Влюбленный Дракула - Карин Эссекс

— Этот крест принадлежит моей матери, — прошипела я, приблизив свое лицо к твоему. — Ты похитил его, чужестранец.

Мы с сестрой с ранних лет обладали способностью обмениваться мыслями и сейчас одновременно пришли к одному и тому же выводу: ты один из смертных, преследовавших нашу мать в лесу и добивавшихся ее любви, один из отвергнутых возлюбленных, который из мести похитил ее крест.

— Всякий, укравший вещь, принадлежавшую бессмертным, проклят на веки вечные, — бросила сестра, смерив тебя взглядом.

Неожиданно она расхохоталась. Проследив за направлением ее взгляда, я невольно зарделась румянцем. Накручивая шнурок все туже, я притянула тебя так близко, что тела наши почти соприкасались, и эта близость заставила твой член напрячься от возбуждения.

— Этот крест дал мне твой отец, — с усилием прохрипел ты. — Он просил меня отыскать тебя и отдать тебе крест.

Оторопев от изумления, я ослабила шнурок, и ты получил возможность отдышаться. С отцом я не встречалась много лет, но внутренним взором видела, что он покинул Аквитанию, дабы принять участие в Священных войнах. Я не знала, где он сейчас, знала лишь, что он жив. Меж тем звуки, свидетельствовавшие о приближении сидхов, становились все громче. Топот копыт, лай собак, которые неизменно сопровождали всадников, и пронзительная музыка сливались в оглушительную какофонию. Теперь до нас доносились голоса всадников, распевавших буйные песни, исполненные жажды наслаждения.

Я понимала, настало время принимать решение. Моя сестра была так потрясена, увидав крест матери, что не могла помочь мне ни советом, ни предостережением. Сердце говорило, что я должна идти с тобой, человеком, который пользовался особым расположением моего отца и сумел выполнить его просьбу. Но в этой священной роще последнее слово принадлежало верховной жрице. Прочтя мои мысли, она махнула опахалом из вороньих перьев и произнесла:

— Иди с ним. И поспеши.

Твои товарищи, сознавая, что воины-сидхи уже совсем близко, повскакали в седла. Один из них устроился позади другого, предоставив в мое распоряжение своего скакуна с длинной шелковистой гривой. Прежде чем помочь мне сесть в седло, ты сорвал с моих рук перчатки с когтями и зашвырнул их в заросли. Едва мы пустились вскачь, в рощу ворвались сидхи, разогнавшие сумрак своим потусторонним свечением. Они проходили сквозь кусты и деревья с такой легкостью, словно тела их состояли из эфира. Бросив прощальный взгляд на этих прекрасных воинов в блестящих зеленых плащах, я невольно восхитилась их сияющей кожей и волосами цвета бронзы. При мысли о том, что кто-то из них мог стать моим возлюбленным, я испытала мгновенный приступ сожаления.

Но для того чтобы предаваться сомнениям и колебаниям, времени уже не оставалось. Ты хлестнул моего жеребца, заставив его пуститься вскачь. Твои товарищи пустили коней во весь опор, мы следовали за ними. Лошади чувствовали опасность и мчались так стремительно, что окружающий нас пейзаж расплывался перед глазами. Сознание мое все еще было затуманено настоем из лунных цветов, поэтому я опустила веки и отдалась плавному покачиванию. Мне казалось, мое собственное тело слилось с телом моего скакуна. Я чувствовала, как присущая коню мощь передается мне, в то время как ему передается моя сила. Открыв глаза, я разглядела лишь звезды, изливающие на землю голубоватое сияние.

Через некоторое время перед нами выросла каменная громада замка, окруженного глубоким рвом и освещенного светом факелов. На сторожевой башне я увидела нескольких стражников. Послушные приказу одного из твоих товарищей, они опустили подъемный мост, дав нам возможность въехать в кованые железные ворота. Во дворе замка ты помог мне спешиться, и я тут же рухнула тебе на руки, о голубоглазый чужестранец, взявший меня в плен. Твои объятия были мне так хорошо знакомы, словно ты тысячу раз носил меня на руках во все времена. Кто-то распахнул перед нами двери замка, ты вошел внутрь, миновал огромный зал, где у очага собралось множество воинов, глядевших на нас без малейшего удивления или любопытства. Пройдя по освещенному свечами коридору, ты внес меня в комнату, вся обстановка которой состояла из зажженного очага. Два узких окна, расположенных под самым потолком, были снабжены железными решетками. Ты опустил меня на медвежью шкуру, лежавшую у очага, и я вскрикнула от боли, ибо голову мою по-прежнему венчал венок из роз, и один из шипов впился мне в кожу. Ты осторожно снял венок и припал губами к глубокой ссадине. Но когда ты коснулся венка, другой шип оставил на твоем пальце царапину, мгновенно покрасневшую от крови. Несколько мгновений мы оба словно зачарованные смотрели на тонкую красную полосу. Потом я поднесла твой палец к губам и принялась слизывать кровь, упиваясь неведомым прежде вкусом, отдававшим солью и железом.

Мне хотелось показать тебе все, на что я способна. Чувствуя, как охватившее тебя желание становится нестерпимым, я вынула твой палец изо рта и вновь показала тебе глубокую царапину. Затем я несколько раз провела по ней языком, медленно и сосредоточенно. На тебя я не смотрела, но чувствовала, что ты, несмотря на сжигавшее тебя нетерпение, с изумлением наблюдаешь за мной.

Но вот я прекратила лизать твой палец. Взглянув на него, мы оба убедились, что царапина исчезла и на коже не осталось ни малейшего следа.

Я полагала, что магические мои способности поразят тебя, но вместо многословных восторгов ты приник губами к моему рту. Проворные твои пальцы развязали серебряный пояс и проникли под платье, жадно лаская мое тело. Я чувствовала, ты одержим грубым человеческим вожделением, которое я всецело разделяла. То был не первый раз, когда я отдавалась смертному. Мне нравилось ощущать жар, исходящий от охваченного желанием мужского тела, нравился запах и вкус живой человеческой плоти и крови. Земное время исчезло, мы оказались за пределами его существования. Наши ненасытные губы не знали отдыха, словно каждый из нас не хотел оставить на лице и шее партнера ни единого неисследованного местечка. Ты сбросил с себя рубаху и кожаные штаны для верховой езды, помог мне избавиться от платья и принялся пожирать мое обнаженное тело глазами. Заметив на одном из моих бедер родимое пятно, формой напоминавшее бабочку, ты осторожно обвел его пальцем.

— Это знак сидхов, — сказала я.

Некоторые невежественные люди считали мое родимое пятно меткой сатаны, и я надеялась, что ты не разделяешь их мнения. Взгляд мой подсказал мне, что ты испытываешь не страх, а удивление. Впрочем, я не могла с уверенностью судить о твоих чувствах. Страсть ослепляла меня и лишала возможности читать в твоей душе.