Власть без славы - Иван Лаптев

Государства — члены Содружества будут сохранять и поддерживать под объединенным командованием общее военно-стратегическое пространство, включая единый контроль над ядерным оружием… (статья 6).

С момента подписания настоящего Соглашения на территории подписавших его государств не допускается применение норм третьих государств, в том числе бывшего Союза ССР (статья 11).

Деятельность органов бывшего Союза ССР на территории государств — членов Содружества прекращается (статья 14).

За республику

Беларусь

С. Шушкевич

В. Кебич

За РСФСР

Б.Ельцин

Г. Бурбулис

За Украину

Л. Кравчук

В. Фокин

8 декабря 1991 года г. Минск

Когда сегодня читаешь этот документ, сыгравший без преувеличения глобальную историческую роль, и возвращаешь его в контекст политических баталий 1991 года, становится очевидным, что написан он ради первого абзаца преамбулы и статей 11 и 14. Потому что все остальное было опрокинуто почти сразу, как только в Кремле появились новые хозяева, — и гарантии прав гражданам стран содружества, и забота о самобытности этнокультурных регионов, и сотрудничество в сфере информационного обмена, и координация основных сфер деятельности, и все прочее. Осталась только бьющая в глаза примитивная поспешность, пожалуй, ярче всего выразившаяся в статъе 11: никаких общих норм еще нет, но применение норм, то есть законов и установлений, Союза ССР не допускается! Как начали жить без законов (вообще еще только чуть-чуть складывавшихся), так и живем до сих пор.

Понятно, надо оправдаться, объяснить, что иного выхода, «альтернативы», как потом будут повторять при каждых выборах, не было. И три руководителя, три великих политика принимают с этой целью еще один документ[44] — «Заявление глав государств Республики Беларусь, РСФСР, Украины», в котором:

— отмечают, что переговоры о подготовке нового Союзного договора зашли в тупик…

— констатируют, что недальновидная политика Центра привела к глубокому экономическому и политическому кризису…

Это потрясающее заявление! По крайней мере, два из трех руководителей, его подписавших, бегали от Союзного договора как зайцы от орла. И уж один-то из трех сделал все возможное и невозможное, чтобы кризис развивался по принципу «чем хуже, тем лучше». Но не признаешь же это. Следовательно, «переговоры зашли в тупик…»

Фальшь заявления становится совершенно обнаженной, когда участники встречи в Беловежской Пуще рассказывают о подписании принятых ими документов.

Л. М. Кравчук весело сообщил: «Подписали документ быстро, без каких-либо обсуждений и согласований. Оказывается, можно все решать оперативно, если на дороге нет бревна, которое называется Центром».

С. С. Шушкевич отмечал, что «…позиция Кравчука отметала любое «братское единение» Украины в рамках бывшего СССР», а Борису Николаевичу «больше всего мешает Горбачев». «Когда Соглашение было готово, решили, что Заявление мы подпишем тройкой — массовок устраивать не нужно». «Я разрешил себе расслабиться только глубоким вечером, после подписания перед камерами — когда почувствовал, что «все, что мог, я уже совершил».

Б. Н. Ельцин дает более развернутую картину: «Была проделана гигантская работа над концепцией, формулами нового, Беловежского договора (за одну ночь! — Авт.), и было ясно, что все эти соглашения надо подписывать здесь же, не откладывая… в Беловежской Пуще вдруг пришло ощущение какой-то свободы, легкости… Быть может, я и не мог до конца осознать и осмыслить всю глубину открывшейся мне перспективы. Но я почувствовал сердцем: большие решения надо принимать легко».

Вдумаемся: Союзный договор готовился более года. Каждая формулировка, да что там — каждое слово! — выверялись и обсуждались сотни раз. Но и Ельцин и Кравчук всегда находили в нем массу недоработок, неточностей, отвергали под предлогом «некуда спешить», «надо еще поработать», «это слишком серьезное дело» и тому подобное. За одну ночь (!) прозрели, все поняли и все согласовали.

Конечно, не за одну ночь. Просто наконец-то пришли к цели, которую наметили себе давно, на которую ориентировались, хотя и не признавались в этом. Все, что препятствовало достижению этой цели, сметалось с пути, любые последствия не принимались в расчет. Б. Н. Ельцин пишет: «Глядя на внешне спокойные, но все-таки очень напряженные, даже возбужденные лица Кравчука и Шушкевича, я не мог не понимать, что мы всерьез и, пожалуй, навсегда «отпускаем» Украину с Белоруссией…» Раньше надо было это понимать, и не только «глядя на лица Кравчука и Шушкевича». Неплохо бы еще и на лица народов Украины, Белоруссии и России взглянуть перед подписанием договора «О прекращении существования СССР». Впрочем, когда превыше и важнее всего для человека власть, об остальном можно только рассуждать.

Следует отметить и то, что некоторые «подписанты» считали: принятые документы — это как бы не всерьез, как бы демонстрация, показ Центру — вот-де на что мы можем пойти. «Никогда не вставал вопрос о том, что у нас, например, разорвутся связи между заводами, — вспоминал В. Ф. Кебич. — Нам казалось, что это навечно, незыблемо… Соглашение было для нас больше политическим заявлением. В этом отношении мы оказались обманутыми… российской стороной».

Да, российская сторона проявила недюжинную изворотливость. Выше уже рассказано о том, что и как обговаривал Б. Н. Ельцин с Горбачевым перед поездкой в Белоруссию. Обманут был и вице-президент РСФСР А. В. Руцкой. 7 декабря 1991 года он провожал Ельцина с командой в Минск и спросил, с какой целью направляется столь высокая и многочисленная делегация. Ему ответили: для подписания договора о дружбе и сотрудничестве между Россией и Белоруссией. А после подписания соглашения Ельцин позвонил министру обороны СССР Е. И. Шапошникову и, заверив его, что будут сохранены единые вооруженные силы, получил от маршала заверения, что тот возражать не будет. Единые вооруженные силы, как теперь известно, никто не собирался сохранять, так что министр тоже был введен в заблуждение.

Действовали грубо, рубили сплеча, уверенные, что не встретят никакого препятствия. Недавно в телефильме, посвященном 70-летию первого Президента СССР, А. Н. Яковлев сказал, что, будь тогда, в 1991 году, на месте Горбачева Ельцин, он немедленно арестовал бы это трио в Беловежской Пуще. Горбачев на такое решительное действие пойти не мог. И участники сговора это хорошо понимали. «Подозрений, что Горбачев предпримет «штурм» у нас не было, хотя такой вопрос обсуждался» (С. С. Шушкевич). «Горбачев к силовым методам не обратится, это исключено» (Л. М. Кравчук). «Беловежская встреча проходила в обстановке секретности, резиденцию даже охраняло особое спецподразделение» (Б. Н. Ельцин и здесь более предусмотрителен и осторожен, он потом, после возвращения из Минска, не сразу пойдет к Горбачеву, опасаясь, что его там арестуют, и появится в Кремле только после заверений президента СССР в его безопасности).