По светлому следу (сб.) - Томан Николай Владимирович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понять не могу, в чем тут дело, – укоризненно говорил он, пощипывая колючую щеточку седых усов, – то ли ты без души за дело берешься, то ли нет у тебя к штабной работе призвания. Сколько уж раз было сказано: если к старшему начальнику бумага идет, начинать ее следует словами: «докладываю» или «доношу». К равному кому-нибудь форма обращения иная. «Ставлю в известность», например, или просто «сообщаю». А если к младшему, то – «приказываю».
Старшин писарь поднял на Дымова строгие глаза и добавил с ударением:
– Такое различие в форме обращения не пустяк, а субординация. Учти это.
Дымов, уставившись неподвижным взглядом на выбритую до блеска голову Батюшкина, смущенно переминался с ноги на ногу.
Взглянув еще раз на младшего писаря. Батюшкин вздохнул и заключил:
– Один, видно, у тебя талант, Антон, – почерк каллиграфический. Во всем остальном…
Не договорив, он безнадежно махнул рукой.
– Так ведь я этого не отрицаю, товарищ старший сержант, – уныло отозвался Дымов. – Нет у меня влечения к писарскому делу. Я по саперной части дальше бы пошел. В запасном полку говорили, что минер из меня хороший может получиться.
– В минеры, значит, рвешься, – нахмурился Батюшкин. – Боишься, что повоевать не успеешь? Ничего, брат, хватит и на тебя фашистских мин. На союзничков-то невелика надежда. Самим придется фашистскому зверю хребет ломать.
– А ведь они обещаются, что вот-вот второй фронт откроют, – неуверенно заметил Дымов.
– Обещаются, – усмехнулся Батюшкин, и на продолговатом лице его появилось множество глубоких морщинок. – Кто обещается? Господин Черчилль?
– Так ведь он речи какие произносит, – смутился Дымов. – Читали, верно, во вчерашней газете?
– Ты что же, значит, речам господина Черчилля очень веришь? – вскинул старший сержант насмешливые глаза на молодого писаря. – А я, брат, с делами его познакомился еще в 1918 году под Архангельском.
Дымов не успел ничего ответить на это, так как с шумом распахнулась вдруг дверь и в землянку вбежал запыхавшийся чертежник сержант Мгеладзе. Он был почти ровесником Дымова, но щегольские черные усики делали его на вид значительно старше писаря.
– Что ворчишь, Василий Федорович? – весело крикнул он, сдергивая с головы пилотку и бросая ее на свой столик в углу землянки. – Почерк от этого у Антона может испортиться. Новость лучше послушайте. Союзники к нам в гости пожаловали.
– Что мелешь! – нахмурился Батюшкин. – Какие союзники? Они, видно, так жаждут встречи с нами, что ждут не дождутся, пока мы к Атлантическому океану выйдем, потому как итти к нам сквозь всю Европу для них невыносимо долго.
– Зачем шутки шутить, – обиделся Мгеладзе. – Лично видел настоящих живых союзников. Самолет, что на рассвете возле нас приземлился, – слышали?
– Ну, слышали, – неохотно отозвался Батюшкин. – Так что?
– Так это ж американская «летающая крепость» вынужденную посадку сделала. Вот что.
– Заблудилась она, что ли? – удивился Дымов.
– Какое там заблудилась, Антон, – махнул рукой Мгеладзе. – Гитлеровцы подбили. На самолете американские летчики, которые в челночных операциях участвуют.
– В челночных операциях? – переспросил Дымов.
– Ну да, в челночных, – повторил Мгеладзе. – Из Англии через Германию к нам летают и таким же путем обратно. В общем, как ткацкий челнок: туда-сюда, понимаешь?
– Чего ж тут не понять? – заметил Батюшкин. – А что толку, однако, от этих челночных полетов? Ну, высыпят они по дороге свои бомбы на немцев, но разве это существенная помощь нам в войне с фашизмом?
Мгеладзе хотел что-то ответить Батюшкину, но в это время послышались громкие голоса у входа в землянку.
Старшин сержант насторожился и приказал чертежнику:
– Что за шум там такой? Пойди разведай.
Мгеладзе схватил пилотку и стремглав выбежал из землянки.
– Неспокойный характер у парня, – добродушно улыбнулся Батюшкин.
