Кремль-1953. Борьба за власть со смертельным исходом - Леонид Млечин

Благодаря расположению Сталина и Берии ему многое прощалось. А ведь Азербайджан переживал бедственные времена. В секретной справке Комитета партийного контроля при ЦК говорилось:

«В 1951 году в связи с невыполнением плана по указанию Багирова в массовом порядке проводилось насильственное изъятие скота, находящегося в личной собственности колхозников, рабочих и служащих, путем обысков и задержания скота на дворах и пастбищах. Отобранный скот передавался колхозам и зачислялся в выполнение плана развития общественного животноводства. В настоящее время в Азербайджане 60 процентов дворов не имеет крупного рогатого скота.

При заготовке шерсти Багиров дал противозаконное указание брать шерсть из матрацев и подушек, принадлежавших колхозникам, рабочим и служащим, в связи с чем имелись многочисленные факты насильственного изъятия шерсти».

После смерти Сталина, ко всеобщему удивлению, Мир-Джафара Багирова избрали кандидатом в члены президиума ЦК. Это был миг его триумфа. Инерция хорошего сталинского отношения к Багирову продолжала действовать и когда сам вождь уже лежал бездыханным. В Баку с гордостью отмечали, что впервые представитель Азербайджана вошел в состав высшего руководства страны.

Багиров сознавал, что высоким назначением обязан Берии. Но он совсем недолго наслаждался своим высоким положением — каких-нибудь четыре месяца. Низвержение с Олимпа произошло столь же стремительно, как и взлет. И тем и другим он был обязан Берии. Для Багирова его арест был как гром среди ясного неба. Он находился в политической провинции, не распознал стремительного хода событий. Когда настала его очередь выступать на посвященном делу Берии пленуме ЦК, не нашел нужных слов и поставил крест на своей карьере.

Слово ему предоставили на утреннем заседании 3 июля 1953 года — сразу после члена президиума ЦК Лазаря Моисеевича Кагановича.

Багиров начал свою речь неудачно:

— Товарищи, работая вдали от Москвы, за последнее время после того, как партия и страна потеряли товарища Сталина, и не будучи в курсе того, что тут творится, делается, и получая в последнее время ряд документов, я должен прямо сказать пленуму Центрального комитета, чувствовалась на душе какая-то тяжесть, что что-то не то… И вот вчера, когда я впервые у Никиты Сергеевича Хрущева узнал о решении президиума, о том, какие дела произошли, что просто не верится, какая-то тяжесть с души снялась, и сразу какое-то облегчение я почувствовал. Это облегчение, я думаю, почувствовал не только я, но и другие товарищи, если не все…

Багиров лихорадочно пытался понять, что же надо поставить в вину Берии, и не мог придумать:

— Видимо, этот человек не только последние годы работает на врагов. Видимо, он с далекой целью заброшен в нашу партию агентом международного империализма… По поручению Берии звонили министру государственной безопасности республики Емельянову о том, чтобы представить сведения о национальном составе работников МВД. Он пока, видимо, с этого начинал. Товарища Емельянова также просили дать соображения о том, кем его можно заменить из числа местной национальности. Емельянова, так же как и десяток других товарищей, вырастила Азербайджанская партийная организация… Эта попытка получила осечку.

Багиров упустил возможность помочь московским руководителям подготовить дело Берии, когда не развил тему работы Лаврентия Павловича на контрразведку мусаватского правительства. Судя по всему, именно этого от руководителя Азербайджана и ждали. Багиров рассказал, что Берия собирался ввести новые ордена — в честь деятелей культуры, в том числе из разных республик. Члены президиума этого не знали. И в зале реагировали неодобрительно, спрашивали:

— А вы позвонили товарищу Маленкову?

— Я не звонил.

В зале зашумели:

— Плохо.

Багиров:

— Товарищи могут сказать, почему я не позвонил в ЦК, не поинтересовался. Нужно сказать, что у нас ежедневно бывают тысячи звонков. Пока вчера меня Никита Сергеевич не вызвал, не сказал, я не знал…

Маленков из президиума успокоил его:

— Никто не предъявляет вам обвинения, речь идет о разоблачении Берии.

Но Хрущев дал понять, что Багиров считается другом и соратником Берии — со всеми вытекающими из этого последствиями:

— Ты его знаешь больше других, поэтому люди и говорят, ты должен рассказать, ты больше знал его…

Багиров стал оправдываться. Получалось неубедительно.

— В отношении звонков. Я уехал отсюда после смерти товарища Сталина 16 марта. За это время Берия один раз мне звонил. За пятнадцать лет здесь, в Москве (я не хочу снимать с себя ответственность за то, что я не мог раскусить этого человека, не в оправдание себе я это говорю), я у него был один раз дома. И то с товарищем Сталиным. А в остальное время встречал так, или заезжал за мной он…

Голос из зала:

— Товарищ Багиров, когда вы начинаете оправдываться, то делаете это не в полный голос. Вы скажите, что ЦК за последние годы забыли…

— Я?

— Ходили только к шефу.

— Я? — Багиров растерялся и не знал, что ответить.

— Ходили все время к Берии…

— Я Берию шефом Азербайджана не мог считать, хотя он и пытался это делать… Когда я здесь бывал, и в ЦК, и во все министерства, во все организации ходил, и, если на то пошло, очень редко когда у Берии наедине был…

Вмешался секретарь ЦК Михаил Андреевич Суслов:

— Инструктора ЦК побаивались ездить в Азербайджан.

— В Азербайджан? — переспросил Багиров.

Он явно не ожидал таких слов. Не привык к роли оправдывающегося. Десятилетиями он сам презрительно разил с трибуны врагов народа. А зал послушно ему внимал. И вдруг все поменялось.

— Да, в азербайджанские организации, — подтвердил Суслов, уже понимая, что Багиров недолго просидит в своем кресле, — боялись, что у вас есть шеф.

Багиров совсем растерялся:

— Не знаю, может быть.

Маленков попытался объяснить ему, что члены ЦК ждут от него разоблачений вражеской деятельности Берии:

— Товарищ Багиров, ты оправдываешься, не нужно этого. Ты был близок к Берии, не этот вопрос сейчас обсуждается… И пленум поэтому недоумевает. Ты оправдываешься, защищаешься. Тебя видели больше, чем всех других, обнимающимся с Берией…

Но Багиров так и не понял, как ему следует себя вести. Он бормотал:

— Я не оправдываюсь, я хочу просто сказать, мне больно некоторые реплики товарищей слушать…

Многолетний хозяин Азербайджана сошел с трибуны без положенной ему порции аплодисментов. После заседания пытался исправить дело — объясниться с Маленковым и Хрущевым. Разговор не получился, потому что его судьба была решена.