Дневник, 2004 год - Сергей Есин

Когда я работал в «Кругозоре», я нервничал: почему же проза, которую я ожидал, ко мне не шла? Но потом и проза пришла, пришла, как обычно бывает, от жизни, и я написал свою первую повесть «Живем только два раза», напечатанную самотеком в журнале «Волга». По поводу этой повести со мной беседовала знаменитая новомировская критик Анна Бергер. Но что-то я не сумел сделать по ее желанию, и повесть вышла в «Волге». Провинциальная «Волга» послала в Москву своего гонца — взглянуть на автора, фамилии которого еще не было в справочнике Союза писателей, а повесть была, по их мнению, написана абсолютно профессионально. Так не украл ли неизвестный молодой автор ее у какого-нибудь маститого литератора?

Дальше все становится скучно и известно. В какой-то момент я понял, что моя служба на радио, в том самом доме, который я видел из окон своей бывшей комнаты (тогда я был главным редактором Литературного вещания), начинает мне мешать. И я ушел с «генеральской» должности на свободные хлеба. Написал ли я, что в газете «Московский комсомолец», на почве жесточайшей журналистской конкуренции, я познакомился со своей будущей женой, впоследствии знаменитым кинокритиком, замечательным человеком — Валентиной Сергеевной Ивановой? И если бы меня теперь спросили: повторил ли бы я свою жизнь с теми трудностями, которые были, — я ответил бы: повторил, и обязательно хотел бы встретиться с молодой журналисткой в «Московском комсомольце».

Когда я ушел на «свободные хлеба», я написал маленький роман «Имитатор», который в 1985 году прочитала вся страна. Тогда было мне довольно трудно, и меня поддерживала только моя жена и старый друг — Лев Скворцов, который всегда считал, что я стану хорошим писателем. Ему я часто читал по телефону только что написанные страницы. Бедный Лёва, как он выносил эти 20–30 минут моего запинающегося чтения!

17 июля, суббота. С упоением вечером после бани и всех хозработ читаю Лимонова и «Наш современник». Есть замечательная статья о великом русском скульпторе-монументалисте Опекушине. Но там же есть и параллель с нашим очень крупным скульптором Антокольским. О его поддержке Стасовым и Тургеневым. Мне всегда казалось, что как-то о нем мало у нас в России говорят. Оказывается, что после окончания Академии художеств в Санкт-Петербурге он тут же уехал во Францию, где и жил постоянно, наезжая в Россию для участия в разных конкурсах. Но ни разу он у Опекушина, автора памятника Пушкину в Москве, конкурса не выиграл.

Я вспомнил из множества того, что я читаю, эту статью Евгения Болотина еще и потому, в ней есть эпизод о посещении императором Александром II мастерской Опекушина. Мне почему-то это очень напомнило кадры сегодняшней или вчерашней хроники о посещении В.В.Путиным археологического раскопа в Великом Новгороде. Академик Янин комментировал находки. Естественно, на месте, где еще копаться и копаться археологам многие годы, новые русские хотят построить что-то экономическое или лирическое. Самый центр. И ведь построят!

Насколько я понял, С.П. увлекся античной литературой ради заработка и помогать мне в написании научного доклада не будет.

Продолжение интервью для российского журнала «КТО ЕСТЬ КТО»

2. Собственное литературное творчество. Главные книги. Их направленность. Идеи

— За последнее время, когда стало гнуть на старость, принялся я почему-то писать теоретические книжки. Сначала написал полупублицитику-полулитературоведение о том, как меня избирали ректором Литературного института — «Сезон засолки огурцов», потом была книга театральных и литературных очерков и проблемных интервью под названием «Власть культуры», а потом я написал книгу «Попутные мысли» о писательском ремесле и книгу «Искусство вымысла», у которой есть подзаголовок «Опыт самоидентификации». Я много размышлял как преподаватель Литинститута, а потом как его ректор, — как надо учить студентов, передавать опыт, что такое мастерство, что такое книга. Единственное, чего мне не удавалось понять: что такое идея, что такое направленность книги. Я не умею направлять книгу так, как пытаются направить меня. Мне это не дано, я стараюсь довести до уровня только то, что мне интересно, тот смутный импульс, тот образ, который мне видится, и с предельной точностью отразить его на бумаге. Собственно говоря, начало моей работы как писателя, сейчас меня не удовлетворяет; в нем было много журналистики, много поверхностных наблюдений, я порою как стенограф пытался зафиксировать то, что видел, и потом, когда ушел на «свободные хлеба» с радио, я выбивал из своей прозы дух журналистики довольно беспощадно, и горжусь, что сейчас это всё, пожалуй, ушло. Литература и журналистика — это две разные и далекие друг от друга профессии.

Дебютировал я повестью «Живем только два раза», где рассказывается о человеке, прошедшем войну и работавшем грузчиком. В его жизни был эпизод, когда с него слепили монумент, он послужил моделью для обобщенного образа советского солдата. Собственно, это и стало главным конфликтом повести. Я думал, что всю жизнь буду писать о войне, которую помнил еще мальчиком, помнил, как она началась и как закончилась, — тогда я жил в домике на окраине Калуги у своей тетки. Там я узнал, что такое народная жизнь и её заботы.

Написал я много, думаю, книг двадцать. Кроме романа «Имитатор», написал еще романы, связанные с деятелями искусства — «Временщик и временитель» и «Соглядатай», один роман-антиутопию, называющийся «Эффект близнецов». Эти романы были написаны значительно лучше, чем «Имитатор», но именно «Имитатор» принес мне, как я уже говорил, популярность, его прочитала вся тогда еще огромная страна. Это роман о художнике, но, к сожалению, такие имитаторы оказались очень живучи, куда от них денешься… Большую роль в моем становлении сыграл журнал «Юность», его все тогда читали. В «Юности» были свои любимцы, которых выпускали скорее, но, хотя с определенным тормозом, шёл и я. Там были напечатаны несколько мои рассказов, хорошо известных: «При свете маленького прожектора», повесть «Р-78» (аббревиатура переводилась так — «Растиньяк образца 78 года»), «Счет до сорока» — это автобиографическая проза, тоже напечатанная в «Юности». В 40 лет умерла моя мать, потом отец, который реабилитировался, но так и не поднялся… И вот, собственно говоря, на линии атаки я остался один.

Я особенно ценю свой роман «Затмение Марса», о перестроечно-путчевом времени, с амбивалентным героем-журналистом, трагедия которого заключалась в том, что он описывает события сразу на два фронта: и в правую, и в левую газету. Кто победит? Затем роман «Гувернер», когда я подобрался к проблеме новых русских. Хотел бы в этот ряд поставить и свою повесть «Стоящая в дверях», которую в 1992 году опубликовал журнал «Наш современник». Это повесть о «бескровной революции», в ней, как мне кажется, впервые в нашей литературе появился кавказец, с определенным акцентом, со своей линией поведения, да простит мне Господь мою наблюдательность. Потом я сделал роман в новеллах «Хургада» — серию небольших рассказов о новых русских на отдыхе. Занятный это народ!