"Фантастика 2023-154". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Барон Алексей Владимирович

– Да… – Леон взял лошадь под уздцы, повел ее по снегу.

Позади слышались разговоры. Треск сучьев. Кто-то разгружал привезенный так же на санях сушняк.

Леон шел, чувствуя, как становятся ватными ноги и как страх накатывает душной, слезливой волной.

Ему вспомнился нелепый, детский восторг, когда отец решил взять его в дозор. Сейчас эти чувства представлялись особенно глупыми, как и все потуги казаться взрослым. Вот оно, взросление!

Леон закусил губу. Ему хотелось плакать от страха. Бежать назад, к дому, через. Он посмотрел в темноту. Дороги уже не было видно. Вообще ничего не было видно! Только снег и чернота. Солнце село, и ночь настала внезапно. Обрушилась с неба! Все. Куда бежать? Как не потеряться в этой темноте?! Не заблудиться… Леон представил, как он бродит в этой снежной круговерти, а со всех сторон к нему сходятся, приближаются, вытянув перед собой слепые руки.

Лошадь фыркнула и попыталась ухватить его варежку с налипшими комьями снега зубами.

Леон вздрогнул. Ткнул животное в бок. Обернулся.

Позади него, метрах в пятнадцати, горела цепочка костров.

Вперед нельзя. Там только чернота и нет ничего. Страх сковывал мысли.

Мальчишка повернулся и потащил за собой лошадь.

К огню, к костру! Быстрее… Он побежал, чувствуя, как по щекам льются горячие слезы.

– Леон! – гаркнул кто-то над ухом.

Мальчик отпустил лошадь и с разбегу ткнулся лицом в отцовский тулуп.

Плечи его сотрясались от плача.

– Куда ты с кобылой-то?! Леон! – Отец потряс его. – Очнись!

Он с усилием оторвал мальчишку от себя, встряхнул еще раз, присел, заглянул в лицо.

– Ты что?

Чтобы не видеть его лица, Леон зажмурился. Но предательские, детские слезы все равно текли и текли.

– Эй. – Отец снял варежки и осторожно дотронулся до лица сына. Руки были теплыми. Пахли сеном, давно скошенной травой. Леон ткнулся в них и зарыдал еще сильнее. Теперь уже от облегчения.

– Ну вот, – пробасил отец, прижимая сына к себе. – Поплыл? Ну все-все. Страшно?

Леон закивал.

– Это хорошо, что страшно. Боишься – значит живешь. Это только мертвяки ничего не боятся.

– А огонь?.. – всхлипнул Леон.

– О! – тихо рассмеялся отец. – Точно! Вот видишь, даже мертвые чего-то да боятся. Огня, например. А мы не боимся. Мы на нем кашу варим. Видишь, как оно выходит. У человека оно же как… глаза боятся, а руки делают. Правда?

Леон часто закивал. Он еще всхлипывал, но уже не плакал. Стараясь незаметно вытереть слезы, чтобы, не дай бог, никто не увидел. С отцом было не страшно. Точнее, не так, страх был, но другой. Не похожий на те холодные клещи, что стянули его грудь несколько минут назад.

– Ну, как? Все? – Отец заглянул ему в лицо. – Кончились слезы? Вот и хорошо. Мы ночь всего-то простоим. А там утро. Солнце взойдет. Пойдем с тобой спать. Привыкай… Ты же мужчина. Сестренка будет на тебя смотреть, кто ее защитит?.. Вот то-то.

Он встал.

– А теперь давай. Разворачивай сани и обратно к костру. Живо.

И отец натянул Леону шапку на нос.

Получилось смешно.

Мальчишка фыркнул, замахал руками.

– Палку не забудь… – строго сказал отец.

Когда мальчишка в очередной раз вернулся к костру, отец был уже не один.

– …и снег скрипит, – услышал Леон обрывок фразы, рассказывал старик в наброшенной на плечи бараньей шкуре.

– Что-то рано сегодня, – ответил отец Карла. У него в руках были вилы на неестественно длинной рукояти. – То под утро начиналось. Не хочешь парня назад отослать?

Этот вопрос адресовался отцу Леона.

– Нет. – Тот покачал головой. – Случись что, он убежать успеет. А вот если мертвяки в деревню придут, да без предупреждения. Может получиться совсем плохо.

Остальные закивали. Никто на Леона не глядел. Чему тот был даже рад. Никто не видит зареванных глаз.

Вскоре мужчины разошлись. Леон остался с отцом.

