Солги обо мне (СИ) - Субботина Айя

Только к утру, когда становится понятно, что меня не способны успокоить даже лошадиные дозы успокоительных, в мою палату - отдельную, светлую, с видом на парк - заходит невысокий коренастый доктор в сопровождении пожилой медсестры. Пока она объясняет, что будет переводить доктора, он осматривает показатели системы, к которой я подключена (я даже не помню названия всего того, что в меня вливают, кажется, целыми ведрами) и становится рядом.

— Сеньора Вера… - Он произносит мое имя с таким подчеркнутым растяжением, будто и сам хочет как можно больше оттягивать момент главной части разговора, - как вы себя чувствуете? У вас ушиб головного мозга из-за сильного удара головой. Нужны обязательные анализы и…

— Что с моей ногой? - довольно резко пресекаю его попытку играть в любезность.

То, что с моей головой что-то не в порядке, я знаю, даже если бы предпочла не знать, потому что с момента падения она болит не переставая. И периодически я ловлю себя на том, что слышу непонятные, похожие на голоса звуки, хотя рядом в палате никого нет.

— Я танцую не головой, доктор, - твердо говорю я. - Что с моими ногами? Не уходите от ответа, пожалуйста.

Он понимающе качает головой, отодвигает в сторону легкое покрывало и разглядывает мою перетянутую конечность так, будто видит ее впервые, хотя в этом медицинском центре, кажется, уже не осталось даже медсестер, которые не зашли бы поглазеть на «бедняжку балерину».

— Доктор?! - уже почти кричу я, прекрасно зная, что веду себя как истеричка, но неизвестность просто убивает.

— У вас острый артроз коленного сустава. - Доктор выдерживает паузу, как будто дает мне время смириться с диагнозом. - Тяжелое повреждение сустава, которое, к сожалению, уже сказалось на кости. Кроме того, обследование показало, что поражены оба колена

Я откидываюсь на подушку и смотрю в белоснежный пустой потолок.

Нужно что-то сказать? Заплакать? Потребовать провести дополнительные анализы? Позвать других врачей?

Единственное, что я сейчас знаю - моя жизнь пошла по кругу. Потому что однажды, несколько лет назад, я уже упала вот так на сцене, попала в больницу - и седой доктор с умным обеспокоенным видом сыпал разными научными терминами, которые в итоге свелись к нескольким простым словам: «Ты не сможешь ходить».

— Что с этим можно сделать? - спрашиваю я, не отрывая взгляда от потолка, потому что именно там как на белом тканевом экране проносятся смазанные картинки моих воспоминаний. Точно таких же, как сегодня. Только теперь у меня другая фамилия и короче волосы. - Я готова на все, чтобы вернуться на сцену.

Медсестра мнется, прежде чем перевести, а когда делает это, доктор вскидывает руки в свойственном всем итальянцам эмоциональном порыве.

— Вам нужно забыть про сцену! - У него почти взбешенный вид. - Сеньора, сейчас речь идет не о том, чтобы вернуться в балет, а о вашей возможности самостоятельно передвигаться!

— Я это уже слышала, - говорю я.

— Ситуация очень серьезная, сеньора Вера.

Мне остается только горько усмехаться, потому что чем дальше - тем больше этот разговор становится похож на державу. Как будто и не было всех этих лет восстановления, попыток встать на ноги, долгих болезненных процедур и первых, заново разученных па, каждое из которых неизменно заканчивалось падением.

— Нужна операция, - говорит врач. Я не понимаю по-итальянски, но даже если бы не помощь медсестры, я бы, кажется, все равно догадалась, о чем он, по одной только интонации. - Очень серьезная операция, и ни один хирург не даст вам гарантию, что после нее вы сможете полноценно передвигаться без помощи…

Он запинается.

Наверное, даже у эмоциональных итальянцев отбирает дар речи, когда приходится сообщать молодой девочке, что она на всю жизнь останется инвалидом, и вместо каблуков будет «наслаждаться» выбором костылей.

— Я все это уже слышала, доктор, - дружелюбно улыбаюсь в ответ. И озвучиваю свой прошлый диагноз.

Они переглядываются.

Медсестра просит повторить, но я просто говорю, что она не ослышалась.

