Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

— Простите, ваша светлость, я и не мог себе представить…, - раздался сзади голос Кинтейла.

— В кофейне мы с вами не сидим потому, что нечего объявлять всему Вильямсбургу, что сэр Джеймс Маккензи, лорд Кинтейл, тут проездом, — сварливо сказал Джон. "У вас теперь лицо приметное, полковник, уж не сердитесь. Рассказывайте".

Джон слушал. Потом, прервав Кинтейла, он поморщился: "Какая чушь. Совершенно незачем отправлять на Синт-Эстасиус военную эскадру и оголять побережье. Опять же, нам не с руки пока ссориться со штатгальтером. Там всем заправляет один человек. Уберете его, и поставки оружия замедлятся, если не прекратятся вовсе".

— А что же вы его не убрали? — хмуро спросил Кинтейл, взяв какую-то палочку, строгая ее кинжалом.

— Я там был не для этого, — коротко ответил Джон. "Кстати, этого посланца патриотов все зовут Ягненком. Я помню, по донесениям, был какой-то шпион, вы его все ловили, и не могли поймать…"

— Так вот куда она сбежала…, - процедил Кинтейл. "Сучка, мерзавка, я ее вот этими руками повесить намеревался".

— Она? — удивился Джон. "На Синт-Эстасиусе я видел молодого человека. Изящный юноша, каштановые волосы, синие глаза. Серо-синие. Представляется господином Оливером. Настоящее его имя, я, к сожалению не узнал".

— Это девка, — Кинтейл сплюнул. "Уж поверьте мне".

— Я как-нибудь отличу юношу от девушки, — ехидно заметил Джон. "А ну говорите, что там у вас было".

— Господи, — Джонс слушал и глядел на реку, — они что тут, совсем все с ума сошли? Вовремя я приехал, ничего не скажешь.

— Полковник, — он повернулся и взглянул в голубые глаза Кинтейла, — вы что, до сих пор мучаетесь тем, что вашему предку, и моему родственнику, лорду Кеннету, его величество король Яков отрубил голову за излишнюю мягкотелость? Хотите доказать, что вы умеете убивать и насиловать? Вы это видели? — Джон порылся в сумке и вытащил на свет тонкую брошюру.

— Жизнь в оковах, — прочел Кинтейл. Он сцепил, зубы: "Это отвратительная ложь, она сама виновата…"

— Сама виновата в том, что хотела бежать из рабства, — сочно заметил Джон. "Вы хоть понимаете, что прочтя это, — он похлопал рукой по обложке, — любой здравомыслящий человек содрогнется от ужаса?"

— Он похож на того парня, — Кинтейл внезапно похолодел. "Господи, нет. Джон Холланд, граф Хантингтон, герцог Экзетер. Не может быть такого".

— А вашему предку король Чарльз отрубил голову за государственную измену, — ядовито сказал Кинтейл.

— Давайте не меряться казнями, — вздохнул Джон, — это дело долгое и непривлекательное. Расскажите мне, куда делась эта девушка, что называла себя Ягненком. И не лгите, — Джон сомкнул тонкие губы, — вы же дворянин, лорд Кинтейл.

Мужчина опустил голову: "Ей помог бежать мой рядовой, и сам вместе с ней — дезертировал. Его потом заочно приговорили к расстрелу, за убийство троих солдат".

Джон поймал в ладонь тающую снежинку и долго смотрел на нее. Над дальними горами лежала тусклая полоска зимнего заката.

— Как его звали? — спокойно спросил герцог.

— Клянусь честью, ваша светлость, я не знал…, - забормотал Кинтейл. "Я бы сразу отправил его домой, разумеется. Джон Холланд, ваша светлость, — почти неслышно добавил полковник.

