Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

Казалось, что все это подтверждает афоризм одного конституционного националиста, Дж.П. Кёррана, о том, что ирландцы — плохие подданные, но еще худшие бунтовщики. Однако эти бунтовщики сохранили традицию силового решения вопроса, завладели воображением соотечественников и вдохновили на новые подвиги для решения ирландской проблемы. Гладстон, который считал, что в соединении Ирландии с Америкой или Канадой заключается только опасность для империи, восстановил привилегии англиканской церкви и уменьшил права землевладельцев. Чарльз Стюарт Парнелл, которые защищал фениев в Палате общин и стал «главой» Ирландской партии в 1880 г., пытался поддерживать равновесие между революционными и конституционными силами. В духе Джеймса Финтана Лалора, бунтовщика 1848 г., который считал, что голод растворил связи в обществе, Парнелл не гнушался насилия в земельном вопросе, как средства получения самоуправления. «Если бы завтра у нас появились фермеры, владельцы земли, — говорил он, — то мы недолго оставались бы без ирландского Парламента»[1710].

Только Парнелл обладал гением для создания альянса, который, по словам одного восхищенного им биографа, «привел бы Ирландию в пределы видимости земли обетованной»[1711].

Парнелл стал полной противоположностью добродушному и мягкому Батту с его благородной внешностью. Глава Ирландской партии был холоден, не шел на компромиссы и походил на тигра. Как говорил сам Батт как раз перед тем, как Парнелл вошел в Парламент в возрасте двадцати девяти лет в 1875 г., «саксы найдут его неприятным покупателем, хотя это — симпатичный парень».

Сами фении признавали, что Парнелл — «человек для борьбы с англичанами; он был очень похож на них, столь же холодный, бессердечный, жесткий, неумолимый и непреклонный»[1712].

Он родился в семье жизнерадостного сквайра в Уиклоу, ходил в школу в Англии, говорил с английским акцентом и научился ненавидеть англичан еще на коленях у матери, рожденной в Америке. Парнелл особенно ненавидел их претензии на превосходство, которое давалось без особых усилий. Его высокомерие стало очевидно в колледже Магдалины Кембриджского университета, прославленного скорее социальными, а не интеллектуальными различиями выпускников. Здесь Парнелл отказался вступать в Гребной клуб, что привело к ссорам и «закончилось дракой»[1713].

Однако в отличие от мифа он, судя по всему, очень хорошо прижился в колледже. Несмотря на то, что посещал Парнелл его с перерывами, он получил некоторое образование, хотя один соратник в дальнейшем заявлял: единственной книгой, которую когда-либо читал глава Ирландской партии, была «Лошадь» Уильяма Юэтта.

Другие студенты устроили в его честь прощальную пьянку, когда Парнелла временно исключили из университета за шумную ссору и драку с торговцем, продававшим органические удобрения.

Именно непоколебимость и твердая решимость Парнелла сражаться с англичанами в Палате Общин сделали его таким внушительным лидером. Хладнокровие и смелость лидера затмевали очевидные политические дефекты — например, недоступность и нечеткость в выражении мыслей. Мешали и его нелюбовь к похоронам, и зловещая пропаганда национализма. Но еще хуже оказалось то, что Парнелл испытывал суеверное отвращение к зеленому цвету.

Более того, он постоянно рисковал раскрытием его тайной связи с Кэтрин О'Ши, хотя его, как ни странно, не беспокоили опасности. Когда капитан О'Ши пригрозил ему дуэлью, поскольку нашел портмоне политика в доме жены в Элтаме, Парнелл только спросил, что капитан сделал с его вещами. Его холодная сдержанность едва ли скрывала натянутые нервы и бурлящие страсти, которые были сродни, как говорили некоторые, сумасшествию, встречавшемуся среди членов его семьи.

Но еще больше, чем авантюризм и безжалостные обструкции в законодательном органе, на людей его родной земли производило впечатление его «великолепное молчание»[1714], поскольку, как сказал один фений, все агитаторы говорили. Таинственность Парнелла, «подобного сфинксу»[1715], получалась у него естественно. Он предпочитал размахивать чеками в воздухе, чтобы таким образом высушить чернила, а не оставить образец своей подписи на промокательной бумаге.

