Путь на эшафот - Виктория Холт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы прелюбодействовали с королевой?
Он ничего не ощущал, кроме боли. Тысячи красных горячих иголок впились в его запястья и щиколотки, он чувствовал, как жилы его рвутся. Он застонал.
– Да… Да… Да… Все, что угодно…
– Достаточно, – сказал Кромвель, а человек за столом что-то записывал.
Марк рыдал. Ему показалось, что они облили его лицо уксусом. Они брызгали на него кистью, которую он видел на стене. Это усиливало боль в голове. Он снова стал кричать. Каждое движение доставляло ему боль.
Откуда-то издалека послышался голос Кромвеля:
– Но кроме вас, Смитон, у королевы были и другие любовники.
– Другие? – Смитон не понимал, чего хочет Кромвель. Он чувствовал только боль, ужасную боль, затуманившую ему мозг.
Он даже не представлял, что такая боль существует. Мучениям подвергалось не только его тело, но и разум. Он хотел умереть за нее, а на деле предал ее. Он солгал, он оболгал ее, он сказал о ней ужасные вещи потому… Потому, что не мог вынести боли.
– Их имена? – спросил его Кромвель.
– Я не знаю никаких имен… Только не уксус! Я не вынесу этого. Я не могу выносить боль и этот уксус! – Он зарыдал.
– Мы дадим вам отдохнуть, если вы назовете нам имена.
Марк не понимал, о чем говорит этот человек. Имена? Какие имена? Он представил себя мальчиком в доме своего отца. Поет прялка его матери. Вот наш маленький Марк… Какой хорошенький мальчик. Вот тебе конфетка, Марк… Как он хорошо поет! А как играет! Марк, ты не хочешь стать музыкантом при дворе? Наш король любит музыку…
– Давайте еще! – приказал Кромвель.
– Нет! – завопил Марк.
– Имена, – почти шепотом приказал Кромвель.
– Я… Я… Я не знаю…
Все началось сначала. Эта ужасная агония. Тело разрывалось на части. Он терял сознание. Уксус… Опять уксус.
– Марк Смитон, вы прелюбодействовали с королевой. И не вы один! Вы не виноваты в этом, Марк. Королева соблазнила вас. А кто вы такой? Скромный музыкант. Вы не могли сказать нет королеве! Но вы не один, Марк. Были и другие. Это были люди благородного происхождения. Довольно, Марк. Вы теперь знаете, что такое дыба. Человек не может находиться на дыбе бесконечно, вы знаете это, Марк. Люди сходят с ума. Назовите их имена, Марк. Ну, давайте! Это был Уайатт?
– Никого не было. Я солгал. Все это ложь.
Нет, только не опять все сначала. Я сойду с ума. Я больше не могу терпеть… Лицо королевы стало расплывчатым. Это должно прекратиться… Его покидает рассудок, но он не должен называть имя Уайатта, как ему велят.
Они поднесли к его носу уксус. Они снова будут растягивать его на дыбе.
Он увидел двор так ясно, как будто бы сам был там. Королева улыбалась, а кто-то стоял с ней рядом.
– Норрис! – позвал он. – Норрис!
Голос Кромвеля был почти ласковым, убаюкивающим:
– Норрис, Марк. Вот и прекрасно. Ты прав. А кто еще, Марк? Скажи мне шепотом…
– Норрис! Бриртон! Вестон! – закричал Марк.
Он был без сознания, когда развязали и унесли его измученное тело.
Кромвель смотрел, улыбаясь. Он прекрасно поработал.
Было первое мая. В мае при дворе проходил фестиваль, который очень нравился королю. Раньше король побеждал во всех турнирах, но теперь у него болела нога и он был вынужден сидеть и смотреть, как другие получают лавры победителей. Нападающих в тот день возглавил лорд Рочфорд, а защитников – Генри Норрис. Не очень приятно, когда человек, более умелый, чем они, должен сидеть и думать о том, что он стареет и больше не может блистать своей доблестью, вызывавшей некогда восхищение всего двора, а вынужден превратиться в зрителя.
Кромвель пришел повидаться с королем до начала турнира. Увидев его, Генрих нахмурился. Ему не хотелось встречаться с этим человеком. Но Кромвель настоял на своем. У него новости, и очень неприятные, он должен сообщить их королю немедленно. Нельзя ждать ни минуты. Кромвель говорил, а король его слушал. Он слушал молча. Его лицо стало красным, как кирпич, глазки превратились в узкие щелочки.
На турнире ждали появления короля. Королева уже сидела на своем месте, но игры не могли начаться без главного лица. Король спустился во двор и сел рядом с королевой. Турнир начался.
Он чувствовал ее рядом с собой и дрожал от ревности и гнева. Он думал, что этой женщине он отдал все, лучшие годы своей жизни, свою любовь, трон, наконец. Из-за нее он порвал с Римом, из-за нее мог навлечь на себя гнев своего народа. И чем она отплатила ему? Она предавала его с любым мужчиной, который ей нравился!
Он не видел, кто побеждает на турнире. Ему было все равно. Красный туман застилал ему глаза. Он косо взглянул на нее. Такой красивой она ему еще никогда не казалась. Но сейчас она была еще более далека от него, чем в саду своего отца в Хивере. Она околдовала его, она смеялась над ним. А он страстно и безответно ее любил. Он король, она же никто, дочь человека, который достиг чего-то благодаря благосклонности короля… Она издевалась над ним. Она никогда не любила его – она любила трон и корону и вынуждена была против своей воли жить с ним, потому что иначе ей не удалось бы их получить. Горло его пересохло от боли, которую он испытывал, сердце сильно билось. Он был очень зол. В нем проснулся зверь. Он хотел, чтобы она страдала, как страдает он сам, еще в тысячу раз сильнее. Его возмущало, что даже сейчас она не ревнует его так к Джейн Сеймур, как он ревнует ее к Норрису, участвующему в турнире.
Он посмотрел на Норриса, одного из своих лучших и самых близких друзей. Он не так молод, как остальные, но очень красив и держится с достоинством. Словом, очаровательный мужчина с прекрасными манерами, изящный, благородный – настоящий рыцарь. Теперь он ненавидел Норриса, хотя еще совсем недавно обожал его.
А ее брат, Рочфорд. Королю нравился этот юноша. Он с удовольствием жаловал его всевозможными милостями, ибо этот человек того заслуживал, к тому же Генрих желал угодить его сестре. Веселый, занимательный, очень остроумный и привлекательный… А теперь Кромвель узнал, что Рочфорд говорит о своем короле непозволительные, предательские слова, за которые его нельзя простить. Он смеялся над стихами, которые пишет король, над тем, как он одевается. Он поставил под сомнение мужские качества короля, за что заслуживает смерти. Это Рочфорд распускал слухи, что жены короля не могут родить ему наследников только потому, что сам король неполноценен.
Смитон, этот простолюдин, у которого нет ничего, кроме смазливой мордашки и умения играть на музыкальных инструментах, нравится ей больше, чем он, король Англии. Он, король, умолял ее стать его, просил, подкупал подарками и обещаниями сделать королевой, и она согласилась наконец, но сделала это чуть ли не против своей воли. Не потому, что любила его, а потому что не могла устоять перед блеском короны.