Чужая планета - Евгений Гуляковский

— Там ничего не видно…

— Я и не собираюсь на них смотреть.

Он закрыл глаза и постарался, отключившись от всего, сосредоточиться на злобной ауре ментального поля невидимого стрелка. В сознании возникло неясное, туманно светящееся пятно мишени и линия его прицела. Когда они совпали, Арлан нажал спуск и только после этого открыл глаза.

Звук выстрела напоминал свистящее щелканье бича. На вершине скалы расцвел огненный цветок разрыва, и секунду спустя до них донесся вопль смертельно раненного человека или животного…

— Ты в него попал! Это невозможно! Ты видишь в темноте?

— Я целился по его ментальному полю — это результат тренировок, которым подвергли меня жрецы. Они собирались сделать из меня настоящего воина, и кое-что у них начало получаться.

— Ты решил вернуться в храм, чтобы пройти обряд?

Вместо ответа он притянул ее к себе и стал жадно целовать. С трудом вывернувшись из его объятий, она прошептала:

— Арлан, опомнись — там же еще двое, они могут напасть в любую секунду.

— Они уходят. Они знают, что стрелок погиб и что их план сорвался. Они рассчитывали прежде всего на внезапность. Теперь мы одни.

Больше она не возражала. И холод ночного леса, и мокрая роса на траве перестали быть для них помехой.

Лишь утром, когда взошло солнце и от котелка, висевшего над костром, донесся аромат утреннего кофе, Арлан решил побольше разузнать о нападавших и осмотреть следы, оставленные ночным боем.

На вершине утеса, куда он стрелял, не оказалось ни трупа, ни следов крови — лишь опаленная листва и оплавленные камни свидетельствовали о том, что ночное происшествие ему не пригрезилось.

Вернувшись к костру и наблюдая за тем, как Беатрис хлопочет над «завтраком туриста с автоматическим разогревом», он какое-то время обдумывал то, что решил ей сказать.

— Пожалуй, для тебя будет лучше вернуться в город одной. Тем, кто находится рядом со мной, постоянно угрожает опасность. Я ее притягиваю, словно громоотвод.

— А ты?

— Я вернусь в храм.

— Значит, ты решился…

— Да, еще раньше, когда ты мне объяснила, что для аниранцев означает обряд встречи с Триединым, я решил пойти на это.

Случившееся ночью лишь укрепило мое решение. Мне кажется, встреча с Триединым — единственный способ завоевать себе право строить жизнь на вашей планете по собственному желанию. Если у меня получится… Если мне удастся выкарабкаться из всего этого и вернуться, ты подождешь меня?

Он пожалел было, что слова просьбы и одновременно признания сорвались с его губ, но тут же забыл об этом, увидев, какой радостью вспыхнуло лицо Беатрис. Ответила она не без лукавства, но и не пряча своих тигриных глаз:

— Если только ожидание не затянется слишком надолго.

— Я постараюсь, чтобы этого не случилось.

Обряд посвящения оказался долгим и мрачным. Жрецы заполнили почти весь главный зал храма, и, слушая их заунывное пение, Арлан решил, что их здесь слишком много. Для такого количества здоровых, полных сил мужчин можно придумать более полезное занятие.

Сам он, облаченный в сверкающий золотом нелепый балахон, стоял на возвышении возле алтаря рядом с Верховным жрецом, руководившим всей церемонией. Время от времени пение прекращалось и Арадатор задавал ему какие-то вопросы. Он отвечал, почти не задумываясь, не вникая в смысл.

Теперь для него было совсем просто отвечать именно то, что от него ожидал собеседник. Долгая подготовка к обряду не прошла бесследно, его телепатический дар окреп, и Арлан научился наконец скрывать его от окружающих. Даже Верховный жрец не знал, до какой степени обострились его ментальные способности.

Наконец пение прекратилось, и Арлан понял, что обряд приближается к своему завершению.

Верховный жрец снял с алтаря золотую чашу с таинственным напитком смерти и осторожно, чтобы не расплескать содержимое, медленно сошел с возвышения, держа перед собой чашу на вытянутых руках.

Арлан, повинуясь его приказу, встал рядом, по бокам появились двое факельщиков, и процессия медленно двинулась к дальнему нефу, где находилась лестница, ведущая в подземные этажи храма.

Жрецы длинной узкой колонной шли за ними. Теперь они затянули заунывный мотив без слов, еще больше усиливавший впечатление мрачности и безысходности, которыми так и веяло ото всей церемонии обряда.