– Товарищ старший сержант! – раздался снаружи голос Мгеладзе. – Можно вас оторвать на минутку от работы? Распорядиться тут нужно.
Старший писарь нехотя вылез из-за стола и неспеша пошел к выходу на землянки.
– Ну, что тут такое? – спросил он, просовывая голову в дверь.
– Распорядились бы, товарищ старший сержант, чтобы американского сержанта к нам пропустили, – сказал Мгеладзе, кивнув на стоявшего рядом с часовым высокого сухопарого человека в пилотке, лихо заломленной набок. – Пока начальство не пришло, вы ведь у нас самый старший.
Американский сержант небрежно отдал честь и приветливо кивнул Батюшкину:
– Хеллоу!
– Привет, – буркнул Батюшкин, не выражая большой радости по случаю столь неожиданной встречи с союзником.
– Ай эм глэд ту си ю, сардж! – улыбаясь, произнес американец. – Ду ю спик инглиш?
– Что он такое говорит? – спросил старший сержант, удивленно поглядывая на американца.
– Уверяет, что рад вас видеть, – перевел Мгеладзе, учившийся до войны в университете и знавший английский язык. – Спрашивает, говорите ли вы по-английски?
– А ты что, не знаешь, разве, говорю я или нет?
– Я-то знаю, – рассмеялся Мгеладзе. – А вот он не знает.
– Теперь тоже знаю, – улыбаясь, заметил американец. – Попробую тогда сам говорить по-русски. Только это у меня, наверно, не очень хорошо получается.
И он засмеялся, обнажая большие неестественно белые зубы.
– Очень хорошо получается. Вэри уэлл! – похвалил его Мгеладзе и, повернувшись к Батюшкину, добавил, понизив голос:
– Неудобно, знаешь, держать гостя на улице.
– Ладно, не учи, – проворчал Батюшкин и критически посмотрел на продолжавшего улыбаться американца.
– Минуточку, – сказал он наконец, заставив себя любезно улыбнуться гостю, и с неожиданной поспешностью скрылся в землянке.
Торопливо сняв трубку телефонного аппарата, Батюшкин назвал позывной начальника штаба.
– Докладывает старший сержант Батюшкин, – произнес он, как только отозвался ему майор Ратников. – Союзник тут к нам пришел. Как с ним быть?
– Воздушный союзник? – спросил Ратников.
Батюшкин, сообразив, что начальнику штаба, видимо, уже известно что-то о «летающей крепости», торопливо ответил:
– Челночник, товарищ майор.
– У меня сейчас «хозяин», и я очень занят. Пригласите его в землянку Чуенко и займите там чем-нибудь. Я позвоню минут через пятнадцать. Поняли меня?
– Так точно, понял.
– Действуйте в таком случае.
Батюшкин положил трубку и поспешил к выходу. Распахнув дверь, он снова улыбнулся американцу, беспечно жевавшему какую-то вязкую массу.
– Прошу прошения, господин сержант, – произнес Батюшкин. – У вас, верно, какие-то важные дела, так я начальство вызвал.
– Да мне необязательно ваш командэр, – небрежно заметил американец. – Мне нужен ваш уайлыс оперэйтэр, радист.
– А, радист! – обрадовался Батюшкин, – очень хорошо. Мы пройдем к нему сейчас.
И старший сержант, пригласил гостя следовать за собой, направился к землянке радиста Чуенко, которая была совсем рядом. Младший писарь Дымов, с любопытством высунувшийся из дверей штабной землянки, хотел было последовать за ними, но Батюшкин сердито махнул на него рукой, приказав:
– Останетесь за меня, товарищ Дымов.
– Слушаюсь, товарищ старший сержант, – не очень весело отозвался младший писарь.
В землянке сержанта Чуенко стояла полевая радиостанция, но вот уже несколько дней она работала только на прием в определенные часы суток и не вела никаких передач. Армия усиленно готовилась к наступлению, и все передачи по радио временно были запрещены.
Батюшкин открыл дверь землянки и, пригласив американца пройти вперед, последовал за ним вместе с Мгеладзе. Радист Чуенко, читавший какую-то книжку, поднялся им навстречу, с удивлением рассматривая необычного гостя.
– Хау дую ду?! – весело крикнул американец, кивнув сержанту.
Чуенко молча приложил руку к пилотке.
В землянке стояло несколько деревянных столиков. Батюшкин выдвинул из-под одного из них табуретку и предложил гостю: