии, заключенном в Мудросе, а уже после этого англичане оккупировали Искендерун. Каждый раз, посещая Адану, Кемаль обещал «освобождение» Хатая. «То, что принадлежало Турции в течение веков, не может оставаться в руках врагов. Настал момент, вы будете освобождены», — утверждал он в 1923 году.

Когда же регион Искендеруна оказался под французским мандатом на Сирию, Кемаль заявил французскому послу: «Ах! Если бы какая-нибудь другая нация оказалась на вашем месте, мы должны были бы защитить турецкое население Александретты и Антиоха. Мы отказались от этого только в пользу Франции».

Почему же он тогда заявил Афет о том, что намерен вернуть Александретту? Перестал ли он уважать французский мандат или «преследуемый идеей о том, что дни его сочтены», как писал французский военный атташе в феврале 1935 года, хотел испытать судьбу в последний раз? Однако Леон Блюм и Ивон Дельбо, его министр иностранных дел, вовсе не собирались осчастливить последние дни Кемаля. Народный фронт, придя к власти во Франции, тут же принял решение о превращении территорий, находящихся под мандатом, в независимые государства. С этого момента Ататюрк обрел свободу действий: настал момент потребовать возвращения Хатая Турции!

Но гази дорожил дружбой с французами. Тогда как турецкая пресса развернула яростную антифранцузскую кампанию на следующий день после франко-сирийского договора, а Февзи Чакмак был сторонником решительных силовых действий, Ататюрк пытается найти консенсус. 10 декабря 1936 года посол Франции и военный атташе появились в «Павильоне», кабаре в «Анкара Паласе». Едва они расположились, как к ним подошел адъютант гази и передал, что тот приглашает их к своему столу. С 11 вечера до 3 часов утра «под звуки оркестра и на фоне номеров, исполняемых танцорами», Ататюрк объяснял собеседникам, «что он необычайно ценит дружеские отношения с французами, что их необходимо поддерживать любой ценой и что дипломаты должны найти решение, чтобы передать Хатай Турции». Чтобы уточнить наиболее важные моменты, Ататюрк властным жестом руки остановил оркестр и танцоров.

Искренность Ататюрка произвела большое впечатление на французов. В конце вечера президент пригласил к столу еще трех молодых офицеров. Они поприветствовали его и поцеловали его руку. «Поцелуйте также руку моего лучшего друга, посла Франции», — приказал им Ататюрк. А после того как офицеры удалились, он произнес: «Я не хотел бы, чтобы эти офицеры когда-либо столкнулись с французскими солдатами». Полковник Курзон заключил: «Эта сцена была, несомненно, подготовлена заранее».

16 января 1937 года Ататюрк написал Афет Инан: «К переживаниям из-за Хатая примешивается печаль, вызванная смертью Конкера».

Вот уже пять дней, как не стало Нури Конкера. Ушли из жизни и другие друзья Кемаля, но Нури занимал особое место: обаятельный, человечный, друг детства, верный соратник, один из умнейших людей в окружении Кемаля, одним словом, совершенно незаменимый. Ататюрк не скрывал своей печали, а когда Салих Бозок, другой друг детства, оплакивал эту невосполнимую утрату, Кемаль заявил ему: «Ты оплакиваешь не Нури-бея, а самого себя, так как ты отождествляешь себя с ним».

Нури исчез навсегда. А 4 мая дипломаты наконец нашли решение проблемы Хатая. С согласия Лиги Наций Хатай объявлен демилитаризованной зоной, а Франция и Турция взяли на себя обязательство гарантировать целостность территории. «Мы попали в переплет», — вздохнул один французский дипломат.

Несмотря на этот успех, Ататюрк не чувствует себя счастливым. Смерть Нури Конкера унесла что-то важное из жизни этого человека, всё больше чувствующего свое одиночество. Ататюрк, живая легенда, не должен был больше ничего доказывать. Турция, его Турция, недавно включила «шесть стрел» в конституцию, а через несколько недель Пакт Саадавата, подписанный с Ираном и Афганистаном, положит начало региональному блоку, основой которого станет Анкара. Ататюрк всё чаще испытывает усталость и внезапные приступы озноба. Его беспокоит и нервирует сильный зуд. Врач-итальянец считает, что зуд вызывают блохи в Чанкая. «Вы — счастливый человек, у вас есть дом и заботливая жена. А я вынужден всю ночь сражаться с блохами!» — воскликнул тогда Ататюрк. Он не скрывает, насколько ему недостает любви и заботы. «Твой отец — счастливый человек, ведь у него пятеро детей», — признается он дочери Ахмета Агаоглу. Некоторые сожалеют о том, что он женился на Латифе, а не на обычной женщине, способной дать ему семейное счастье. Улыбок и шалостей маленькой Юлькю, отваги юной летчицы Сабихи Гекчен, красоты Небиле, другой приемной дочери, и даже друзей, всегда готовых к застолью, ему недостаточно.