Арлан хорошо понимал, какую цель преследовала вся эта мрачная церемония, предназначенная для того, чтобы лишний раз показать жалкому человеческому существу, на какой путь он дерзнул ступить, заставить его одуматься, отступить в последний момент. Одного его слова было бы достаточно, чтобы прервать обряд, но он знал, что не произнесет его никогда.

«Нет возврата из страны мертвых. Смертный, дерзнувший проникнуть в нее, останется там навсегда».

Заунывный мотив «Гимна мертвых» словно заранее захлопывал над ним каменную крышку саркофага.

Наконец долгий путь вниз был окончен. Они очутились в зале, о существовании которого Арлан не подозревал.

Огромное пустое помещение заполнилось жрецами. В центре находился единственный предмет — большой каменный саркофаг. Тот самый, в который ему предстояло лечь, чтобы умереть в этой жизни и навсегда остаться в холодном каменном ящике…

Четверо жрецов с трудом сняли крышку каменного гроба и отошли в сторону. Теперь между Арланом и разверзшимся чревом саркофага не было никого. Все молча ждали, в полной тишине. Никто не произносил ни слова, не торопил его, не отдавал никаких приказов или указаний.

Решение по-прежнему зависело только от него. Он все еще мог передумать. Никто бы не остановил его и даже не упрекнул. Разум подсказывал, что ему следует бежать отсюда без оглядки.

Вот только от себя самого не убежишь, и позор малодушия останется с ним на всю жизнь. Что он скажет Беатрис, как объяснит? Он нашел в безликой толпе жрецов ободряющий взгляд Ошана и сделал первый шаг к саркофагу. Потом еще один, и еще. «Что я делаю? — спросил он себя, остановившись у самого края каменного ящика. — Разве мне надоела жизнь?» Из саркофага тянуло ледяным холодом и тьмой. Свет факелов не проникал в глубину гроба. Пахло ладаном и крысами. Наверно, этот запах одинаков во всех склепах.

«Сколько времени мне придется лежать здесь? Неделю, месяц или вечность? Ошан сказал, что не-вернувшихся замуровывают в стену вместе с этим гробом. Для каждой встречи готовят новый саркофаг. Сколько их уже замуровано в стене, скольким удалось вернуться?»

Он так и не смог этого выяснить. У жрецов были свои секреты, раскрыть которые не могли даже его ментальные способности.

Беатрис говорила, что летописи хранят сведения о троих вернувшихся. Двое из них стали великими императорами древней истории Анирана, третий был президентом столетие назад. Но Арлан хорошо знал, как часто лгут исторические летописи, подправленные руками нечестных людей.

Теперь было поздно об этом думать. Он знал, что не изменит своего решения и не покажет им своего страха. Была одна вещь, которая укрепляла его в эту минуту.

Талисман света. Он остался с ним, и в этот трудный момент Арлан чувствовал под золотым саваном его живое тепло.

Сэм посоветовал ему, не без иронии, согласиться на предложение жрецов умереть. Сейчас, однако, ему было не до шуток. Стиснув зубы, Арлан сделал еще один шаг и оказался на каменной приступке перед саркофагом. Затем одним решительным движением он перебросил ноги через край.

Теперь он сидел внутри каменного ящика, и его голова едва возвышалась над краем. Внутри не было ничего. Ни подушки, ни клочка материи — он сидел на ледяной каменной плите. Как долго он сможет выдержать этот пронизывающий душу холод? Ведь ему придется остаться с ним один на один и после того, как крышка захлопнется…

Верховный жрец приблизился к Арлану и протянул золотую чашу с напитком смерти.

«Ты все еще можешь отказаться. Еще не поздно», — прошептал внутренний голос его сжавшегося от ужаса сознания.

«Тогда я останусь рабом на этой планете, — возразил он. — Вечным изгоем. Неужели такая жизнь лучше смерти?»

Он взял чашу и осушил ее до дна в несколько долгих глотков.

Напиток показался ему горячим, слегка горьковатым, отдававшим корицей и еще какими-то незнакомыми специями.

Арлан еще успел подумать, что у напитка довольно странный для яда вкус, но тут сознание его начало меркнуть. Темнота, вырвавшись из-за стены желтых огней факелов, упала на Арлана, словно каменная крышка саркофага.

Он очнулся внутри этой темноты. Мозг работал отчетливо, и он понял, что по-прежнему лежит внутри каменного гроба. Крышка была уже закрыта, и ни один звук не проникал снаружи.

Тело не повиновалось ему, возможно, у него вообще не было больше тела. Во всяком случае, он его не ощущал и не мог пошевелить даже пальцем. Для того чтобы понять, что крышка саркофага над ним захлопнулась, ему не нужны были никакие органы чувств.