Лягушки - Владимир Орлов

— Вот и прекрасно! — обрадовался Острецов. — Вот и спасибо! А сейчас можно выпить и коньку с оливками.

— Никаких гарантий дать не могу, — сказал Ковригин. — Но попробуем…

Остывшие блюда тотчас заменили ему горячими, Ковригин чуть было не поинтересовался, местный ли коньяк заказан, из школьных слипшихся подушечек, но этот этикеткой на бутыли был назван "Дракулой", что, впрочем, не могло отменить его елабужское или кашинское происхождение.

Позже Ковригин спецмгновения спецобслуживания в малахитовом ресторане вспоминал с чувством неловкости и самоехидства. Важным и сытым сидел он перед миллиардером и жизни несмышленого учил. Этакий премудрый господин, этакий удалец-молодец, рыцарь, небрежно вызвавшийся освободить красавицу, а злодея утопить в водоёме № 16, Геракл, объевшийся известной кашей перед номерным подвигом, сидел и стерляжий расстегай уплётывал. Но что он мог? Ничего! Тем более что никакой Хмелёвой в замке не было и быть не могло!

На предложение придать ему в подмогу профессионалов, любых назначений и в любом количестве, Ковригин ответил отказом. Отказы объяснил так. Во-первых, выйдет безнадёжная толкотня, поиски-то надо вести не на футбольном поле, а в узких лазах. Во вторых, и это главное, он, Ковригин, не сможет сосредоточиться и не произойдёт совмещения его натуры с натурой отца, на что, собственно, Острецов и рассчитывает. Острецов признал его резоны благоразумными.

И всё же никак не мог успокоиться и норовил подсунуть кого-нибудь помощником. Спелеологов, скажем, из Кунгура. Какая тут спелеология, ворчал Ковригин. Ну тогда, скалолазов, Но Ковригин сам три года маялся скалолазом, начал в Красноярске на Столбах, а потом готов был ползать по стенам любого московского небоскрёба. Ну, теперь… Нет, всё, заявил Ковригин, трое пусть будут у меня в сопровождающих. Байкерша Ангелина знает привычки Хмелёвой и её причуды. Ей поручим фонари, свечи и факелы. Вера Алексеевна Антонова, ей тоже Хмелева доверяла. Она при случае сможет кошеварить и штопать порванные куртки. Ну и ухажёр Алины, лётчик Анатолий, тот должен был бы разбираться в приборах, и самых новейших, и способен принести пользу управителем технических средств.

Выбор Ковригина удивил Острецова, но спорить он не стал.

В пять утра, при гнёте (ужас Вселенной) звёзд на чёрно-синем холсте неба, уже в Журине, в домике у металлических ворот, заинтересованные лица провели оперативное совещание. За столом среди прочих особ, иных — возможно, и секретных, были усажены лётчик Анатолий, байкерша Алина и Вера Алексеевна Антонова. Обе дамы выглядели невыспавшимися, но старались не зевать. Ковригина же удивило присутствие у стены среди второстепенных персонажей Цибули-Бульского во фраке с бабочкой. "Ба, да он нынче Цибуля фон Бульский. А может, и месье Жакоб…"

— Афанасий, доставьте планы и чертежи на стол, — приказал Острецов.

Дёрнулся Цибульский, принялся искать что-то вблизи себя. Но не он был Афанасий, а молодой человек с военной выправкой, расставлявший на даче Ковригина подносы. Банников.

— Александр Андреевич, — сказал Острецов, — доки в своих делах пытались пробиться к источнику нашей тревоги. Но не пробились. Возможно, тут виноват я. Не спросив вашего разрешения, я записал наш разговор на мобильный. Извините. Уверовав в свою теорию совпадения натур, я, видимо, исказил сущность ваших ощущений. Наши следопыты и их приборы исследовали подземные ходы от Реки к подклетам, нынче подвалам дома Турищевых, семнадцатого века, выстроенного на манер палат Строгановых в Усолье. Исследовали и ходы уже надземные, эти по внутренним винтовым лестницам выходили в помещения северного замка, тот показался вам похожим на замок Блуа. И никакого толка… Звуки же, стоны, пение, часто грустное, то приближались, то удалялись, но не исчезали. Будто леший в Берендеевом лесу заставлял плутать влюблённого Мизгиря… Посмотрите, пожалуйста, свежие чертежи здания, может быть, я и впрямь что-либо напутал…

Ковригин подошел к столу, опять стал важен, надел очки (на глаза не жаловался, но завёл привычку перед студентами вооружать себя очками). Однако сейчас же в нём возникло (или ожило?) совершенно иное зрение. Тотчас вспомнились чертежи отца, и даже те, какие Ковригин никогда не видел. Ему захотелось раскрасить квадратики и овальные фигуры, а потом и превратить их в макеты. Но цветных карандашей под рукой не нашлось.

