Путь домой. Книга вторая - Олег Верещагин:
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каюту швыряло и кидало, как обувную картонку, которую пинают ногами развеселившиеся мальчишки.
Саша Плетнёв
В небе полная луна,Красоты она полнаИ висит над головой,Свет бросая пред собой.Чтоб подольше не проснуться,Сбросив груз дневных оков,Нужно просто улыбнуться,Взять две пары башмаков,В путь отправиться далёкийВдаль на самом солнцепёкеБелой призрачной луны.…Сочных красок сны полны,В них волшебные слова,В них надежды и огни,Лунных сказок острова.Не проснёшься, хоть щипни…
* * *Нас мотало больше шести суток, слившихся в сплошную череду часовых вахт — больше выстоять было нельзя — и трёхчасовых перерывов-отдыхов, во время которых, в каютной сырой болтанке, уснуть помогала только невероятная усталость. Мы даже не понимал, куда нас несёт, да и не очень пытались это понять. Если у кого-то и была морская болезнь, то заметить её было просто невозможно.
На свои руки я, если честно, старался смотреть пореже. Танька перебинтовывала мне их после каждой вахты — и каждый раз плакала. Я как-то взглянул — и тоже едва не заплакал… От постоянной влажной жары в тех местах, где кожаная одежда тёрла тело, обнажилось живое мясо. Ходить нагишом тоже было нельзя — от ударов морской воды кожа немела, начинался страшный озноб, а снасти полосовали незащищённое тело с совершенно зверской силой.
Утром седьмых суток тайфун выключился. Мы болтались посреди океанской глади, дул ровный, хотя и несильный ветер с востока, а впереди — на самом горизонте — маячила полоска земли. Следом выключилась и моя команда, а я, мысленно завывая от злости и тоски, повесился всем телом на основание бушприта и, то и дело промывая себе глаза морской водой, чтобы не уснуть (жгло дико), начал таращиться вперёд.
Князь добровольно стоял вахту за всех.
А как иначе-то?
Впрочем, предел сил имеется у любого человека. Часа через полтора все промывания перестали помогать, и я поймал себя на том, что сплю с открытыми глазами — смотрю вперёд, а мозг выключен, ничего не фиксирует. И требуется усилие, чтобы осознать волну, солнце или берег в отдалении.
— Олег, — я замедленно оглянулся. Возле меня стоял, протирая кулаками глаза, Ромка. — Олег, ложись спать, я постою. Я уже выспался.
Он врал. Не выспался, конечно. Но «заспал» усталость, это правда. И всё-таки я медлил. Ромка расценил это по-своему:
— Не доверяешь? — тихо спросил он. Даже без обиды, скорей тоскливо.
Несколько секунд я смотрел на него и думал, что за то время, пока он у нас, Ромка ни с кем так и не сошёлся, хотя и пожаловаться на него не мог никто. Я сознательно гонял его по самым разным работам, какие только мог изобрести. Мальчишка вкалывал безропотно. Но своим его так и не признали.
— Дурак ты, — устало сказал я. И решился: — Слушай, Ром, я отключаюсь. Ва-а-ще. Если что — ты меня буди.
— Конечно! — он просиял. — Ты ложись, всё будет нормально, я чесслово не усну!
Я его уже н еслушал. Спустившись под лестницу с носовой надстройки, я, испытывая физический кайф, растянулся на тёплых досках, которые почти не качало, последним усилием принял максимально удобную позу и, испытав короткий прилив невероятнейшего наслаждения, уснул…
…Когда я открыл глаза, то первое, что я ощутил — полный отдых. Именно так. У меня ныли руки, а раньше я этой боли вообще не замечал за чувством общей разбитости. А всё остальное было отлично — голова ясная, тело совершенно послушное, настроение хорошее. Я потянулся и посмотрел вверх. В просветы между ступеньками лестницы заглядывали огромные звёзды, но как-то странно, и я понял, что стоит парус. Тихо бурчала за бортом вода. Слышались разговоры, шаги и смех по всему коггу, потом я услышал, как несколько голосов где-то на корме распевают a capella:
–
Человека трясло, ломало —Всё ему, человеку, мало!Подавай ему плот запретный —Очень любит он плод запретный!..
— и голос Танюшки взвился к звёздному небу:
— Он к немуПростирает руки,На губахОщущая сладость!Он не может без этой муки —Это старая его слабость!
Я с завыванием потянулся — и почти тут же сверху, с носа, свесилась взлохмаченная башка Ясо, и грек торжествующе завопил:
— Проснулся!!!
Я засмеялся, услышав, как на корабле усилилось «звуковое оформление». Так значит, они себя вели относительно тихо, просто дожидаясь, пока я проснусь! От переполнявшего меня тёплого чувства благодарности я влепил дикой силы щелбан в лоб Ясо и, вскочив, выкатился из-под лестницы кувырком через плечо.
— Ну как? — бросил я глядевшему на меня Сергею. Тот улыбнулся:
— Да всё отлично. Идём прямиком к Пацифиде!
— Чёрт побери! — я взлетел на нос. — Так эта земля — Пацифида?!
— По уверениям Джерри — да, — подтвердил Сергей, — и, во всяком случае, для острова она слишком огромна — во весь горизонт!
— Второй раз ураган оказывает нам такую услугу, — заметил Басс, поднимаясь сюда же. — В прошлый раз нас одним махом донесло до Америки…
— Ну й що гэто нам дало? — ответил я фразой из анекдота. И спохватился: — А почему никто не спит?
— А потому, что все выспались, — пояснил Сергей. Я почесал нос:
— Вообще-то я есть хочу. Ле-ен?…
— И тут же «Ле-ен?…» И сразу все меня зовут… — в каком-то песенном ритме отозвалась она из района кухни под нашими ногами, и Сергей, хихикнув, проскандировал «припев»:
— Бу-ра-ти-но-о!..
Однако, уже через минуту я, сидя у основания бушприта со скрещенными ногами, поглощал жареную рыбу. Последние шесть дней горячего у нас не было, а мокрый сухпаёк ужасно надоел. Кстати, надо будет перетряхнуть и просушить то, что осталось от наших запасов…
…— Кавалергарда век недолгоИ потому так сладок он…
— напевал я, стоя возле борта и глядя чуть в сторону, за плечо:
— Труба трубит, откинут полог,А где-то слышен сабель звон…Ещё рокочет голос струнный,Но командир уже в седле…Не обещайте деве юнойЛюбови вечной на земле…
Течёт шампанское рекою,И взор туманится слегка,И всё так будто под рукою,И всё как будто на века…Но, как ни сладок мир подлунный —Лежит тревога на челе…Не обещайте деве юнойЛюбови вечной на земле…
Напрасно мирные забавыПродлить стараетесь, смеясь…Не раздобыть надёжной славы,Покуда кровь не пролилась!Крест деревянный иль чугунныйНазначен нам в грядущей мгле…Не обещайте деве юнойЛюбови вечной на земле…
Я улыбнулся в ночную звёздную тьму и, повернувшись, встретился со встревоженным взглядом Танюшки. Тогда я снова улыбнулся уже ей.