Во сне и наяву. Титан - Борис Вячеславович Конофальский

Светлане стало немного обидно за Лю, и это было потому, что она неправильно донесла до священника смысл сказанного им. И девочка решила исправиться:

— Да нет, вы не поняли, я про то, что каждый человек должен быть свободным, иметь право на выбор. Вот я про что хотела сказать. И поэтому люди хотят быть свободными, чтобы никто им не указывал, что делать, как жить, и поэтому они идут за теми, кто ведёт их к свободе.

— Запомни, душа моя, одну истину, — отец Серафим снял очки и положил их на стол перед собой, — каждый, кто много говорит о свободах и правах, тот просто хочет паразитировать на обществе. Узаконено паразитировать.

— Нет, — Света осмелилась сказать это твёрдо и уверенно, — это не так. При чём здесь паразитировать? Просто какой-то человек решил быть свободным и не подчиняться общим правилам.

— Да? Просто решил быть свободным? — священник заулыбался. — А представь, что клетки твоего тела наделены сознанием и волей, и вот одна клетка печени вместо того, чтобы чистить изо дня в день твою кровь, вдруг говорит: а я больше не хочу чистить кровь, я теперь хочу быть клеткой сердечной мышцы; тут, казалось бы, должны налететь антитела и эту безумную клетку разобрать на составляющие, но у тебя в организме свобода. И клетки, что были рядом, тоже решают стать кто клеткой соединительных тканей, кто клеточкой стенки кишечника, и что это тогда будет?

Отец Серафим ждал от неё ответа, но Света только пожала плечами: откуда мне знать. И тогда священник продолжил:

— Будет онкология.

— Да нет, — Света встала, чайник уже закипел. Она сняла его с плиты и стала разливать кипяток по чашкам. — Я же про людей говорю, а не про какие-то клетки. Свобода нужна людям, а клетки пусть работают.

— Так и люди должны работать, а те, кто ищет свободы, они как раз работать и не хотят. Ты, пойми, Светланка… спасибо, — он взял у девочки чайную ложку и стал насыпать себе сахар в кипяток, — жизнь — это, считай, монета, на одной стороне которой созидание, на другой свобода, это вещи, взаимоисключающие друг друга.

— Так что тогда Бог? — спросила Светлана.

— Бог? — отец Серафим сделал большую паузу, выжал пакетик в чашку и положил его на блюдце. — Как бы тебе сказать? Ну, вот, к примеру, ты со своей матерью болезной сидишь почему?

— Что? Как почему? — Света даже не поняла вопроса.

— Ну, почему ты сидишь со своей матерью, а не пошла с подругами таскаться по кафешкам?

— Потому что надо, — немного обижено ответила девочка.

— Кому надо? Тебе?

— Мне, папе, близнецам, всем…, — она удивлюсь, почему поп не понимает.

— А почему вам это надо? Почему вы не бросите её, от неё столько забот, и денег на неё нужно тратить кучи, кучи…

Света даже разозлилась на него после такого вопроса, но священник не отставал от неё:

— Ну ответь, ответь! Почему вы с нею мучаетесь?

— А что ж нам её…, — начала Света, но не договорила. — Потому что любим её.

— А, любите? Ясно. А вот ты каждый день встаёшь рано и ведёшь своих братьев в садик, тебе не охота в постели поваляться, понежиться, побыть свободной? Не охота?

— Ну, охота, — согласилась Светлана.

— Братья могут и сами дойти, авось недалеко. А ты бы свободной побыла, поспала бы. Так почему ты их всё-таки ведёшь в сад? Тоже, что ли, любишь их?

— И их люблю тоже, — ответила Света.

— Ну вот тебе и ответ на вопрос, кто есть Бог.

— Так кто он? — всё ещё не понимала девочка.

— Всё, всё в этом мире держится на любви. На любви к другим. И только на этой любви. Бог и есть эта любовь, поэтому он и есть созидание и порядок, поэтому он и есть жизнь. Свобода тоже есть любовь, но только к себе родимому. Это себялюбие есть культ Сатаны, а Сатана сие есть слякоть, есть разложение и смерть. Вот и вся наука.

У Светы на этот счёт была куча вопросов, и она готова была задавать их отцу Серафиму, пока он не ушёл.

⠀⠀ ⠀⠀

Глава 52

Ей было не по себе. Сильно не по себе. Свете показалось, что что-то произошло. Она была не у себя в депошке, а в развалинах, ни Лю Циня, ни собак рядом не было. Туман. Всё вокруг заволакивал тяжёлый туман. Девочка стала смотреть по сторонам, место было высокое, здесь она прекрасная цель для медуз. Но и бежать отсюда было опасно, делать резких движений она не хотела, крикуны слышат любой шорох. Так что, несмотря на тревожность, она некоторое время неподвижно стояла у полуобвалившейся стены на третьем этаже развалин и слушала, не заорёт ли где поблизости крикун.

Но было на удивление тихо. И эта тишина её ещё больше настораживала. Наконец девочка стала тихонечко двигаться и нашла лестницу, что вела вниз. Потом она всё так же беззвучно выбралась из развалин на землю и пошла, стараясь не топать, к улице Гастелло. А с неё вышла на Гагарина. Часто останавливаясь, чтобы прислушаться, она добралась вдоль забора до своей депошки. Обострённое чувство опасности не подводило девочку. Она, едва стала различать контуры своего убежища в тумане, уже понимала: что-то произошло. Что-то, что-то нехорошее… Подошла чуть ближе и разглядела распахнутую настежь тяжёлую дверь здания. Она всегда её прикрывала, когда уходила, может, это Лю её не закрыл? Да нет, он тоже аккуратный. Девочка стала оглядываться, но больше не видела ничего подозрительного. Конечно, идти в депошку ей не хотелось, ну хотя бы до того момента, как рассеется туман и она сможет разглядеть как следует, что с дверью и самим зданием.

Пока что она ничего толком не видела, но тревога её не покидала. Её рука подрагивала, не успокаиваясь ни на секунду, и Света поняла, что справа от неё кто-то прячется в тумане за углом здания, там, на серебряной поляне. Но кто мог стоять на мхе? Тот, у кого есть ботинки. Девочка подождала пару секунд и негромко