Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев

Да я и сам в силу моего собственного чиновного положения и в силу принадлежности Б. Н.'а к тому руководящему кругу, который согласно массовой психологии, все должен знать, понимать и проч. — по всем этим причинам я невольно ищу у Б. Н.'а ответов на наши «великие проблемы». Тут я похож на человека с улицы, который считает, например, что Брежнев все должен видеть и знать — и о ситуации в литературе, и о том, что есть и чего нет в магазинах, что происходит на транспорте, и про воровство и про бардак в администрации, в экономике, везде. Словом, — про все. И все должен исправлять сам. Это еще наследие царистского сознания, которое революция опрокинула, но и возродила в другой форме, а Сталин восстановил, усилил и закрепил железобетонно.

У меня оттиск выступления Вилли Брандта в Лондоне. На меня оно произвело впечатление масштабом политического мышления. Мне кажется, что с точки зрения интересов Запада здесь выражен оптимальный подход к проблеме противоборства двух социальных миров. И у нас должен быть подход такого же масштаба, с точки зрения интересов своего, социалистического мира. А у нас его нет. И не только потому, что мы в плену отживших идеологических штампов, от которых боимся отказаться. А еще и потому, что такой подход предполагает много денег, материальное богатство, которое хотя бы приближенно можно было бы сравнить с американо-европейско-японским.

Было отчетно-выборное партийное собрание. Обычная проформа. Но поскольку такое бывает раз в году, выступал Б. Н. Говорил банальности, которые можно было произнести и 10, и 5, и 25 лет назад. Будто ничего не происходит в МКД, будто все по-прежнему здесь здорово и гладко, только вот «непонятно, мол, французы как-то не так себя повели» и т. д.

Есть у нас один зав. сектором по Скандинавии, в отделе лет 30, тупой и подло хитрый. Ему надо показать свою принципиальность и он задел меня в своем выступлении (мол, не просвещаю сектора, что делать с социал-демократией, а только езжу за границу на всякие совещания по этой теме, результатов же, мол, никто не знает). Вздор и мелочь, но все обратили внимание: зам. зава публично критикует! С точки зрения служебной ход это сотрудника — явная нелояльность Я бы мог его вызвать и врезать. И никакой партком не заикнулся бы насчет зажима критики. Но мне плевать. Однако, примечательно, что он осмелился это сделать в отношении меня. Почему? Либо потому, что считает (как и немало других), что у меня недостаточно фактической власти, чтоб «прижать», либо потому, что думают, что по моей интеллигентности я не стану мстить.

Читаю Виктора Афанасьева. Сборник «Где-то гремит война». Это один из тех, кто представляет нашу великую современную советскую прозу. Огромный мастер. В каждой из повестей или рассказе есть место, где невозможно удержаться от взрыва переживаний.

Второй день праздника. Вчера был на параде и частично задержался посмотреть демонстрацию. Обратил внимание на выдержанную в миролюбивом духе не стандартную речь Гречко с Мавзолея: упомянул даже «Союз-Апполон». И, что особенно любопытно, парад был дан в «оборонительном варианте». Новинки — ракетные установки по низко летящим самолетам, пехотная ракета «Стрела» и без ракет стратегического назначения.

Пошел и на прием в Кремлевский Дворец съездов. Брежнев сам сказал тост — тоже довольно мирный. Потом пошутил, предложив маршалам и генералам ухаживать за дамами. (А дамы там разные, — все шикарно одетые, но очень мало, кто со вкусом). Был один эпизод, на который все обратили внимание: патриарх Всея Руси со своей свитой, уже, видно в поддавшем состоянии, направился в сторону президиума, Брежнев поднялся ему навстречу. Они обнялись и минут пять говорили на глазах, как говорится, у изумленной публики. И затем патриарх прошествовал через весь зал к выходу.

С 3 ноября мы опять в Ново-Огарево (Александров, Блатов, мы с Карэном и Шишлин). Загладин бывает наездами. Участвует только в обсуждениях. И явно не хочет ангажироваться. А Карэну «интимно» сказал, что текст скучный и что надо усилить «классовость», что от болтовни о разрядке выиграли все, и Запад, и Восток, — ерунда, Хельсинки состоялись и «Бог с ними», надо держать курс на отщипывание от империализма кусок за куском и т. д. Не поймешь — то ли он набрался этого где-то в верхах, то ли сам придумал под влиянием французов.

Между прочим, замечания, которые были получены на августовский наш текст от Брежнева и, особенно, от Громыко дают основание думать, что Загладин, хоть и забегает вперед, но в «нужном направлении».

Брежневские замечания очень неопределенны и не отформулированы. Он прослушал текст, что-то отчеркнул сбоку или под строчками по принципу «догадайся, мол, сама», поставил знаки вопроса кое-где, а в отношении оценок по части «установления мира» сказал, что надо сдержаннее и осторожнее.

А Громыко, хоть и «высок одобрил» текст, по существу отверг всякую разоруженческую перспективу, практически исключил возможность сдерживания гонки вооружений, дав понять, что это нам невыгодно и что не надо тут очень уж повязываться, мы, мол, на это не идем. Мы все рот разинули, а Александров нервно заявил, что он с этим не может согласиться.

Андропов же, напротив, вроде вполне одобрил курс, изложенный в нашем тексте — на то, что дальнейшая разрядка по существу лишается реальной перспективы без акцента на устранение гонки вооружений.

По моему разделу («КПСС и революционный процесс») никто, собственно, замечаний не сделал. Но Брежнев наставил вопросов возле абзацев о региональных конференциях компартий и сказал, что «стиль лекционный». И весь текст надо сокращать более, чем на треть. В этот раздел теперь передается тема кризиса, которую надо уложить на полутора страницах и чтоб «без разных там терминов и учености», но чтобы новое было видно. Вообще — не приведи Бог занятие: употреблять все силы ума и нервов на то, чтобы отразить сложнейший современный мир наипримитивнейшим языком, да еще на то, чтобы некоторые мысли выглядели по-марксистски. Например, заказчик сделал такое замечание: нужно четче определить, что такое революционный процесс, нужно, чтобы было видно, что это борьба за независимость и мир!

Еще одна неделя полностью, безвылазно проведена в Ново-Огарево. Мученье тратить силы на примитивизацию даже таких вещей, которые в «Правде» излагаются более или менее интеллигентно.

После переделки доклада по замечаниям Громыко, Андропова, Пономарева, Катушева и, конечно, самого докладчика, нам удалось его сократить с 58 до 47 страниц, а надо — до 40 и даже до 35. Но даже при этом объеме текст на глазах сохнет, а любая украшательская словесность требует места. Еще, видно, будем сидеть неделю, заниматься сокращением.