— Но… как? - У доктора ошарашенный вид.

— Я очень упорная. Поэтому, пожалуйста, просто скажите, что нужно делать.

— Потребуется еще несколько консультаций, - неуверенно говорит он, снова зачем-то проверяя показания системы. Я не разбираюсь в электронных циферках, но почему-то кажется, что за последние пару минут там нечему было кардинально меняться. - Но я не хочу давать никаких надежд, сеньора. Ваши суставы… после хирургического вмешательства вам потребуется длительная восстановительная терапия.

Я просто киваю.

Голова вдруг становится очень тяжелой. Может, от избытка теней прошлого, которые водят безумные хороводы вокруг костра моих тщеславных надежд, а может потому, что наконец, начинают действовать успокоительные.

— Мы сделаем все возможное, чтобы максимально…

Итальянский доктора и английский медсестры сливаются в один сплошной гул, становятся невыразительными, растянутыми, словно в фильмах, где старые кассетные магнитофоны зажевывали магнитную ленту. Но во всей этой вязкой паутине раздается выразительно громкий звонок моего телефона. Я кое-как разлепляю веки и тянусь к тумбочке. Медсестра помогает - вкладывает телефон мне в ладонь. Поднести его к уху - та еще непосильная задача, потому что я по-прежнему почти не чувствую ни свое тело, ни кости внутри него.

— Что случилось? - слышу на том конце связи глухой и резкий голос Олега.

— Я упала, - еле ворочаю языком. Откуда он узнал? Это же Олег - он знает абсолютно все. Не сомневаюсь, что даже в моей балетной школе у него есть пара «нужных людей», которые держат его в курсе всего, что со мной происходит, пока он не может меня контролировать.

— Как это могло произойти?

— Тут рядом доктор, - хотя палата вокруг меня уже потеряла четкие контуры, и я не уверена, здесь ли тот итальянец или осталась только медсестра. - Я могу дать тебе трубку и…

— Ты не закончила спектакль. - Голос Олега становится абсолютно ледяным.

— Я не смогла. - Мне странно спокойно от общения с ним, хотя таких убийственных интонаций в его исполнении я давно не помню. Возможно, он впервые настолько безжалостен. Но зато все это - хотя бы какая-то константа моей жизни, неизменная и постоянная. - Так получилось. Люди ломаются. Балерины ломаются чаще остальных.

— Я разочарован.

— Я знаю.

Закрываю глаза и, не глядя, наугад протягиваю руку в сторону тумбы.

Разжимаю пальцы и телефон падает на пластиковую поверхность в глухим обреченным стуком.

Юпитер разочарован, потому что теперь Юпитер еще очень долго не сможет блистать рядом с Примой.

Я улыбаюсь от осознания внезапно открывшейся истины наших с ним отношений.

И спокойно засыпаю.

Глава семьдесят первая: Венера

Глава семьдесят первая: Венера

Я возвращаюсь домой только через две недели.

Гастроли давно закончились, труппа уехала, но моя медицинская страховка и виза покрыли еще одну неделю пребывания в итальянской клинике. Большую часть времени я просто валялась в кровати, потому что ходить было больно даже на смешных ходунках, похожих на те, с помощью которых учатся ходить годовалые малыши.

До аэропорта меня привозит медицинский персонал. Хорошо, что я не знаю итальянского, а то бы пришлось «выслушивать», как эмоционально итальянки не понимают, почему меня, балерину, умницу и красавицу, не приехал забирать мой собственный муж - далеко не бедный человек. И, что куда приятнее, мое незнание языка разрешает мне не давать никаких объяснений на этот счет. Наверное, страстным итальянкам было бы тяжело понять, почему отсутствие мужа рядом меня безмерно радует, а никак не наоборот.

В аэропорту дома меня ждут мама с Алёнкой.

Мама очень пытается сделать вид, что не проплакала все эти несколько недель, как до этого старалась не шмыгать носом в трубку каждый раз, когда мы созванивались. Я нарочно говорила, что у меня много процедур и не очень удобно выходить на видеосвязь, чтобы не видеть, как она убивается. Потому что в прошлый раз, когда я встала на ноги вопреки всем прогнозам, она со слезами на глазах умоляла не возвращаться в балет.