Дагги-Тиц - Владислав Крапивин

— Что за разгром, мальчик? — пояснила свой вопрос Зоя.

— Не разгром, а очистка помещения, — зевнул горилла. — По распоряжению администрации.

— Это разбой, — сказала Зоя.

Горилла решил улыбнуться. Нехотя и снисходительно:

— С этим не ко мне.

— А к кому? — звонко сказал Никитка из-за портрета Мелькера.

Горилла закаменел опять.

— К начальству.

— Ну, так позови начальство, — все еще спокойным тоном потребовала Зоя.

— Иди ты знаешь куда…

— Куда? — ехидно сунулся вперед Юрась.

Горилла сказал «куда».

— П-подонок, — выговорил Гвидон и встал рядом с Зоей.

— Че-во-о? — тонко пропел горилла и взялся за висевшую на поясе дубинку.

— Не хватайся за палочку, здесь тебе не Шатойский район, — посоветовала Зоя. — И отойди в сторонку, если нет ни ума, ни толка…

Она подняла с земли большой гаечный ключ и шагнула к двери. С явной целью сбить печать и замок. Горилла встал на пути.

— Отойди, я сказала… — Щеки у Зои побелели. — Вам было мало убить одного?

— Провоцируешь, да, с-с… — процедил горилла. Выхватил у Зои ключ, отшвырнул, рванул ее за плечо. Зоя вкатила горилле трескучую оплеуху.

— А-а, падлюка! — завопил он, срывая дубинку с пояса.

И он, конечно, разметал бы всех, но на дубинке повисли Ромка и Славик. Юрась врезал головой горилле под дых, Гвидон рванул его назад за плечи, тот с размаха сел… «Стекло жалко», — подумал Инки, видя, как разлетаются искристые осколки от портрета, опущенного Никиткой на голову гориллы. Сам Инки — с неизвестно откуда взявшейся в руке длинной рейкой — был уже в боевом развороте: чтобы прикрыть Никитку и от души вмазать по скуласто-каменной роже. Потому что хозяин этой рожи был не человек. Он был частью липких черных джунглей, с которыми Инки воевал уже не раз. Страха не было вот ни самой крохотной капельки. Лишь комариный звон в ушах…

Через секунду картина была такова. Горилла сидел, привалившись спиной к поваленному шкафу. Никитка стоял над ним, взметнув во втором замахе разбитый портрет. Гвидон замер с отведенной для удара рукой. Другие мальчишки тоже застыли в грозно-выжидательных позах. Полянка и Света заслоняли собой Зою. Инки держал рейку, как Гамлет шпагу в секундной передышке боя с Лаэртом…

Горилла завозил ногами. Несмотря на все скудоумие, он понял, как по-дурацки выглядит. Дубинка его валялась далеко в стороне. Он перекосился набок, выдернул из пятнистого кармана мобильник:

— Второй!.. Это Крючкин! Они налетели!.. Нападение при исполнении… Да, а потом скажут, что я калечу малолетних… Присылайте!

Зоя тоже достала телефон.

— Володя!.. Быстро камеру к нашему театру! Они ночью выкинули имущество, опечатали дверь, повесили свою вывеску и поставили амбала в униформе. Да!..

Инки не запомнил, сколько потом прошло минут. Кажется, совсем ничего. Хватило только, чтобы горилла на четвереньках подобрался к валявшейся дубинке, схватил ее и снова загородил могучей тушей дверь. «При исполнении»… Ребята встали шеренгой. Зоя — посередине. Полянка — рядом с Инки, прижалась к нему остреньким локтем. Инки резануло тоскливой болью. Почудилось вдруг, как черная палка перешибает Полянкину ключицу. Он стиснул конец рейки, будто настоящую рукоять…

Две машины примчалась одновременно. Милицейский «рафик» с подвывающим сигналом и коричневый джип с белыми буквами TV. Из «рафика» выскочил упитанный дядька в сизо-пятнистом балахоне с капитанскими погончиками и два таких же пятнистых сержанта. Из джипа — девушка в серебристой куртке и паренек в джинсовке. На плече паренек держал большую камеру. Она явно работала — над объективом горела красная капля.

— Прекратить съемку! — тут же заорал капитан. — Всем разойтись!.. Прекратить съемку, вам сказано! Я приказываю!

— В своем ведомстве приказывай, Шурик, — беззаботно отозвался паренек, поворачивая камеру к капитану. — Тут тебе не омоновский плац и не СИЗО…

— В СИЗО ты окажешься очень скоро! — пообещал капитан Шурик. Видимо, они с оператором были давно знакомы.

— Сказать, где окажешься ты? — жизнерадостно спросил паренек. — Имей в виду, случай с Голицыным вам повторить не удастся. Кстати, не надейтесь, что вы от него отмазались…

— Взять у него камеру! — заорал Шурик. Сержанты двинулись к оператору. Однако у девушки в руках тоже оказалась камера — совсем крохотная, но, видимо, не хуже большой.

