Дневник, 2004 год - Сергей Есин

Считаю своим крупным достижением роман «В.И. Ленин. Смерть титана». Это роман о Ленине, написанный с сочувствием к этому оплёванному сейчас, но самому крупному, с моей точки зрения, деятелю за весь XX век. Я горжусь, что сумел написать этот роман от первого лица, писатель знает, как трудно постоянно держать в напряжении материал.

Сейчас я тоже пишу роман, я думаю, что это будет самый интересный мой роман, он — о моей жене, которая много лет тяжело больна, о моей собаке, которая является связной между моей женой и миром, об мне и нескольких моих молодых историй. Это роман о Ломоносове, который учился в Марбурге, о Пастернаке, который тоже учился в Марбурге, роман о самом городе Марбурге, он так и называется — «Марбург». Что из этого получится — посмотрим, как говорится: «ноблес оближ» (положение обязывает).

18 июля, воскресенье. Утром, не поднимаясь с постели, долго читаю этюды. Очень много прилично пишущих детей, они уверенно оперируют привычными словосочетаниями и штампами, фантазируют так, как об этом прочитали. Но, к сожалению, у них не наросла еще душа. Поэтому много этюдов кислых, округлых, вполне читабельных, но, по сути, не ярких, не творческих. Замечательно точно и аргументированно ставят оценки Модестов и Антонов, который читает и за Гусева, и за Вишневскую. Есть несколько замечательных работ.

Опять читал на английском языке и сверял с параллельным русским текстом «Дневник неудачника». Подобное чтение помогает разобраться сразу в двух языках и в одном писателе. Вот что значит ничего не бояться и быть предельно искренним. Только так и можно заработать мировую славу.

Вечером по телевидению, уже в Москве, смотрел у Караулова страшную передачу о наших деятелях искусства: показали дачу Швыдкого в Архангельском и рассказали о мероприятиях по строительству и присвоению огромных участков на Куршской косе народным артистом Михаилом Державиным. Не дремлют наши кумиры. Много говорили и об особняках других «значительных» людей, расположенных на Клязьминском водохранилище, показали и летний дворец Аллы Пугачевой.

Продолжение интервью.

3. Советский писатель как социальное общественное явление. Положение современного писателя. Борьба союзов писателей. Роль государства, политика государства в области культуры

Когда маленьким мальчиком я твердо решил стать писателем, что мною руководило? Надо иметь в виду, что в то, сталинское, время писатель всегда был если не на виду, то на слуху. О нем говорили, писали газеты. Писатель был великой силой, надо отдать должное Сталину, великому знатоку литературы: он отчетливо понимал, что такое остаток в сознании человека от каждой прочитанной книги, понимал, как действует книга на мышление человека. Было известно, что писатель живет несколько по-иному, это было известно не только у нас, но и за рубежом. Когда Борис Пастернак отказался от Нобелевской премии, то, по слухам, существовало письмо шведского короля, просившего оставить за Пастернаком его «поместье» (ну, его достаток). Но дело не в материальном благополучии писателя, это в конечном итоге — миф. Дело в том воображаемом мире, который каждый писатель проецирует на своего читателя. В этом смысле писатель сейчас несколько иной, у него, может быть, больше духовных возможностей, но у него меньше возможностей донести до читательской аудитории свои идеи и свои образы. В этом отношении время так переменилось, как никогда, и взамен идеологической цензуры пришла такая могучая и несокрушимая цензура экономическая, а также цензура вкусов высших эшелонов власти, что она оказалась суровее цензуры прежней.

Много говорят о том, должно ли государство помогать культуре, каковы аспекты этой помощи, в конце концов, казалось бы, могут помогать и олигархи, и крупные банки, и соответствующие фонды. Вопрос, конечно, риторический, хотя в нем немалая доля экономического смысла: государству помогать культуре выгодно, так как за этим идет повышение культуры производства, культуры отношений, культуры отдыха, быта и прочее и прочее. Но вот в чем вопрос: уровень культуры зависит во многом и от уровня требований элиты, которая в первую очередь востребует эту культуру. И когда элита это делает, в одной стране появляется сын фабриканта Пруст, а в провинциальной Ирландии — Джойс, и какое бы кипение вокруг них ни происходило — они сохранятся, и элита их не отвергнет. Были времена, когда молодые великие князья зачитывались романами Достоевского. А сейчас элита на свои празднества приглашает Киркорова и вершиной песенного творчества считает Расторгуева. О чем это говорит? О том, что они воспринимают культуру как элемент, аккомпанирующий, необходимый в больших и малых приемах, необходимый стилю, державности. С культурой обращаются в зависимости от сиюминутной надобности, не понимая, что это такой же базовый несиюминутный предмет, как молекулярная и квантовая физика. Еще недавно, желая во что бы то ни стало держать молодежь в социальной узде, не дать ей выйти на улицу, мы безбрежно развивали наше высшее образование, открывая несметное количество коммерческих вузов. Нынче мы твердо знаем, что молодежь и «идущие вместе» — едины. Молодежь окраин, испытав на себе эстетику пива, никуда уже не двинется. И зачем же тогда высшее образование? Сократим его в пять раз. А во Франции чуть ли не до 20 лет держат свой молодняк в школах, а уж в 20 лет утихают и социальные инстинкты и бурление общественных стремлений. Нам не хватает на другое: на евроремонт государства.

19 июля, понедельник. Весь день просидел в институте. Читал бесконечные этюды и понял, что, находясь в Москве, всего прочесть не смогу. Я все время от чего-то бегу, не читаю ничего нового, не пишу. В десять, немножко отдохнув, уехал в Обнинск, в 12 ночи добрался.

В интервью для «Кто есть кто» пропускаю 4-й вопрос, который касается института и роли ректора в перипетиях его жизни.

5. Взгляд на новое литературное поколение, на молодежь в целом

Такой же вопрос, по невозможности на него ответить, был поставлен перед Воландом из «Мастера и Маргариты», когда он оказался в Москве. Он внимательно на всё посмотрел и сказал ставшую классической фразу: «Люди как люди, только квартирный вопрос их испортил».

Я должен сказать, что не очень-то изменилась русская литература. Русский народ в потенции своей — талантлив. В бизнес, в коммерцию ушли те, для которых литература была всегда делом торговым, делом престижа, качества жизни, а не самой жизнью. Появляются новые имена, новые произведения. Но литература всегда ждет гения. Откуда он придет, где родится, где получит образование? В литинститутских легендах есть и такая, как за кипящим чайником на кухне в студенческом общежитии спорят поэт Николай Рубцов и поэт Юрий Кузнецов о том — кто из них гениальнее. Пока этот вопрос не решен. Но обоих уже нет. А место на кухне у газовой плиты не пустует. Споры идут.