Что натворил Бог. Трансформация Америки, 1815-1848 гг. - Daniel Walker Howe

общину: спланированный и контролируемый эксперимент, претендующий на роль образца. Но самой распространенной и популярной утопией была семейная ферма. Там средний белый американец мог наслаждаться достоинством свободного владения, обмениваться помощью с соседями в трудные времена года, питать надежды на хороший урожай и надеяться на то, что у него будет достаток, который позволит ему дожить до старости и что-то передать своим детям. По сравнению с тем, что было доступно в Европе, такое место действительно казалось Богом обетованной землей. Открытость американских перспектив позволила многим группам попробовать

42. Спенсер Клау, Без греха: жизнь и смерть общины Онейда (Нью-Йорк, 1993), 177.

43. Пьеррепонт Нойес, Дом моего отца (Нью-Йорк, 1937), 17.

44. Аманов иногда путают с амишами и хаттеритами.

они пытались построить утопии. Но доступность земли для индивидуальных земледельцев, будь то на самом деле или в воображении людей, подрывала привлекательность более коллективистских социальных планировщиков.

 

IV

Современники рассматривали не только утопические сообщества, но и всю Америку как экспериментальное общество, пример для всего мира народного правления. В то время в Соединенных Штатах было самое широкое избирательное право среди всех стран, а американское ожидание социального равенства среди белых мужчин делало их пример еще более ярко выраженным демократическим. Даже люди, которые никогда бы не согласились с идеей о том, что Америка - любимая нация Бога или ей суждено сыграть роль во Втором пришествии Христа, считали, что их страна выполняет особую миссию, являясь примером свободы. Американская "исключительность", термин, часто применяемый к этой роли, представляла собой секуляризованную версию тысячелетнего предназначения Америки. И религиозная, и светская версии американской исключительности, казалось, подразумевали, что Америка освобождена от той истории, которую пережили другие народы, и, подобно древнему Израилю, имеет свою собственную судьбу. Однако "исключительность" - неудачный термин, поскольку если бы Америка была исключительной, ее опыт не имел бы никакого значения для других стран. На самом деле даже в XIX веке, когда Соединенные Штаты могли казаться наиболее изолированными от остального мира, они были частью глобального сообщества народов, которые внимательно наблюдали друг за другом. Америка показала им, как работает народный суверенитет, а Британия - как работает промышленная революция.

Американцы продемонстрировали миру свою самооценку как пример для подражания, когда принимали шестидесятисемилетнего маркиза де Лафайета во время его триумфального визита в Соединенные Штаты в 1824-25 годах. По приглашению президента Монро француз, дослужившийся до звания генерал-майора Континентальной армии, объехал всю страну, везде его встречали с массовыми выражениями национальной благодарности. Будучи неизменно смелым защитником конституционализма и прав человека в борьбе с тираниями как левых, так и правых, Лафайет прислал Вашингтону ключ от Бастилии, чтобы выставить его в Маунт-Верноне. Все современники по обе стороны Атлантики видели в нем эмиссара либеральных ценностей между Новым и Старым Светом; американцы считали его агентом своей международной миссии. Президент пригласил Лафайета, чтобы подтвердить, что доктрина Монро бросает вызов Священному союзу, и отпраздновать Эру добрых чувств. Мероприятие удалось больше, чем он мечтал.

Восемьдесят тысяч человек собрались, чтобы приветствовать Лафайета, когда его корабль причалил в Нью-Йорке 16 августа 1824 года. Конгресс выделил ему 200 000 долларов и двадцать три тысячи акров государственной земли там, где сейчас находится Таллахасси, штат Флорида; Сэмюэл Ф. Б. Морзе написал его портрет. Когда посетитель закладывал краеугольный камень памятника Банкер-Хилл в Бостоне перед сорока тысячами зрителей, Дэниел Уэбстер произнес одну из своих великих ораций. В течение тринадцати месяцев Лафайет путешествовал по Соединенным Штатам на дилижансе и пароходе, решительно придерживаясь своего графика, несмотря на разбухшие реки и обычно плохие дороги; заботясь, однако, о субботних пристрастиях своих хозяев, француз не ездил по воскресеньям. Его лодка села на мель в реке Огайо и затонула, унеся на илистое дно все его вещи и шестьсот писем без ответов45.

Повод для Второго пришествия Лафайета вызвал риторику, обычно приберегаемую для Христа. Прошло сорок лет с тех пор, как француз в последний раз ступал на американскую землю; теперь он выглядел "как восставший из мертвых". Его называли "благодетелем мира" и "искупителем потомков"; "он пролил свою кровь за все человечество!". Ораторы неоднократно заявляли, что истинное значение визита Лафайета заключалось в том, что он показал американцам о них самих и в возможности продемонстрировать свои национальные добродетели европейской аудитории. "Пусть только потентаты Европы посмотрят на это республиканское зрелище в Америке!" - воскликнул один из приветствующих.46 По случаю своего выступления на совместном заседании Конгресса Лафайет предложил такой тост за Союз: "Однажды он спасет мир".47 Вдохновленные его примером, несколько американцев отправились присоединиться к грекам в их революции против Османской империи.

Американцы были далеко не одиноки, считая свою страну примером, на котором могут учиться другие. Иностранные наблюдатели также часто рассматривали Соединенные Штаты как индикатор будущих событий в их собственных странах. Немецкий философ Гегель называл Америку "страной будущего" и предсказывал, что "в грядущем там откроется центр всемирно-исторического значения".48 Подобное отношение характеризовало самого известного из всех европейских комментаторов Америки, соотечественника Лафайета и дворянина Алексиса де Токвиля. Токвиль приехал в Соединенные Штаты в 1831 году в возрасте двадцати пяти лет вместе со своим молодым другом Гюставом де Бомоном. Либеральная французская монархия Луи Филиппа, заинтересованная в реформах, разрешила им обоим изучать

45. Энн Лавленд, "Прощальный тур Лафайета", в Стэнли Идзерда и др., Лафайет, герой двух миров (Нью-Йорк, 1989), 63-90.

46. Цитаты из рассказа о визите Лафайета в Fred Somkin, Unquiet Eagle (Ithaca, N.Y., 1967), 131-74.

47. Цитируется в Harlow Unger, Lafayette (New York, 2002), 357.

48. Г.В.Ф. Гегель, Введение в философию истории, перевод. Leo Rauch (Indianapolis, 1988), 90. Гегель умер в 1831 году; эта работа была впервые опубликована посмертно в 1840 году.

Американские тюрьмы и отчитаться о нововведениях в пенологии. Токвиль заручился полезным рекомендательным письмом Лафайета, хотя эти два человека не были близки, а их темпераменты существенно различались. Если Лафайет одобрял американский пример с энтузиазмом партизана, то Токвиль относился к нему с отстраненностью прирожденного социального теоретика. Он провел менее десяти месяцев, путешествуя по Соединенным Штатам и Канаде вместе с Бомоном, прежде чем правительство отозвало их, но вернулся с множеством уроков для французской аудитории своего поколения, а также с впечатлениями, которые с тех пор интригуют аналитиков американского общества. "В Америке я увидел больше, чем Америку, - объяснял Токвиль, - я искал там образ самой демократии с ее наклонностями, характером, предрассудками и страстями, чтобы узнать, чего нам [во Франции] следует опасаться или надеяться на ее прогресс".49 После того как они с Бомоном написали свой обязательный отчет об американских тюремных экспериментах, Токвиль переключил свое внимание на изучение общей темы демократии в том виде,