— Нападение на журналиста при исполнении им своего долга… Володя, это какая статья? — девушка, не прекращая съемки, оглянулась на джип. Из открытого окошка джипа смотрел третий объектив — маленький и блестящий. А поверх объектива — курчавый молодой мужчина. Видимо, Володя.

— Не помню, какая именно, — ответил Володя. — Юристы определят. Когда посмотрят, как доблестные блюстители порядка разбираются с работниками Тэ Вэ. И заодно с ребятишками… Ох и наворотили тут эти «молочные» прихлебаи… Леночка, сними груду побитого имущества. И охранника рядом с грудой… Капитан, я не советую вмешиваться. Сегодня в девятнадцать ноль-ноль вам в любом случае предстоит стать звездой областного телевидения. Так что старайтесь выглядеть достойно…

Капитан не отвечал. Он что-то быстро говорил по маленькой милицейской рации.

— Зоя, вы, значит, пришли, а тут такой бардак? — спросил из джипа Володя.

— Да! — со звонким вскриком сунулся вперед Юрась. — Мы ничего не знали! Мы хотели сыграть спектакль, потому что день рожденья Мелькера!..

Стоявшая рядом с Зоей Света вдруг заплакала взахлеб, Зоя быстро прижала ее к себе.

— А вы сыграйте прямо здесь! — громко сказал Володя. — То есть вон там, у фонтана! Подходящее место. А мы снимем для новостей… Смотрите, уже и зрители собираются!..

В самом деле, вокруг стояли человек двадцать. И взрослые, и ребятишки. Были это прохожие, привлеченные скандалом, или те, кто пришел специально на спектакль, трудно сказать. Но народу хватало. К тому же из-за угла показалась вереница детсадовских малышей во главе с воспитательницей Анютой…

Зоя приняла решение.

Она вскинула лицо ко второму этажу, что блестел стеклами над полуподвалом:

— Андрей! Андре-е-ей!..

Распахнулись створки. Отдутловатый дядя сонно спросил из окна:

— Что за тарарам, елки-палки? Почему трудящемуся человеку нельзя поспать после тяжелой ночи?

— Андрюша, выбрось нам свой кабель-удлинитель! Самый большой! У нас съемки для телестудии!

Андрей был добрый сосед, хотя временами и любил поддать. Не раз выручал «штурманят» инструментами и всяким имуществом. Сейчас он без слов швырнул из окна тяжелую бухту резинового провода. А один конец держал в руках.

— Андрюша, подключи там, у себя! — прокричала Зоя.

— Делов-то… — сказал Андрей.

«Штурманята» — люди привычные к слаженным действиям. Не нужно было лишних команд, бестолковых объяснений и криков. Зоя, как регулировщица на фронтовом перекрестке, показывала: это туда, это так, это там… Гвидон отволок в сквер звуковые колонки, поставил их под кустами, протянул провода. Инки, будто заранее знал, что делать, притащил с Ромкой и Славиком декорацию забора, установил у фонтана с однорогим оленем.

…Потом они торопливо переодевались среди кустов, хватая из картонных ящиков театральные костюмы. Хотя и было солнечно, однако мартовский холодок ощутимо дохнул на Инки, когда тот оказался в летней «котеночной» одежонке. (И как это храбрый Никитка целый день гуляет с голыми руками-ногами?) Впрочем, зябкость сразу пропала, сдутая ветром азарта. Было похоже на подготовку к атаке. И не было сомнений…

Изредка до Инки доносились обрывки спора, который разгорался на тротуаре перед сквером:

— Почему это нельзя? Здесь сквер, а не площадь перед мэрией!

— Будете отвечать!..

— Отведите вашу храбрую охрану подальше от детей!

— Это не охрана, а оцепление!..

— Погромщиков бы оцепляли, а не ребятишек!..

— Нет разрешения! Это демонстрация!

— Что за чушь! При чем тут демонстрация! Какое вам нужно разрешение! Дети играют…

— Пусть играют, где положено!

— А оттуда, где положено, вы их вышвырнули. Куда им теперь? Может, вообще убраться из страны? Чтобы не мешали строить торгово-развлекательные комплексы! В угоду новоиспеченным депутатам думы…

— Гражданин, попридержите язык, — сказал милицейский начальник Шурик. Это он худому старому дядьке в сизой куртке с медными пуговицами, с белой щетинкой на впалых щеках.

— Любопытно, как ваше требование сочетается с понятием «свобода слова», сударь? — поинтересовался старый дядька изысканным тоном.

— Я не сударь, а командир милицейского наряда.

— В таком случае представились бы, командир… Или вы привыкли воевать с детьми анонимно? Может, еще маску наденете, как в недавние времена?