Державин - Олег Николаевич Михайлов

Спасешь от уз и всю вселенну.

Толь славой участь озаренну

Давно тебе судил сам рок:

Смерть сквозь главу твою промчалась

Но жизнь твоя цела осталась.

На подвиг сей тебя блюл бог!

В 774-м и 788-м годах Кутузов был ранен двумя пулями: одна, ударив в левый висок, вылетела у правого глаза; другая, попав в щеку, вышла в затылок. Его двукратное спасение обращало на него внимание всей России. Выполнив свой долг, очистив пределы родины от неприятеля, Кутузов стал слабеть, болезнь от усиливавшейся простуды заставила его остановиться в городке Бунцлау в Силезии 6 апреля 1813 года, а уже 16 апреля его не стало. За полмесяца до смерти своей он писал Державину: «Хотя не могу я принять всего помещенного в прекрасном творении вашем на парение орла прямо на мой щет, но произведение сие, как и прочие бессмертного вашего пера, имеет особенную цену уважения и служит новым доказательством вашей ко мне любви…».

…На пепелище Москвы Державина с особой силой охватили мысли о конечности всего земного, об участи живущих, пусть даже и самых славных:

Ужель и в гробе созерцанный

Отечества спаситель, вождь,

Герой, в блеск лавров увенчанный, —

Картина тления того ж?

И добродетель просвещенна,

И службой честь приобретенна,

И слава, поздних гул времен,

И уваженье царска рода,

И благодарность от народа,

И память вечная — все тлен?

Он думал об этом все чаще и острее. Забвение страшило старого поэта всего более. Недаром последние, написанные слабеющею рукой стихи его были:

Река времен в своем стремленьи

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей.

А если что и остается

Чрез звуки лиры и трубы,

То вечности жерлом пожрется

И общей не уйдет судьбы!

Полный мрачных дум и предчувствий, он отправился в Голицынскую больницу, о которой тогда много говорили. Державина сопровождал Василий Львович Пушкин, смугляк, светский бонвиван и гуляка, разряженный по последней моде.

После обедни, осмотрев больничные камеры, аптеку и богадельню, Державин остановился перед бюстом учредителю — князю Голицыну — и задумчиво сказал:

— Таких благодетелей и в мраморе надо почитать и им поклоняться!

Вместе с Пушкиным он вышел в обширный сад на берегу Москвы-реки. Вид Воробьевых гор, Новодевичьего монастыря, Хамовнических казарм и полуразрушенного, но все равно величественного Кремля до того восхитил поэта, что он, оборотись к своему спутнику, с живостью молвил:

— Вот, Василий Львович! Ваше дело