Тайные тропы - Георгий Брянцев

Андрей рассмеялся.

— Мы с вами, Никита Родионович, всех пережили: и марквардтов, и кибицев, и юргенсов, и гунке...

— Что же теперь делать? — поинтересовался Алим.

— Сидеть у моря и ждать погоды, — сказал Никита Родионович и задумался. — Значит, припекло, коли Юргенс не нашел иного выхода.

— А ведь он все делал обдуманно, — заметил Андрей.

— Из чего это видно? — спросил Гуго.

— Хотя бы из того, что он обеспечил нас на пять месяцев и продуктами, и деньгами.

— Вот уж с этим я не согласен, — вмешался в разговор старик Вагнер. — Не верю я, чтобы Юргенс месяц назад предвидел свою, так сказать, тихую кончину и вместе с тем проявлял заботу о вас.

— Да, тут много непонятного, — проговорил Никита Родионович. — Как хотите, мне даже не верится, что речь идет о нашем шефе. Может быть, на тот свет отправился его однофамилец.

— А что, если сходить? — предложил Алим.

— Куда? — спросил Абих.

— К нему... в особняк.

Ожогин встал и взволнованно заходил по комнате. Объявление о смерти Юргенса спутало все карты. После долгой, напряженной работы друзья остались у разбитого корыта. Все их шефы или сбежали, или арестованы, или умерли. К городу приближались американские войска. Они уже вошли в Кельн. Лучшим выходом из создавшегося положения было бы тронуться на восток, навстречу наступающей Советской Армии. Но для такого путешествия нужны документы. Выданные им пропуска были действительны лишь в пределах города. За его чертой их могли сразу же схватить и посадить в гестапо или, в лучшем случае, в концлагерь.

«Все рушится, и им теперь не до нас», — подумал Никита Родионович. Однако неясная надежда, что объявление в газете не имеет отношения к их шефу, заставила Ожогина согласиться с предложением Алима и пойти в особняк Юргенса.

У парадного подъезда особняка стояли два камуфлированных под зимний сезон лимузина. Это была необычно. Прежде машины никогда не задерживались у подъезда.

Служитель, впустивший Никиту Родионовича, на этот раз разговорился.

— Вы слышали, что сделал мой господин? — спросил он Ожогина.

Никита Родионович ответил, что узнал из газеты, но не поверил и пришел лично убедиться.

— Смерть никогда и никого не обманывает, — многозначительно произнес служитель и сокрушенно покачал головой. — Пойдемте, я вас проведу. Может быть, вы понадобитесь...

Мрачный зал был пуст. Из кабинета доносились сдержанные голоса. Ожогин постучал в дверь. Мужской голос разрешил войти.

Первое, что бросилось в глаза, — открытые стенные сейфы, зияющие черными провалами. На полу около них валялись вороха бумаг в папках и свертках. Двое гестаповцев, — один уже знакомый друзьям майор Фохт, — хозяйничали в кабинете. Майор перелистывал у стола пачку бумаг, а его коллега, сидя сбоку, писал под диктовку.

— А-а... старый приятель, — фамильярно обратился майор к вошедшему Ожогину. — Вы не можете пролить свет на эту темную историю?

— Я только что узнал об этом из газеты, — ответил Никита Родионович.

— Поздновато... поздновато... Но лучше поздно, чем никогда.

Ожогин осмотрелся.

— Где же это произошло? — обратился он к майору. — Если, конечно, не секрет.

— А вы знакомы с расположением комнат? — спросил тот.

Никита Родионович пояснил, что бывал у Юргенса не раз и хорошо знает его дом.

— Пройдите в спальню, — сказал майор, — я вижу, вас больше всего интересует, где именно это произошло, — и он почему-то рассмеялся.

Второй гестаповец удивленно посмотрел на майора.

— Меня интересует и многое другое, — счел нужным заметить Ожогин.

— В этом ваше любопытство на данном отрезке времени, пожалуй, никто не удовлетворит. Все покрыто мраком неизвестности, — сказал майор, не отрываясь от бумаг.

В спальне Ожогин застал жену Юргенса и сына его оберлейтенанта, сидящего на диване с книгой в руках.

— Кто бы мог ожидать... — произнесла госпожа Юргенс и закрыла лицо носовым платком. — Кто бы мог подумать... Нет, я не переживу Карла. У меня не хватит сил...

Никита Родионович усадил хозяйку в глубокое кресло, сел напротив и посмотрел в сторону сына Юргенса. Того смерть отца, видимо, не трогала и не вывела из обычной колеи. Он преспокойно читал и позевывал в кулак.

«Странная семейка», — подумал Ожогин.

Жена Юргенса, облокотившись на спинку кресла, издавала нечто вроде тихих стонов. Но тотчас же она пришла в свое обычное состояние, к ней вернулась ее разговорчивость Без расспросов со стороны гостя, она рассказала, как все произошло.

— Мы спали... это было в три ночи. И вдруг слышу выстрел. Я сплю очень чутко, просыпаюсь от малейшего шороха. Я вскочила и увидела, что Карла около меня нет. А он... а он уже лежал около стола. Я подбежала... Господи, какой ужас... — Она заломила руки и вновь закрыла лицо платком. — Он стрелял в рот из большого пистолета... У него выскочили глаза, отлетел череп. Нет, нет, я не могу вспомнить об этом...

Но она все же вспоминала и несколько раз сряду воспроизвела во всех деталях картину самоубийства мужа.

— Где же тело покойного? — спросил Никита Родионович.

— Там... там... — она неопределенно махнула рукой куда-то в сторону.

— Он что-нибудь оставил?

— Да... — Госпожа Юргенс поднялась, подошла к туалетному столику и, взяв небольшой лист бумаги, подала его Ожогину.

Никита Родионович увидел знакомый почерк Юргенса. Он писал:

«Дорогие мои Луиза и Петер! Я не могу пережить смерти Германии и должен умереть ранее ее. Пройдет время, и вы оправдаете мой эгоистический поступок. Никого не виню в своей смерти, кроме истории, которую Геббельс заслуженно назвал «продажной девкой». Она и только она всему виной. Простите. Ваш Карл».

Прочтя письмо, Ожогин продолжал машинально смотреть на кусок бумаги, думая о том, что если бы Юргенс сам не решил вопрос о себе сейчас, то его бы решили другие в самое ближайшее время. В этом никаких сомнений у Никиты Родионовича не было.

На похороны Юргенса собралось много людей. Тут были неизвестные Ожогину и Грязнову штатские, военные, гестаповцы, эсэсовцы, взвод автоматчиков, духовой оркестр.

Юргенс лежал в открытом гробу. Лицо его вплоть до подбородка было закрыто кисейной тканью. За штабной машиной, на которой везли гроб, шла жена покойного. С одной стороны ее поддерживал сын, оберлейтенант, с другой — высокий, худой старик.

На другой день после похорон в особняке Юргенса разместился штаб какой-то воинской части. Жена, сын и верный служитель покойного уехали из города.

23

Самоубийство Юргенса привело друзей в замешательство. В критический момент, когда было уже очевидно, что в город должны прийти американцы, Ожогин, Грязнов и Ризаматов оказались одни, без какого бы то ни было плана действий, потерявшие связь с родиной. Все планы, намечавшиеся немецкой разведкой, потерпели крах.