Чтобы не мерзнуть, они прохаживались между тремя кострами, подбрасывая по необходимости ветки. Слишком большой огонь старались не разводить, просто не давали гаснуть.

Поначалу Леон вслушивался, стараясь за треском костров услышать, что происходит там, с той стороны круга света. Ходит там кто-то? Стоит? Ждет?

Только как услышать мертвеца, если он стоит и не шевелится? Мертвый не дышит, не переступает с места на место, у него не устают ноги, ему наплевать на холод. Он может часами стоять столбом и напасть, когда никто не ожидает. Может быть, сейчас там, невидимые в темноте, стоят десятки, сотни мертвых чудищ. Стоят. Ждут.

Леон вздрагивал. Всматривался туда, где, как ему показалось, что-то блеснуло. Но всякий раз он убеждался, что это льдинка отразила свет огня или просто померещилось. Так продолжалось довольно долго, и через некоторое время чувства Леона притупились. Даже страх отступил. Устал пугать.

Да и холодно стало. Не до страхов становится, когда мороз колкими мурашками начинает бегать по спине.

Наконец отец хлопнул по спине съежившегося Леона.

– Замерз?

– Нет. – Мальчишка помотал головой, но получилось не очень убедительно.

– Тогда давай-ка дуй во-о-от к тому костру, видишь, где большая вязанка хвороста. И принеси нам горячего отвару. Кружки только возьми. А палку оставь. Мешать будет. Понял?

– Ага!

– Дуй.

Леон побежал с удовольствием, от одного только быстрого бега стало теплее. Можно было бежать по протоптанной вдоль кольца костров тропке. Но мальчишка несся по целине, вспарывая снежное поле фонтанами белоснежных брызг. Вскоре он тяжело задышал и к походной кухне подошел уже запыхавшийся, даже чуть взопревший.

Тут хозяйничал дед Скагге. Старый, но крепкий бородач, который по сей день сам ходил в поле за плугом, хотя и сыновья у него были уже взрослые, такие же крепкие и сильные. Вон они, несколькими кострами дальше несут свою вахту.

– Дедушка… – Голос Леона прервался. Он тяжело втянул воздух.

– Чего носишься? – проворчал старик. – Переполошишь всех напрасно.

– А вдруг не напрасно? – возразил Леон. Старик Скагге был ворчлив, но добр. С ним можно было поспорить.

– Ха. – Дед глухо хохотнул в бороду. – Если бы чего случилось, ты бы, пострел, кричал бы так, что в деревне слышали бы!

И он заухал, как старый филин на суку.

– Ладно, – протянул Леон. – Меня папка послал отвар взять.

– Холодно? – ехидно поинтересовался дед.

– А вам, можно подумать, тепло?

– Мне-то? Мне-то самому холод побоку! Я его и не чувствую вовсе.

– Как это? – удивился мальчишка.

– А вот так. Может, я. – Дед делано огляделся по сторонам и, наклонившись к Леону, прошептал: – Может, я того.

– Чего? – Леон тоже перешел на шепот.

– Тоже мертвяк! – рявкнул Скагге и довольный откинулся на санях, захохотал.

Леон сплюнул. Тоже мне взрослый.

– Кружки давай! – Дед тряпицей откинул крышку котла, зачерпнул из него большущим деревянным половником.

Обратно Леон возвращался уже по тропке. Осторожно, чтобы не расплескать.

Добирался долго, как ему показалось, целую вечность. Из кружек валил пар, одуряюще пахло медом, травами, концентрированным летом. Жизнью пахло.

– Пап! – позвал Леон, добравшись до своих костров. – Пап!

Отец, до того настороженно присматривавшийся к чему-то по ту сторону, обернулся. С улыбкой направился к Леону.

– Принес? Чего долго-то? Я уж инеем тут покрылся. – Он протянул руку. – Леон?..

Но мальчишка кружку не отдал. Он вообще не пошевелился. Так и стоял, глядя куда-то за спину отцу. В темноту, окружавшую кольцо из костров.

А там, из этой темноты, бесшумно вырастало нечто мерзкое, оскаленное, с торчащими костями и плотью, висящей лоскутами. Но живое! Это Леон видел по глазам, жадным, алчным глазам, наполненным лютой злобой и голодом.

Это не было похоже на ярмарочного еретика, это не было похоже ни на что! Даже и на мертвеца это не было похоже. Потому что не бывает таких мертвых, таких уродливых и страшных. Тварь, поднятая чужой, злой волей! Обреченная на страдания и оттого ненавидящая все сущее.