— Ну, что же, — произнёс Ковригин, всё ещё проявляя себя главным экспертом. — Вроде бы точно, как и на моих набросках… то есть на набросках отца…

Острецов улыбнулся. Еле заметно.

— И какие были за неделю совершены путешествия? — спросил Ковригин.

— Вот на этом чертеже, — сказал Острецов, — красные стрелки. Ходы в северной части здания. Из под-чердачья — во внутренние помещения. В частности, и в ваш прошлый ночной приют. И там тупик.

— Странно, — пробормотал Ковригин. — Странно. И впрямь — Леший и Мизгирь. Кстати, я говорил о том, что в первый год войны в северной части здания обитали какие-то особой породы мужчины, а потом куда-то пропали…

— Конечно, я помню об этом! — заверил Острецов. — Вы знали о них со слов матушки, то есть вашей бабушки, но и сами будто видели их…

— Выходит, что видел, — неуверенно произнёс Ковригин.

— Вот! Вот! Вы укрепляете мои надежды! — снова порадовался Острецов. — Конечно, были отправлены запросы по адресам. Но будто бы гриф секретности не снят. Полагаю, я всё же наведу справки по своим каналам. Однако время! Время! Нельзя упускать ни секунды!

— Согласен! — воскликнул Ковригин. — Согласен, Мстислав Фёдорович! И пора отправляться по известным мне ходам!

В Ковригине сейчас разгорались кураж и азарт, готовность к действию, объяснить какие можно было лишь позже, поостыв. С Ковригиным вышли четверо. Впереди поспешал бессловесный Афанасий Банников, видимо, назначенный быть проводником Ковригина к месту приложения им сил. Но, может быть, и надзирателем…

— Снаряжение и костюмы, — напомнил Банников. Снаряжение, самое простое, было оговорено вчера.

Верёвки, крюки, кушаки, лом, лопатки, ну и фонари, конечно… Костюмы же, возможно взятые со складов космических или водолазных лабораторий, ласковые внутри, напомнили Ковригину о наряде курьерши Лоренцы Козимовны. Удобными оказались и эластичные перчатки.

— С Богом! — движением руки Ковригин призвал к подвигам свою команду.

Увы, исследования Ковригина к открытиям не привели. Каменные ходы (два) от Реки до бомбоубежища Ковригин тотчас узнал. Именно ими он вместе с Юркой Шеленковым и Севкой… Опять — "он"! Ну и ладно. Разбор ощущений — потом! Только теперь ходы, выложенные большемерным кирпичом, стали уже и ниже. То есть, понятно, он вырос. И передвигаться приходилось согнувшись, а порой и ползком, что Ковригина раздражало, терпеть не мог тесноту и замкнутость пещер. К тому же не радовала влажность стен (от речной сырости), руки по ним скользили. Помнится, первыми были открыты выходы к бассейнам, тогда пустым, для них были устроены небольшие колодцы с люками-задвижками. Ковригин по железным скобам одолел колодец, нажал на знакомый ему выступ в камне, задвижка отползла в бок, предъявив небо, и тут же была возвращена на место (левый ход осмотрели позже, при спуске к Реке из бомбоубежища). И бомбоубежище Ковригина расстроило. То есть расстроило то, что все ответвления двух основных ходов оказались тупиковыми, а приборы, выданные Анатолию, показали, что никаких пустот, хоть бы и с ведро размером, впереди нет. Но крики, стоны и пение тем не менее были слышны и без звуковых аппаратов.

— Для начала хватит, — сказал Ковригин. — Теперь надо осматривать и прощупывать миллиметр за миллиметром. И всё же я укрепляюсь в версии имитационного устройства.

— Нет! Александр Андреевич! Нет! — воскликнула Алина. — Там не устройство! Там живое существо! Там…

— Вот, — и к глазам Ковригина лётчиком Анатолием был поднесён прибор, на зеленоватом экране его двигалась женщина.

— Надо продолжать… — печально произнесла Вера Алексеевна.

— Ну, ладно, — вздохнул Ковригин. — Продолжим наши игры. Но скорее всего — чужие игры.

Перекусили в оперативном домике и продолжили. И "верхнее" обследование, по классификации отца "Переход через Альпы", или путешествие из подчердачья внутристенными тайными лестницами к цокольному этажу "замка Блуа", удач не принесло. Ковригин хотел было оставить на галереях башен с колпаками Веру Алексеевну Антонову, отдыхать, но она обиделась, проворчала, что она не так и стара, и Ковригин к ней более не приставал. Да и что было толку приставать? Что было толку таскать с собой альпинистские приспособления? Что было толку использовать знакомые железные скобы и трещины в камнях, и мелкие даже щербинки?

Дальше-то что? Тупики.

К удивлению Ковригина, его доклад не столько опечалил, сколько обрадовал Острецова. Тот будто фельдмаршалом прохаживался перед четвёркой, вернувшейся с невидимой стороны ночного светила, но ничего путного там не добывшей. Однако Острецов не унывал.