Сдвиг времени по-марсиански - Филип Дик

Энн кивнула.

— Я хочу только сказать, что ведь у нас тоже ребенок в Бен-Гурионе, но нас это не сломило, — продолжил Арни. — Это ведь еще не конец света, правда? Мы продолжаем жить. Куда ты хочешь пойти завтракать? Как насчет «Рыжей лисы» напротив? Хорошее место? Я бы не отказался от жареных креветок, но, черт, я уже год нигде их не видел. Если не будет решена проблема с транспортировкой, сюда никто не поедет.

— Только не «Рыжая лиса», — запротестовала Энн. — Терпеть не могу ее владельца. Давай попробуем зайти вон туда: этот ресторан только что открылся, и я еще не была в нем. Я слышала, его хвалили.

Пока они сидели в ожидании заказа, Арни продолжал развивать свою точку зрения.

— Когда узнаешь о самоубийстве, по крайней мере в одном можешь быть точно уверен: человек, его совершивший, знал, что не является полезным членом общества. В этом-то и заключается истинная причина — в осознании, что ты никому не нужен. Если я в чем и уверен, так именно в этом. Закон природы — она избавляется от ненужных членов их собственными руками. Так что когда я слышу о самоубийстве, меня это нисколько не смущает. Ты не поверишь, сколько так называемых естественных смертей здесь, на Марсе, на самом деле являются самоубийствами. Суровость окружающей среды отсеивает неприспособленных.

Энн Эстергази кивнула, но настроение у нее не улучшилось.

— Этот парень, — продолжила она. — Стайнер…

— Стайнер! — уставился на нее Арни. — Норберт Стайнер, делец черного рынка?

— Он продавал диетические продукты.

— Так вот это кто! — Арни был поражен. — О нет, только не Стайнер.

Господи, все свои товары он получал от Стайнера — он полностью зависел от этого человека.

К столу подошел официант.

— Это ужасно, — промолвил Арни. — Действительно ужасно. Что я буду делать?

Все его вечеринки, все уютные обеды на две персоны, которые он устраивал для себя и какой-нибудь девушки, например Марти, а особенно Дорин… Нет, для одного дня это слишком: сначала диктофон, а теперь еще и Стайнер!

— А ты не думаешь, что это имеет отношение к тому, что он был немцем? — спросила Энн. — Немцы стали такими подавленными после этой чумы, вызванной их лекарствами, после детей, рождавшихся с ластами. Я разговаривала с одним из них, так он прямо сказал, что они считают это божьим наказанием за годы нацизма. И это был не религиозный человек, а бизнесмен здесь, на Марсе.

— Чертов тупица Стайнер! — взорвался Арни. — Кретин!

— Ешь, Арни. — Энн развернула свою салфетку. — Суп выглядит очень аппетитно.

— Я не могу есть. Не желаю есть эти помои. — Он оттолкнул тарелку.

— Ты все еще ведешь себя как большой ребенок, — заметила Энн. — Все так же капризничаешь. — Она говорила мягко и сочувственно.

— Черт побери, да я иногда ощущаю на своих плечах тяжесть всей планеты, а ты называешь меня ребенком! — Он уставился на нее с нескрываемой яростью.

— Я не знала, что Норберт Стайнер был дельцом черного рынка, — заметила Энн.

— Естественно. Откуда тебе знать, тебе и всем твоим женским комитетам? Что ты вообще знаешь об окружающем мире? Для этого-то я и приехал — я прочитал твое последнее приложение к «Таймc», и меня воротит от него. Прекрати печатать подобную чушь — интеллигентных людей от нее тошнит, она годится только для таких идиоток, как ты.

— Пожалуйста, ешь. И успокойся, — ответила Энн.

— Я собираюсь назначить своего человека, который будет проверять материал, который ты распространяешь. Профессионала.

— Неужели? — спокойно откликнулась она.

— Перед нами стоит настоящая проблема — с Земли перестали приезжать профессионалы, в которых мы действительно нуждаемся. Мы гнием — и все это понимают. Мы распадаемся на части.

— Кто-нибудь займет место мистера Стайнера, — улыбнулась Энн, — есть же на черном рынке другие дельцы.

— Ты сознательно пытаешься представить меня жадным и мелочным, в то время как на самом деле я — один из самых ответственных участников колонизационного процесса на Марсе, потому-то наш брак и распался — ты специально принижала меня из ревности и соперничества. Не знаю, зачем я сюда приехал, с тобой невозможно разумно разговаривать, тебе обязательно надо во всем переходить на личности!

— Ты слышал о законопроекте Объединенных Наций, предполагающем закрытие Бен-Гуриона? — невозмутимо спросила Энн.

— Нет.

— И тебя не волнует, что Бен-Гурион могут закрыть?

