Повести - Генрих Гофман

— Торопитесь. У вас остается не так много времени. Вечером вы должны вернуться обратно.

— А Ян Ушияк знает об этих людях?

— Почему вас это интересует?

Дворжак ничего не ответил. Надел свои темные очки, и глаза его снова стали невидимыми.

— Выполняйте приказание, — сухо сказал Мурзин.

Дворжак поклонился и вышел. Да, сомнительный человек, а может, просто его независимая манера держаться вызывает раздражение? Кланяется так, словно у них была светская беседа, а не разговор о боевом задании.

Весь день Мурзин с нетерпением ожидал наступления темноты. По его заданию Гаша Ташиновский с одним из своих подпольщиков должен был явиться в ресторан Кубоча и под видом представителей подпольщиков передать Дворжаку опечатанный сургучом пакет, заготовленный самим Мурзиным. В пакете содержались сведения о двух немецких складах оружия...

Следившие за Дворжаком партизаны Козак и Дубкала и на этот раз не отставали от него ни на шаг. Вернувшись вечером в лагерь, они доложили Мурзину, что Дворжак ходил в село Средняя Бычва, был в ресторане. На обратном пути в трех километрax от села он долго сидел под большим одиноким дубом и вскрывал какой-то пакет. А когда стемнело, зашел в лес и скрылся во мраке. Потеряв его из виду, партизаны поспешили на базу.

Эту ночь Мурзин долго не спал, ворочался с боку на бок, поджидал возвращения Дворжака. Но тот вернулся лишь утром. Пришел весь мокрый, будто нарочно вывалялся в грязи. Молча отдал отсыревший пакет с отвалившимися сургучными печатями.

— В чем дело? — спросил Мурзин, пытаясь проникнуть взглядом за стекла его очков.

— Ночью переходил речушку, чуть не утонул. Споткнулся о камень, упал в воду. — Дворжак виновато опустил голову. — Всю ночь сушил одежду у одного пастуха.

Мурзин надорвал конверт, с трудом вытащил размокшую записку. Написанные чернильным карандашом буквы расползлись по бумаге. Нельзя было разобрать ни слова.

Понимая бессмысленность дальнейшего разговора, Мурзин отпустил Дворжака отдыхать, но предупредил, что отныне ему, как и всем остальным партизанам, запрещается покидать лагерь без особого разрешения. Серьезное подозрение, волновавшее Мурзина после разговора с Латыновым и Дубкала, укрепилось теперь окончательно.

Ян Ушияк вернулся из Всетина в приподнятом настроении.

— Вставай, Юра! — растолкал он Мурзина, дремавшего на нарах. — Дело надо решать.

Мурзин поднялся, протер глаза, уселся на нарах, по-турецки скрестив ноги.

— Что там у тебя? — спросил он зевая.

— Встречался с представителями подпольных организаций Злина и Всетина. Они просят организовать партизанские отряды в их районе. Обещают оружие, людей, деньги, продовольствие. Местность там подходящая, не хуже, чем здесь. Кругом горы, лес. Вот я и думаю, кого нам выделить на это дело?

Мурзин оживился. Сонливости словно и не бывало.

— Тут решать нечего: Степанов и Грековский. Вот тебе два готовых командира отрядов. Дать им каждому по пятьдесят человек проверенных партизан. А там отряды сами разрастутся. И у нас еще человек триста останется. В целом получится уже не отряд, а бригада. Как мыслишь?

— Я не против. И один, и другой — капитаны. Оба хорошо дрались в последних боях. Доверить им можно. Завтра с утра определим районы их действий, подберем людей — и пусть отправляются бить бошей.

— Смотри, Ян, что у нас получится. — Мурзин уже успел развернуть карту. — Степанов в районе Злина оседлает железную дорогу Бреслав — Преров и будет прикрывать подход к нам из Моравской долины. Грековский перережет железную дорогу Всетин — Валашские Мезеричи и станет нашим ближайшим заслоном...

— То я уже сам понял. Тут дело ясно. Теперь вот еще одно: к руководителям Всетинского подполья приходили представители генерала Лужа из Брно. Генерал тот возглавляет военную подпольную организацию на Моравии. Они хотят установить с нами связь, просят прислать наших представителей...

— А что мы можем ждать от генерала Лужа? — перебил Ушияка Мурзин.

— Надо послушать, что он предложит.

— Может быть, он, как генерал Голиан в Словакии, хочет поднять восстание чешских воинских частей в Моравии?

— Может, и так. Только генерала Голиана больше нет. Я не успел сказать тебе печальные вести: Банская-Быстрица пала двадцать седьмого октября. Это три дня назад. Генералы Голиан и Виест сдались в плен бошам. Словацкое национальное восстание в городах подавлено. Но партизанские бригады успели уйти в горы. Полковник Асмолов теперь один командует всеми словацкими повстанцами.