Джон встал и поправил суму. "Моему сыну еще не было пятнадцати, — холодно сказал мужчина, — он прибавил себе лет, чтобы попасть в армию. Он приехал сюда, чтобы найти свою сестру, лорд Кинтейл. Спасибо за то, что вы показали ему, как должен воевать солдат его Величества". Джон застегнул куртку: "Я очень рад, что мой сын дезертировал, полковник. Незачем служить бесчестным целям. Всего хорошего".

— Погодите, — крикнул Кинтейл, побежав вслед за Джоном по узкой тропинке, — я не мог иначе…

Мужчина гневно обернулся: "Могли. Но не хотели. Какой мерой мерите, такой вам измерено будет, лорд Кинтейл. Всего хорошего, мне пора".

— Я должен вам рассказать о человеке, который поможет нам узнать планы патриотов, — умоляюще сказал Кинтейл. "Очень надежный юноша, вы не пожалеете, ваша светлость…"

Джон коротко вздохнул: "Ну!"

— Мэтью Бенджамин-Вулф, он студент, тут, в колледже Вильгельма и Марии, — зачастил Кинтейл, — его брат, по слухам, — адъютант Вашингтона. Простите, ваша светлость, я и вправду не думал, что Джон — ваш сын…

— А если бы он не был моим сыном? — устало спросил герцог. "Или вы думаете, что наша кровь краснее крови других людей? Все, — он поморщился, — езжайте к себе в Трентон, и чтобы я вас больше не видел".

Кинтейл, было, протянул руку. Джон, пожав плечами, развернувшись, пошел по грязной, в ямах, дороге к входу в таверну.

Внутри было шумно, темно, пахло вареной капустой и потом. Джон присел к стойке. Хозяин зорко поглядел на него: "Дружище, так не пойдет. Уходил ты веселый, а вернулся, — краше в гроб кладут. Что случилось?"

— Так, — Джон махнул рукой, — переночую, завтра еще по деревням поброжу, упряжь коням починю, и махну на север. Налей-ка мне этого вашего, кукурузного, полный стакан.

— Зря ты из Англии приехал, — заметил кабатчик, — в самую войну попал. А то оставайся. Тут, в Виргинии, хорошие мастера всегда нужны. Опять же, — хозяин подмигнул, — у нас тут весело. В субботу танцы будут. Ты же говорил, что вдовец. Может, познакомишься с кем-нибудь. А дети-то есть у тебя?

Джон выпил залпом стакан виски. Хмуро ответив: "Нет", он пошел к деревянной лестнице, что вела на чердак таверны.

Джон нагреб под бок соломы. Потушив свечу, глядя на бледную луну, что светила в прорехах туч, он приказал себе: "Не смей. Вернутся, оба, просто надо ждать".

Ему снилась Тео. Она лежала, привязанная к столбикам кровати, темные, тяжелые волосы разметались по шелковой простыне, смуглое тело отливало бронзой. Он наклонился. Увидев страх в больших глазах, Мэтью ласково улыбнулся.

— Я всегда тебя любил, — сказал он, чуть поглаживая ее грудь плетью, — всегда, милая. С тех пор, как мне было четыре года. Так не убегай от меня, все равно, — Мэтью раскурил сигару и, повертев ее в руках, показал девушке, — все равно, Тео, ты далеко не убежишь. Поставлю тебе клеймо, — он рассмеялся, и резко приложил сигару к нежному, гладкому бедру.

Девушка закричала, забилась, пытаясь вырваться, запахло горелым мясом. Мэтью услышал сзади одобрительный голос: "Хорошо, очень хорошо". Мужчина — изящный, с тронутыми сединой волосами, в шелковом халате, погладил его золотистые кудри. Он усмехнулся: "А ты сам, Матье, хочешь попробовать, что такое боль? Держу пари, тебе понравится". Мэтью взглянул в пристальные, серые глаза и, сам того не ожидая, — кивнул.

— Приснится же такое, — недовольно сказал Мэтью, открыв глаза, вглядываясь в ярко-голубое, утреннее небо за окном. Он приподнялся на локте, зевая. Взяв серебряную чашку с кофе, юноша крикнул: "Джимми!"