— Черт, мы в силах обеспечить Сэму индивидуальный уход.

— А как насчет остальных детей?

— Не уходи от темы. Послушай, придется тебе смириться с тем, что ты называешь мужским засильем, и давать редактировать свою писанину моим людям. Честное слово, от тебя больше вреда, чем помощи, — мне очень неприятно говорить тебе такое, но это правда. Враг не напакостит больше, чем ты своим дружеским расположением. Ты — дилетантка! Как большинство женщин. И абсолютно безответственная.

Арни кипел от гнева, но на лице Энн ничего не отражалось — все, что он говорил, не производило на нее никакого впечатления.

— А ты не можешь надавить на кого-нибудь, чтобы Бен-Гурион не закрывали? — спросила она. — Может, мы с тобой заключим сделку. Мне надо, чтобы лагерь сохранился.

— Соглашение, — свирепо поправил Арни.

— Да.

— Хочешь, скажу тебе откровенно?

Энн спокойно кивнула.

— Меня этот лагерь раздражал с самого начала, как только евреи его открыли.

— Да благословит тебя Господь, честный и откровенный Арни Котт, спаситель человечества.

— Он оповещает весь мир, что у нас тут на Марсе есть свои полудурки, и если вы предпримете космическое путешествие на Марс, очень может быть, ваши половые органы претерпят такие изменения, что вы родите урода, по сравнению с которым немецкие ластоногие покажутся милейшими созданиями.

— Ты такой же, как хозяин «Рыжей лисы».

— Я просто трезвый реалист. Мы здесь боремся за существование: мы должны заставить людей эмигрировать с Земли, иначе мы пропадем, Энн. И ты сама это знаешь. Если бы у нас не было Бен-Гуриона, мы могли бы аргументировать преимущества жизни на Марсе, показав, что ядерные испытания и зараженность атмосферы на Земле являются единственными причинами рождения аномальных детей. Но Бен-Гурион портит все.

— Не Бен-Гурион, а факт рождения таких детей.

— Если бы не Бен-Гурион…

— И ты бы рекламировал заведомую ложь, убеждал бы людей, что здесь они в большей безопасности?

— Естественно, — кивнул Арни.

— Это аморально.

— Нет. Это ты ведешь себя аморально вместе со всеми твоими женщинами. Настаивая на сохранении Бен-Гуриона, вы…

— Не будем спорить, нам никогда не договориться. Давай поедим, а потом возвращайся в Льюистаун. У меня больше нет сил.

Они завершили трапезу в гробовой тишине.

Доктор Мильтон Глоб, член общества психиатров Бен-Гуриона, на ставке Межпланетного Союза водителей, выполнив свои обязанности по лагерю, вернулся в офис, где и сидел теперь в полном одиночестве, держа в руках счет за крышу, починенную месяц назад. Он приостановил работы, так как возникла необходимость в железных сетках для защиты от скапливающегося песка, однако строительный инспектор поселения вынудил его продолжить их. Так что пришлось снова обратиться к кровельщикам, заранее зная, что счет не оплатить. Но выхода не оставалось. Он разорен. Хуже, чем в этом месяце, дела еще не шли никогда.

Если бы только его жена Джин меньше тратила!.. Но это все равно не решение вопроса, выход только в увеличении количества пациентов. Межпланетный Союз водителей ежемесячно выплачивал ему зарплату, но за каждого пациента Мильтон дополнительно получал пятьдесят долларов — это называлось прогрессивной заработной платой. В действительности в ней заключалась разница между долгом и платежеспособностью. Никто бы не мог сводить концы с концами на зарплату психиатра, имея жену и ребенка, а Союз водителей славился своей особенной скупостью.

И все же Глоб продолжал жить в поселении водителей. Это был спокойный город, очень напоминающий земные. Новый Израиль, как и другие национальные поселения, был слишком взбудораженным, взрывоопасным.

К тому же доктор Глоб уже жил однажды в национальной колонии, принадлежащей Объединенной Арабской Республике. Место славилось своей пышной растительностью, которую импортировали с Земли. Но постоянная враждебность поселенцев к обитателям соседних колоний сначала раздражала его, а затем начала и возмущать. Мужчины круглосуточно размышляли о нанесенных им обидах. Самые симпатичные люди предпочитали избегать обсуждения определенных тем. А по ночам эта враждебность приобретала практическое воплощение: национальные колонии жили ночной жизнью.

«Да ну их к черту», — отмахнулся Глоб. Они даром тратят свою жизнь, перенеся с Земли старые распри и забыв высшую цель колонизации. Например, в сегодняшней утренней газете он прочел о потасовке на улицах поселения электрорабочих; в сообщении говорилось, что виновны в ней жители соседней итальянской колонии, поскольку у нескольких нападавших были длинные напомаженные усы, распространенные среди обитателей этого поселения…