Это известие хотя и не было совсем неожиданным, все же ошеломило Мурзина. До него и раньше доходили сведения о тяжелом положении в Словакии, но он продолжал верить, что все обойдется благополучно. Считал, что повстанческие части и партизаны удержат Банскую-Быстрицу, как знамя восставших против гитлеровской тирании.

— Та-ак! Наверно, много дивизий сняли немцы с восточного фронта, если сумели оттеснить повстанцев в горы.

— То правда же! — ответил Ушияк. — Но с генералом Лужа все равно надо установить связь. Узнаем, о чем он думает.

— А где он предлагает встретиться?

— Надо посылать человека в Брно.

— Кого пошлем?

— Есть у меня один связной... Надпоручик Дворжак.

Мурзин помрачнел.

— Ян! А ты веришь этому человеку?

Ушияк достал сигарету, размял ее пальцами, прикурил от коптилки и спокойно сказал:

— Верю.

— А я нет! — хмуро сказал Мурзин. — У меня есть основания предполагать, что надпоручик Дворжак или немецкий агент, или просто хочет все у нас разузнать, а потом уйти к бошам.

— Зачем так говоришь? У него есть партийный билет. Он пришел к нам с документом от подпольного комитета компартии. Он доставляет мне хорошие разведывательные данные.

— А тебе докладывали партизаны, как он вел себя в бою над Штавником, когда вас окружили боши?

— Да-а. Они говорили смешные вещи. Они сказали, что Дворжак кричал «ура» и выбегал навстречу бошам. Сказали, что немцы стреляли нарочно мимо него.

— Что же в этом смешного?

— Ну, если он есть немецкий агент, то его послали к нам большие начальники. А в партизан стреляли простые солдаты. Откуда им знать надпоручика Дворжака? Зачем стрелять мимо него? Это мне понять невозможно.

— И все-таки я не доверяю этому Дворжаку. И прошу тебя, Ян, никуда его не посылай.

— Юрий-братор! Ты совсем забыл, что говорил нам генерал Строкач в Киеве.

— Что он тебе говорил?

— Не мне одному, всем нам говорил. Советовал опираться на народ, велел доверять людям.

— Доверяй — да проверяй. Надпоручик Дворжак — это еще не народ.

— А кто будет народ? По-твоему, народ — это большое абстрактное существо. Каждый отдельный человек сюда не подходит. Да? А я думаю, что народ — это ты, и каждый солдат тоже есть народ, И надпоручик Дворжак тоже народ. Не весь, конечно, но все-таки народ. А как я могу не доверять своему народу?

— Зря ты, Ян, так говоришь. Неужели ты считаешь, что среди вашего народа нет предателей, нет фашистов?

— Есть, конечно. В каждом народе бывают предатели. Но, чтобы назвать человека предателем, надо иметь доказательства. Ты можешь мне доказать, что Дворжак предатель?

— Я над этим не один час думал, все «за» и «против» взвесил. И считаю, что его надо немедленно арестовать и выяснить, что это за личность. И если этого не сделаешь ты, то я сам прикажу посадить его под арест! — Окончательно вспылив, Мурзин слез с нар и натянул сапоги. — Я его за пакетом посылал. Ты бы посмотрел, как он выполнил это задание.

— Успокойся, Юрий-братор! Ты совсем забыл башкирский пословица. Ты подумал, что скажут люди, если ты арестуешь надпоручика Дворжака? Скажут, русский велитель не доверяет чехам.

— Неправда, чехи знают, что я им доверяю. Но я не хочу быть ишаком, не хочу быть ослом. Понимаешь? Люди доверили нам свои жизни, и мы не имеем права рисковать ими. Один предатель, такой, как твой Дворжак, может погубить нас всех. Мы слишком многим рискуем.

— Если ты называешь его предателем, расскажи, как ты это узнал?

— Ничего определенного я оказать не могу. Но пакет он принес без печатей. По дороге распечатал его. Все это достаточно подозрительно. И пока мы не выясним всех обстоятельств, его надо изолировать... Ну хотя бы ни в коем случае не отпускать из лагеря, — уже мягче сказал Мурзин.

Но Ушияк с ним не согласился. Он долго и горячо доказывал, что Дворжак не раз ходил связным в различные города Моравии и всегда точно выполнял его поручения. В этот вечер они так и не пришли к единому мнению.

На утро другие заботы заставили их забыть о недавнем споре. К обеду отряды Степанова и Грековского были полностью сформированы, люди знали, куда и на что идут. После короткой пламенной речи Ушияка Степанов первым увел свою группу из лагеря. Вскоре вслед за ним ушел и отряд Грековского.