Волкодав - Мария Васильевна Семенова

деревца. Но вот из-под куста высунулось короткое весло и осторожно направило «остров» ещё ближе к берегу…

Волкодав сунул в рот пальцы и засвистел во всю силу лёгких. Тревожный, переливчатый свист был наверняка слышен из конца в конец лагеря, а то даже и в святилище, где засели храбрые вельхи. Волкодав свистнул ещё раз, резко и коротко. Это был сигнал, хорошо известный Серку: спасаться следом за остальными конями. Сам венн повернулся и во весь мах, перепрыгивая через кусты и валежник, кинулся к шатру кнесинки.

Сегванские ратники были уже на ногах, а Лихобор как раз нырнул внутрь шатра, чтобы вывести наружу служанок и саму госпожу. Волкодав без промедления устремился следом за ним. Шатёр, в точности как тот вельхский дом, был разгорожен надвое вышитыми занавесями. Не церемонясь, Волкодав откинул их в сторону:

– Надо скорее уходить, госпожа.

Кнесинка, как он и просил, лежала одетая и в кольчуге. Волкодаву не раз приходилось убеждаться в её мужестве, но вот теперь девушку, казалось, одновременно одолели все страхи, гнездившиеся в душе со дня покушения. Глаза у неё округлились, с лица отхлынула краска. Она начала подниматься. Медленно-медленно, как в дурном сне. Волкодав нагнулся, поставил её на ноги и потащил наружу. Елень Глуздовна судорожно схватилась за его руку.

Снаружи молодые ребята уже убегали вверх по холму, утаскивая перепуганных служанок. Сразу двое молодцов, тихо ругаясь сквозь зубы, мчали под руки лекаря Иллада, третий нёс его короб. Пропадай наряды и серебро – лекарства бросить было нельзя. Волкодав запоздало подумал о том, что никого не приставил позаботиться о приданом кнесинки, лежавшем в повозках. Ну и шут с ним, с приданым. Его забота – жизнь госпожи.

Из темноты вылетела стрела, миновала голову кнесинки и воткнулась в сосну. Волкодав мгновенно отскочил прочь, увлекая девушку подальше от костра с его предательским светом. Сбив с ног, он прижал её к земле, закрывая собой. И только потом смекнул, что нападавшие, кем бы они ни были, оказались отменно проворны. Тот островок – вернее, лодка или плот, увитый сверху ветвями и камышом, – ещё не мог поспеть пристать к берегу. Значит, кто-то подобрался сушей. Подобрался умело и скрытно, то ли не потревожив караульщиков, то ли без шума перерезав им глотки. Но если так, то с какой стороны?..

Оставалось надеяться на Аптахара и его стрельцов, обещавших прикрыть отступление.

– Сейчас побежим, госпожа, – сказал Волкодав.

Служанки пищали где-то в лесу, не понимая, что происходит. Они пытались вырваться из крепких рук молодых ратников и призывали свою госпожу, как будто она могла их защитить.

Невидимая в темноте, тревожно заржала лошадь. Мыш, крутившийся в воздухе над головами, тотчас метнулся в ту сторону и бесследно исчез, а кнесинка приподнялась на локте:

– Снежинка!..

Волкодав сейчас же заставил её вновь распластаться в траве, и весьма вовремя. Прямо над ними, низом, провизжало сразу несколько стрел. Венн оглянулся на шатёр и увидел, что плотная ткань была продырявлена уже во множестве мест. Судя по расположению дыр, метили в лежавших, причём как раз в ту половину, где помещалась кнесинка. Если бы Волкодав не поспел выволочь её наружу, вряд ли спасла бы и кольчуга.

Пластаясь в траве, к ним подполз Лихослав. Он тащил за собой няньку. Старуха подвернула ногу и не могла идти, не то что бежать. Она сразу потянулась к кнесинке:

– Дитятко! Живая…

– Понесёшь, Лихослав, – сказал венн.

Хайгал замахала руками:

– Я уж как-нибудь… девочку сберегите!

– Так, все за мной, – коротко приказал венн. – Крепче держись, госпожа.

Стиснув её запястье в ладони, он вскочил на ноги и во всю прыть помчался наверх. Братья Лихие уверенно последовали, зная, что их наставник зряч в темноте и дорогу не спутает. Они успели отбежать едва на тридцать шагов, когда позади начало весело разгораться высокое пламя. В шатёр кнесинки попали стрелы, обмотанные тлеющей паклей.

– Не оглядывайся, госпожа, – велел Волкодав.

…Этот сумасшедший бег под стрелами через ночной лес кнесинке Елень суждено было запомнить до конца её дней. Сколько раз, пытаясь хоть мысленно подражать матери, она воображала себя воительницей в пернатом шлеме и блестящей броне, искусной, непреклонной в сражении и, конечно, бесстрашной!.. Хорошо быть бесстрашной, когда никто не пугает. Ей приснился сон, в котором она не бросила Волкодава, и она возмечтала, что и в действительности будет так же храбра. Добро же! Она и врага-то ещё воочию увидать не успела, только услышала, как поют возле уха быстрые стрелы, выпущенные по её душу. И всё, и ухнуло в пятки сердчишко, и беспомощно обмякли коленки. Кнесинка спотыкалась чуть не на каждом шагу, без конца оступалась, валилась в какие-то колдобины, через которые Волкодав летел точно по гладкой дорожке. Она почти ничего не видела перед собой, наполовину из-за темноты, наполовину от страха. Но всякий раз, когда она уже неслась в землю лицом, железная рука телохранителя вздёргивала её на ноги, не позволяя упасть.

Только много позже, перебирая в уме события памятной ночи, кнесинка поняла, почему в некоторый момент испуганные голоса служанок, раздававшиеся справа, начали как будто отдаляться. Волкодав намеренно тащил её наверх иным путём, не тем, которым бежали все остальные.

Что-то тяжело, с налёта, ударило её в правую лопатку. Кнесинка ахнула от неожиданности и боли, в очередной раз посунулась кувырком наземь, в очередной раз устояла и продолжала бежать.

Старая нянька горько, благодарно и бессильно плакала, обхватив Лихослава за крепкую шею. Что было бы с ней, а главное, с её девочкой, не случись рядом этих троих парней? Которых она, бывало, веником гнала с мытого крылечка хором?..

Кнесинка Елень задыхалась от непривычного бега. Она едва различала стволы сосен, подсвеченные отблеском далёких костров. И за каждым деревом мерещилась когтистая тень, мчавшаяся вдогонку. Кнесинка явственно видела красные, кроваво светившиеся глаза, но умирать от ужаса было попросту некогда. Растрепавшиеся волосы лезли в глаза: хлестнувшая ветвь смахнула с головы и шёлковую сетку, и серебряный венчик. Кольчуга с каждым шагом делалась тяжелей, по лицу текли слёзы и пот. Всё время приходилось карабкаться вверх. Кнесинка не знала, куда они бегут и долго ли ещё осталось, и это было хуже всего. Она почти висела на руке телохранителя, поспевая за ним изо всех сил, но сил было немного. Даже страх, поначалу придававший ногам резвости, постепенно сменился тупым изнеможением. Кнесинка понятия не имела, как это, когда убивают, и поэтому думала: лучше бы уж убили. Сейчас упаду, билось в сознании. Сейчас упаду и… и всё. И пускай делают со мной, что хотят.