Великосветский прием - Джулия Фэнтон

Ричард назвал охраннику свое имя и нетерпеливо расхаживал взад-вперед, обуреваемый сомнениями. Он думал о Трипе, и ярость накатывала на него с новой силой. Но он не позволял себе поддаться этому чувству: ему нужно было напрячь все силы своего рассудка, а гнев мешал ясности мысли.

– Мистер Кокс? – послышался голос второго охранника, появившегося из темноты.

Проследовав по широкой дуге подъездного пандуса, они подошли к ступеням парадного входа.

Ричарда проводили в просторную библиотеку, обставленную в стиле тридцатых годов. На полках, занимающих три стены снизу доверху, стояли книги в кожаных переплетах. Несколько неуместным в близком соседстве с книгами казался ряд оружейных витрин, заполненных дробовиками, винтовками и пистолетами. Никаких древностей. Кое-где для разнообразия были выставлены автоматы и пулеметы. На большом бесценном ковре размещались письменный стол и несколько стульев из вишневого дерева.

– Хелло, мистер Кокс.

За столом сидел незнакомый человек; у его ног примостился шоколадный спаниель. На вид мужчине можно было дать примерно пятьдесят пять лет; в глаза бросались его иссиня-черные волосы, крутой лоб и упрямый квадратный подбородок.

– Здравствуйте, Бернстайн, – откликнулся Ричард, направляясь к хозяину и протягивая руку. Ладонь Бернстайна оказалась горячей, а рукопожатие – энергичным. Со стула он не поднялся.

– Давайте сразу приступим к делу, – предложил Бернстайн. – Только излагайте покороче, а то в спальне моя красотка заскучает. У нее бюст, знаете ли, ни в один лифчик не лезет.

Бернстайн пытался вывести его из равновесия, это было очевидно. Ричард оглянулся в поисках стула, подвинул тот, что стоял поближе, и сел.

– Я готов.

– Ну, выкладывайте.

– У меня возникли осложнения, – начал он.

– Осложнения, говорите? Какого рода?

Ричард рассказал. Мафиозо внимательно слушал. Пока Ричард говорил, спаниель лежал, вытянувшись, и время от времени позевывал или утыкался носом в руку хозяина.

– Так что ж, по-вашему, похищение вашего сына – это дело рук профсоюза? Я правильно понял?

– Да.

Бернстайн нахмурился, но в его глазах светился живой природный ум.

– Дело не простое, – задумчиво сказал он. – Сомнительно это все. Я знаю большинство этой публики. Сейчас позвоню в пару мест, а вы пока перейдите в другую комнату и подождите. Иззи! – Громко щелкнув пальцами, он вызвал охранника. – Иззи, отведи мистера Кокса в залу. Включи ему видео. Пусть он располагается поудобнее и чувствует себя как дома. Я скоро к нему присоединюсь, – добавил он.

– Брауни! – прошептал Трип. – Брауни, не плачь. – Он ласково погладил ее по плечу. – Давай поговорим, Брауни. Скажи что-нибудь.

Англичанка тихонько застонала. Она скорчилась на надувном матрасе; одеяло сбилось в ком у ее лица.

– Иди сюда, Трип. Мне просто приснился плохой сон.

Они лежали рядом, крепко обнявшись. Мальчик заснул, и Брауни теснее прижала его к себе. Прикосновение к нему как-то успокаивало ее. Возможно, она тоже задремала – или просто забылась, – но вдруг ее внимание привлек какой-то звук.

Брауни слегка вздрогнула и осторожно, чтобы не потревожить Трипа, взглянула на часы. Было 6.30 утра.

Шум доносился из-за двери. Эти люди снова здесь, оба: она слышала их голоса.

Сердце у нее заколотилось. Она лежала неподвижно, ожидая, когда распахнется дверь.

В резиденции Хайгроув среди деревьев раздавались пронзительные возгласы двух маленьких принцев, Уилса и Гарри: они гонялись за своим новым питомцем – щенком-корги по кличке Спайс. Для сентября погода была не по сезону жаркой. Легкий ветерок шевелил верхушки высоких трав и полевых ромашек.

Принц Чарлз только что вернулся из Лондона и, не успев снять официальный темный костюм, вышел в сад, чтобы повидаться с женой. Видно было, что он сердит и раздражен, как часто бывало после утомительных протокольных мероприятий. Лондон требовал напряжения; Чарлз безоговорочно предпочитал загородные резиденции.

Поздоровавшись, он сказал:

– Мне звонила миссис Тэтчер. Она хотела узнать: ты договорилась, чтобы на приеме у Коксов были все люди, которые ей нужны?

– Да; они дали согласие. Я на днях говорила с Александрой Кокс. Будут все значительные персоны, и автомобильные магнаты, которых ты хотел повидать, и даже послы арабских стран и Израиля.

Чарлз кивнул. В этот день красные пятна румянца, которые нередко выступали у него на щеках, были темнее, чем всегда. С самого утра он отсиживал положенные часы на всяческих заседаниях.

– А она может гарантировать, что конфликт с профсоюзом гостиничных служащих будет улажен на этой неделе?

Чарлз необычайно увлечен этим проектом, поэтому он все принимает близко к сердцу, подумала Диана.

– По правде говоря, я забыла об этом спросить, но можно ей перезвонить. Я-то уверена, что они с мужем все уладят.

Еще год назад Чарлза крайне раздосадовала бы ее забывчивость, и он не удержался бы от какого-нибудь саркастического замечания по поводу ее умственных способностей. Сейчас он только кивнул.

Они смотрели друг на друга, и оба испытывали неловкость. На прошлой неделе бульварные газетенки возвестили миру, что принц с принцессой снова поссорились, и опубликовали фотографии Дианы, расточающей улыбки молодому члену Палаты лордов; снимки были сделаны в то время, когда Чарлз уехал на охоту в Шотландию. В воздухе уже витало слово развод; газеты пришли к выводу, что «принц и принцесса появляются на людях вместе, как того требует долг, но отдыхают порознь, как того требует сердце».

Что прикажете делать, когда ваш собственный муж, открывая газету, видит подобные измышления?

– Чарлз, – мягко произнесла Диана, приблизилась и взяла его за руку. – Я говорила тебе, как горжусь тем, что ты делаешь?

Они шли рядом. Чарлз посмотрел на нее долгим пристальным взглядом.

– Если тебе действительно удастся свести для переговоров арабов и израильтян... и если ты сможешь убедить американцев построить у нас заводы... это будет потрясающее достижение!

– Ты считаешь, что политика удается мне лучше, чем архитектура?

Диана вздохнула. Господи, она с шестнадцати лет бредила Чарлзом. Она и сейчас любила его, несмотря на все разочарования, что бы ни кричали эти пошлые газетенки.

– Знаешь что, Чарлз? – Диана сжала руку мужа. – Что мне пришло в голову... После того как мы закончим дела в Чикаго... Америка такая огромная страна... Я слышала, что в Йеллоустонском парке так прекрасно... – Она говорила сбивчиво, хотя репетировала эту речь не одну неделю.

Чарлз изумленно воззрился на жену. Она всегда была сугубо городской личностью.