Бог одержимых (сборник) - Владимир Яценко

— А вы откуда меня знаете? — насторожилась Тина.

Ей казалось, что у неё дрожит голос. А больше всего ей хотелось разреветься. "Куда вы увезли моего мужа?!" — вот о чём ей хотелось спросить.

— Так мы же милиция! — жизнерадостно пояснил инспектор. — Про всех всё знаем. Меня, кстати, зовут Анатолием Степановичем. Можно просто, Степаныч.

— Приятно познакомиться, — автоматически сказала Тина.

Патрульный выехал на трассу, но через минуту его настроение опять испортилось.

— Эге! Да у вас помпа звенит! Разве можно так ездить? — Степаныч укоризненно посмотрел на неё, будто это она лично, своими руками разломала какую-то "помпу".

— Машиной муж занимается, — отрезала Тина.

— В том-то и дело, что не занимается. О корпусе я вообще молчу! Издевательство над техникой. Как вы техосмотры проходите… буксир хоть есть?

— Да, есть… — ей удалось справиться с голосом. — Куда вы повезли моего мужа?

И она всё-таки разревелась.

Простой вопрос, безобидная фраза, оказалась шлюзом, открывшим слезам дорогу.

— Прекратите истерику, Кристина! — прикрикнул на неё Анатолий Степанович. — Я же вам сказал, это только до города. У вас были неприятности. Чтобы не привлекать внимание, мы сделали вид, что везём вас на штрафплощадку. Всё в порядке!

— Вы меня не обманываете? — спросила она.

Ей казалось, что они увезли Лёнечку навсегда.

Но инспектор не ответил. Он пристально вглядывался вдаль, а машина, дрожа и вибрируя, всё набирала скорость.

Кристина глянула вперёд и увидела столб дыма. И вереницу автомобилей по обеим сторонам дороги.

Какие-то люди бежали к горящей патрульной машине. Анатолий по телефону что-то говорил, а через минуту, объехав по обочине стоявшую колонну, остановился в метрах двадцати от пожара.

Она смотрела на огонь и ничего не понимала: где её Лёня? Почему они остановились? Ведь этот, как его, Степаныч? да? обещал отвезти к Лёне. И сам Степаныч куда-то делся…

Она вышла из машины и пошла в поле. Смотреть на столб дыма и факел огня ей было почему-то неприятно. Кто-то догнал её и повернул обратно, в сторону дороги. Она послушно, как заводная кукла, вернулась к трассе. Ей даже показалось странным, как это она сразу не сообразила: на дороге было очень много людей, не может такого быть, чтоб среди них не было того, кто нужен. Без которого нельзя и незачем жить.

Она ходила между людьми, но Лёни нигде не было.

Она заглядывала в машины. Кто-то брал её за руки, смотрел в глаза, а кто-то отталкивал прочь. И слова. Много, много слов. Зачем? Что им всем от неё нужно?

Пусть лучше скажут, где её Лёня? Его нигде не было…

И как-то сразу наступил вечер. Она почему-то была у родителей. Пили чай, и было очень непривычно, что папа не включал телевизор. А потом утро. И опять вечер.

И вдруг она проснулась в большой белой комнате. Рядом стояло много кроватей. Она встала и пошла по проходу вдоль кроватей, но там лежали только женщины. Они смотрели на неё и о чём-то спрашивали. Лёни по-прежнему нигде не было и это было очень странно.

Он никогда так надолго не оставлял её одну.

Он всегда был где-то рядом. Чтобы она не делала, куда бы ни шла, она чувствовала его, чувствовала, что он рядом. А теперь не так. Его нигде нет. Пусто. Гадко. Мерзко…

И очень холодно.

Возле выхода за столиком сидела женщина в белом халате и белой шапочке. Дверь не открывалась, а женщина что-то сказала. Сказала холодно и решительно. Сказала так, что сразу стало понятно, что между ней и запертой дверью существует прямая, железная связь. И пока голос женщины твёрд, дверь не откроется.

Тогда Кристина легла на пол и решила ждать.

Если у неё не получается его найти, значит, не нужно ему мешать. Он очень умный. Он смотрит — и понимает. Ему нужно только посмотреть, и он уже знает, как это устроено. И неважно, что это: телевизор, компьютер или депутатская программа в газете. И он верил, что у них всё получится. Боже! Как он мечтал о мастерской с окнами на юг! И чтобы суп не из кубиков концентрата, и компот не из прошлогодних закруток, и шоколад не из сои, а на хлеб намазывать масло, а не маргарин…

Он найдёт её.

Обязательно.

Кто-то склонился над ней.

Белый халат, белая шапочка.

Опять эта женщина!

Говорит что-то. И голос уже не такой твёрдый.

Да! Она говорит что-то о Лёне!

— …придёт ваш муж, милочка. Что он скажет, когда увидит вас на полу?

Да она с ума сошла, эта дура!

Лёня умер!

Он ушёл навсегда вместе с чёрным дымом пылающей машины. Под шипение пыхающих искрами шин, вразнобой опускающих обугленный остов на чёрные погнутые жаром диски колёс…

…Вой был ужасен…

Прибежавшие санитары даже замешкались, не решаясь с ходу подступиться к этому горю.

Потому что кричала не Кристина.

Это был крик прозревшего одиночества.

Ей удалось упросить папу починить машину.

Вчера он прикрутил на место отремонтированный стартер, и они вместе сделали несколько кругов по микрорайону. Сегодня после обеда она вернётся к родителям. Будет жить у них. А пока утро. Раннее летнее утро, когда пустые дороги и безлюдные тротуары тихо готовятся к очередному набегу машин и людей, которых им и сегодня, как завтра и вчера, придётся нести на своих серых, могучих спинах.

Кристина села в машину, вытащила до середины "подсос" и завела двигатель. Ей было неловко за свой вынужденный шум посреди безмятежной тишины и покоя.

Не дожидаясь, пока стрелка индикатора температуры оторвётся от нуля, она тронулась с места и выехала со двора. Никто не обратил на неё внимания. Потому что никого этот день пока ещё не интересовал.

Это было её время.

Пять часов утра.

Время её дел. Время оплаты по счетам.

При выезде из города, она убрала "подсос", но, выкатившись на трассу, скорость увеличивать не стала. Ехать было недалеко.

Через двадцать минут она проехала Истин, а ещё через минуту свернула с дороги на грунтовку и покатилась по мягкой, укатанной почве. Здесь шум двигателя глушился грунтом, деревьями лесополосы и высокими зарослями кукурузы.

Вскоре она остановилась на скромном пригорке с небольшой проплешиной в стене деревьев.

Тина заглушила двигатель, вышла из машины и открыла багажник. Через несколько минут пятёрка "черепашек" растворилась в зарослях пшеницы по другую сторону посадки.

Она вернулась к машине, запустила ноут и связалась с самоходками: площадь монитора разбилась на шесть частей — в пяти из них были изображения, транслируемые с объективов "черепашек", а шестое оставалось свободным, для протокола команд.