Фашисты - Майкл Манн

же фашисты были сильны в Буковине и слабы в Бессарабии и северной Молдавии? Только лишь потому, что они защищали румын от евреев?

Румынские фашисты безусловно рассматривали всех евреев как угрозу, но фашизм получил распространение лишь в тех районах, где «окопался» второй этнический противник: мадьяры в бывших венгерских провинциях и немцы на территории бывшей Австро-Венгерской империи. Австрийские немцы жили в основном в городах Северной Буковины, в Араде, провинция Банат, и Нэсэуде на северо-востоке Трансильвании. В этих городах перемешались немцы и евреи. Румынские националисты агитировали против них крестьян, что приносило много голосов на выборах.

Ливезяну (Livezeanu, 1995: гл. 2–3) указывает, что начиная с 1918 г., объектом ненависти буковинских антисемитов и румынских националистов стали немцы, некогда хозяева Австро-Венгрии, навязывавшие свой язык местным жителям. После поражения австрийской армии националисты захватили ключевые посты в местных органах самоуправления и требовали, чтобы Румыния отказалась вносить в конституцию права национальных меньшинств (на чем настаивали победители — страны Антанты). В этом они не преуспели, зато им удалось сохранить контроль над местной администрацией и покончить с немецким и еврейским «засильем» в государственном образовании. Образованные специалисты, офицерство, православные священники развернули широкую кампанию по внедрению румынского языка в государственные и общественные учреждения. Так сформировалась традиционная национал-этатистская база фашизма, обращенная против бывших «угнетателей» — немцев и евреев. Традиционный антисемитизм слился с новейшим национал-этатизмом, что и стало питательной средой для новорожденного фашизма. Местные антисемитские движения (Лига национальной христианской защиты и Национальная христанская партия) спешно присваивали себе идеологию фашизма, чтобы успешнее конкурировать с Легионом (Vago, 1975: 167).

Но не все немецкоговорящие в Румынии причислялись к врагам нации. В Трансильвании (где фашистское влияние было незначительным) жили своими деревнями саксонцы, обосновавшиеся там еще столетия назад. Бок о бок с ними проживало еще одно «неопасное» меньшинство — шеклеры, народ с невыясненным этническим происхождением. Ни саксонцы, ни шеклеры никак не были связаны с национальными угнетателями, и румынское большинство относилось к ним вполне миролюбиво. Ни тех ни других невозможно было обвинить в ирредентизме и угнетении румынского народа. Румынские националисты считали шеклеров «латентными» румынами, созревшими для ассимиляции. Румыны даже предоставили саксонцам права автономии в своем неоспоримо румынском централизованном государстве. Местные румынские крестьяне были благодарны саксонцам еще и потому, что те научили их передовым способам ведения сельского хозяйства (Verdery, 1983; Ronnas, 1984: 127). В этих провинциях румынский национализм был весьма умеренным, влияние фашистов было сведено к минимуму. В шеклерских округах, как правило, за Легион не голосовал никто. Саксонцы по мере приближения войны все более попадали под влияние немецкого нацизма, некоторые вступили в Легион, а впоследствии и в СС.

Вторая этническая «угроза» исходила от бывшей титульной нации — венгров. В западной Трансильвании, Марамуреш, Кри-сана и Банат румыны столетиями были крепостными мадьярских помещиков. Много мадьяр в этих провинциях поддерживало территориальные претензии соседней Венгрии. Местные румынские националисты требовали румынизации школьного образования и унитарного национального государства (Livezeanu, 1995: гл. 4). Этот конфликт родился еще в XVIII веке, когда Габсбурги пытались навязать униатскую веру в Трансильвании. Главными центрами сопротивления стали тогда Хунедоара, Альба и Сибиу (Verdery, 1983: 118)[45]. На карте 8.2 показана высокая степень фашизации этих провинций. Хайнен обнаружил в Трансильвании отрицательную корреляцию между голосовавшими за фашистов и числом униатов (доля —0,38) — чрезвычайно интересный и исторически объяснимый феномен. Марамуреш стал свидетелем ранней активности легионеров и антисемитов — в столице края проживало рекордное число евреев по всей Трансильвании (Livezeanu, 1995: 290–295). Венгров там было столько же, сколько и румын. Обратите внимание на незначительную поддержку фашистов в двух венгерских приграничных районах — Салахе и Сату-Маре. Евреев там тоже было немного, а румын не более 25 % среди городского населения.

Таким образом, Легион набирал очки на прямой конфронтации между румынским населением и его двумя этническими соперниками, сосредоточенными в основном в городах, — евреями и венграми, некогда имперским народом. Сплав национализма и антисемитизма давал предсказуемый результат — фашизм. Бессарабия не стала территорией фашизма не потому, что там не было евреев и антисемитов (и тех и других хватало в избытке), а потому что там отсутствовали другие этнические противники. До Первой мировой Бессарабия была частью России и вернулась к прежнему хозяину в 1940 г., что вызвало бурю возмущения у румынских националистов. Но бессарабская буржуазия не была настроена националистически. Большая часть ее говорила на русском языке, считая румынский языком дикости и невежества. Естественно, что буржуазная Румыния была для них ближе, чем Советская Россия, но по классовым, а не национальным причинам. Немногочисленные коммунисты были большей частью евреями, что провоцировало антисемитизм. Местная румынская буржуазия мечтала об автономии и более тесных связях с соседней Молдавией (исторически это родственные территории), а не о румынском государстве-нации. Национализм бессарабских румын так и остался в зачаточном состоянии. Они поддерживали антисемитские партии (Лигу национальной христианской защиты и Национальную христианскую партию), но не фашистов (Shapiro, 1974: карта 1). Точно так же обстояли дела и в северной Молдавии. Число проголосовавших за Лигу и Национальную христианскую партию коррелировалось с количеством евреев среди местного населения (доля 0,23; в 1933 г. соответственно 0,46). В Бессарабии и на севере Молдавии буржуазия испытывала страх перед Советским Союзом, что навлекало подозрения и на революционный Легион: ходили слухи, что в него просочилось много бывших коммунистов. Привлекала или отталкивала именно целостная фашистская идеология Легиона, а его антисемитизм был частью общей концепции пролетарского государства-нации.

Впрочем, это могло иметь успех лишь в двух фашистских кластерах на севере и на западе. В юго-восточном кластере преобладало румынское население. Лишь в округе Ковурлуи проживало много евреев (почти 10 %), других значительных меньшинств не было. В Тулче было достаточно много русских и болгар, но мало евреев; в столице, наоборот, много евреев, но мало других этнических меньшинств. Второй идеологический пункт — этатизм — был актуален лишь для Бухареста и других промышленных городов. Более всего была развита промышленность в столице и в Брасове, нефтедобыча была сосредоточена в Прахове. Эти регионы выиграли от государственной политики импортозамещения и потому поддерживали идею сильной государственности (Ronnas, 1984: 118–120).

Вебер (Weber, 1966a: 110–111) пишет, что в двух профашистски настроенных сельских округах (Путна и Ковурлуи) исторически было много «свободных деревень», в 1930-е они сумели дать отпор наступлению лесоперерабатывающей промышленности. Легион получил безоговорочную поддержку в этих двух беднейших округах, а также в округах южной Валахии — Долже, Телеормане и Власке, где были сильны общинные традиции крестьянского социализма. Евреев в тех южных районах было мало, поэтому Легион сделал акцент на другой теме — классовой борьбе неимущего крестьянства с далеким, но «враждебным» капиталом, что было