Но непроницаемость позволяла ему сохранить двойственную суть политической позиции. Он отказывался определяться: несмотря на публичный протестантизм и агностицизм в частном порядке, Парнелл искал расположения римских католиков. Он был крайне хитер и изворотлив. Занимаясь прелюбодеянием, он иногда брал псевдоним «мистер Фокс» («господин Лис»). Однако он вел себя с автократической уверенностью, а его коней звали Президент и Диктатор.

Парнелл был бледен, носил бороду и держался величественно, а суровый взгляд его карих глаз с рыжеватым отливом, казалось, действовал гипнотически. Это был мечтатель и провидец, которого характеризовали метафорами, выражающими несгибаемость и несокрушимость (например, называли «человеком из бронзы»[1716], куском гранита, «оплавленным сталью»)[1717].

И он был пророком, чья атака на целостность Британской империи вдохновила на приветствия, достойные монарха. Как и освободителя Дэниэла О'Коннелла, его называли «некоронованным королем Ирландии»[1718].

Он получил этот титул в то время, когда многие ирландцы теряли права на землю. Сельскохозяйственные проблемы усилились в конце 1870-х гг. в результате поступления дешевых продуктов из Америки и плохих урожаев зерна в Ирландии. Увеличилось число выселений с земли. Возросло количество поджогов, убийств и других видов сельского террора. «Капитан Лунный Свет» и его приспешники из Ирландской земельной лиги портили скот и издевались над людьми, прибивая доски гвоздями к спинам[1719].

Парнелл использовал жизненно важный вопрос о земле, за которую, как ему говорили, арендаторы были готовы отправиться в ад. Он получил поддержку фениев вроде Майкла Дэвитта, которые высвободились из «смирительной рубашки непреклонности»[1720] и вели кампанию за возвращение земли, как средства передачи Ирландии ирландцам. Как президент Земельной ассоциации, организованной Дэвитта в помощь мелким фермерам, Парнелл призывал к сопротивлению высокой арендной плате и выселениям. Он говорил: те, кто занимает собственность, с которой были выселены предыдущие арендаторы, не должен быть расстрелян. Просто его следует избегать как прокаженного, морально отлучать и изгонять, как капитана Бойкота, в честь которого и был назван процесс.

Однако Парнелл говорил с такой неистовостью, а в его поведении была такая угроза, что он удовлетворил всех, за исключением самых фанатичных националистов. Этот лидер сформировал массовое движение людей, которые с неудовольствием признавали: «Отсутствие единства было первичным проклятием нашей страны»[1721].

Когда голод и преступления парализовали запад острова, новое либеральное правительство (избранное в 1880 г.) начало уголовное преследование Парнелла и его коллег в Дублине за организацию заговора с целью порождения неприязни и враждебности среди подданных ее величества. Предсказуемого обвинительного приговора не получилось. Старшина присяжных развеселил суд, заявив: «Мы едины в том, что не можем согласиться»[1722].

Тогда Гладсон соединил использование силы с умиротворением и примирением. Он аннулировал «Хабеас Корпус» (английский закон 1679 г. о неприкосновенности личности), чему яростно сопротивлялась все более дисциплинирующаяся партия Парнелла в Палате общин. Премьер принял Закон о земле, который дал арендаторам многое из того, что они давно хотели — фиксированный срок аренды, справедливую арендную плату и свободную продажу.

Парнелл играл по-крупному, и продолжал обструкцию. В октябре 1881 г. его закрыли в тюрьме Килмайнхэм, мрачном круглом здании с помещением для смотрителя в центре, построенном из стекла, железа и гранита. «Там дисциплина поддерживалась с четкостью часового механизма в притупляющей ум тишине»[1723].

Так Парнелл стал мучеником и сверхъестественным существом — испытывавшие благоговейный трепет крестьяне отметили, что его заключение в тюрьму совпало с самым худшим штормом за полстолетия.

Заключение в тюрьму способствовало популярности Парнелла в Ирландии. Так будет и со многими другими лидерами в борьбе за национальную независимость по всей империи. Это завоевало ценную поддержку в США, откуда ему пошли доллары. Как печально говорил романист Джордж Мур, их собирали «кормилицы и слуги ирландского происхождения в трактирах. Эти люди держали в руках судьбу Британской империи, как готы и вестготы держали судьбы римлян»[1724].