На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного - Фридрих Горенштейн

Люев. Государь, с тобой сядут двое людей, которые будут переворачивать тебя с боку на бок.

Иван. Потом литургию хочу слушать в Успенском соборе. В церковь не вносите, буду слушать литургию, лежа на одре на паперти церкви, ибо чую, как смердят грехи мои. Лишь святым посмертная слава, подобно старому Игорю или славному Святославу. Также бессмертная слава братьям-мученикам Борису и Глебу, на коих убийцы, как дикие звери, напали и прободали копьями. Братолюбие – Божье дело, в смерти желанное. Лучше смерть, чем жизнь в сием прелестном коварном свете с лютостью, сиречь вероломно. Бесславен конец Святополка окаянного. Гонимый Божьим гневом, он постыдно закончил свою жизнь в пустыне между Польшей и Чехией. Могила его существует по сей день, и от нее исходит страшный смрад. Се Бог наказал на наказание нам, князьям русским. Я ж тем наказанием пренебрег, грешен, Господи! Несите меня молиться: может, помилует Бог и избавит от того бесчестья, как то, где лежит прах Святополка окаянного, и из могилы его выходит смердь злая. (Царя поднимают и несут. Царевич Федор и Ирина Годунова и все иные бояре и прочие чины идут следом.)

ЗанавесСцена 121Царская сокровищница. Вносят царя в кресле. Он рассказывает окружающим о своих драгоценных камнях и их свойствах, дарит гранатовый крестик Ирине, жене ФедораСцена 122Кремлевское книгохранилище царя. Вносят царя, который рассказывает о своих книгах и своей любви к ним. Показывает иностранцам книги из особого, ранее замурованного, хранилищаСцена 123Спальня царя в кремлевском тереме. Царь Иван полулежит в постели. Подле него – Бельский, Щелкалов и дьяк Фролов

Иван. Други мои, собрал вас, тебя, Бельский, тебя, Щелкалов, и тебя, дьяк Фролов, для дела особого. Здоровье мое, царя, делается все хуже и хуже. Хоть иноземные врачи расточают надо мной свое искусство, по монастырям раздается обильная милостыня, по церквам велено молиться за меня, больного царя, однак чую в себе немочь желудком. И как жар бывает, и всякие болячки огненные, надутые на меня, и трясовения. Также волхвы предрекают мне день смерти, отчего бываю я в ужасе, особенно ночами. Сии дни помышлял о судьбе царства. Находя, что Федор по малоумию не способен царствовать, я, царь, придумывал разные способы устроить после себя наследство и составлял разные завещания. Из близко стоящих ко мне людей Борис Годунов, Иван Мстиславский, Иван Шуйский. Где он?

Бельский. Он еще в Пскове, государь.

Иван. Никита Романов?

Бельский. Он с казаками на засечной полосе.

Иван. Ты, Богдан Бельский, да дьяк Щелкалов – вот и все, кому могу верить. Знаю, что двор клонится к закату, опереться боле не на кого. Наследник мой, царевич Федор, давно достиг совершеннолетия, а я, отец, не питаю надежды на его умственные способности и поступлю с ним так, как издавна поступали московские князья, оставляя трон малолетним детям. Вверяю сына и семью попечению думных людей, имена которых назову в своем завещании. Зная дворовые интриги, раздумываю, кого назначить – Ивана Федоровича Мстиславского, Ивана Петровича Шуйского, Никиту Романыча Романова-Юрьева да тебя, Богдана Яковлевича Бельского, или Бориса Годунова, Мстиславского, Романова, Бельского. Или Шуйского, Мстиславского и Романова. Надо исключить либо Годунова, либо тебя, Бельского. Вместе вам не быть. Я уж составил завещание, в котором наследником объявил Федора, а около него устроил совет. В том совете занял место и Борис Годунов.

Бельский. Государь, все не любят Бориса Годунова, опасаясь, что он, как брат жены царевича Федора, неизбежно завладеет правлением.

Иван. Истинно, Годунов – человек способный и хитрый, а Федор слаб умом и здоровьем. Кончина Федора может открыть Годунову дорогу к трону. Пока я жив, бездетность Федора мне на пользу и отвечает высшим интересам государства. Ныне же, когда чую страшную болезнь за грехи мои, все переменилось. Меня, царя, удручает возможность конца династии. Я уж требовал прежде от Федора развода с бесплодной Ириной Годуновой, однако после гибели царевича Ивана не решаюсь поступить с младшим сыном круто, как со старшим. Лишь уговорами стараюсь.

Бельский. Государь, интересы государства и династии требуют развода, ибо без наследника смута может быть и даже самозванство. О том указать бы в завещании.

Иван. Я выражу свою волю по поводу брака Федора в завещании. Я желаю лишить Бориса Годунова возможности помешать разводу Федора с Ириной Годуновой, потому не включу Бориса в состав опекунов. Но знаю также, что Нагие тайно рассчитывают из-за бездетности Федора на трон и надеются, что рано или поздно трон перейдет к царевичу Дмитрию. А тот царевич незаконный, не в церковном браке рожден. Не люблю я его, и мать его, и прочих Нагих. Женившись на Марии Нагой, я невзлюбил их вскоре. Давно я задумал жениться на какой-либо иноземной принцессе царской крови. Среди моих предков есть немцы из Баварии, а многая наша знать не оттуда ли? Слово «боярин» – не от слова ли «баварец»? Во мне кровь римлян и варягов, и баварцев. Я из чужой на Руси расы завоевателей и в сием своем происхождении вижу свое превосходство над здешними холопами, простыми смертными. Потому составлю иное завещание. Пиши, Фролов!

Фролов. Слушаюсь, государь.

Иван. Объявляю престол царевичу Федору, а около него устраиваю совет.

Бельский. Государь, Нагой, как и Годунов, не должен войти в тот совет.

Иван. Прежде доверие мое к Нагому было велико. Дипломат он добрый. Я посвятил любимца в планы сватовства при английском дворе и поручил ему просить англичан про девку, царскую мою невесту Мэри Гастингс. Англичанин-медик по имени Роберт сообщил мне, что у английской королевы есть родственница, Мария Гастингс, графиня Гантингтонская. Марию же Нагую и ее сына Дмитрия велю постричь.

Бельский. Государь, пострижение племянницы его царицы Марии и ее сына Дмитрия не совпадает с расчетами Нагого.

Иван. Сие я уразумел. Своим расчетам он, Нагой, верен более, чем мне, царю. Оттого, хоть дипломат он добрый, отстраню от переговоров и не включу в состав опекунского совета. Царевича Дмитрия хочу отдать в монастырь на воспитание, а потом на пострижение. Сделать монахом, а не царем. В Лондон же отправлю дворянина Федора Писемского узнать о невесте. Щелкалов, отправлен ли уже Федор Писемский?

Щелкалов. Уже отправлен, государь.

Иван. Пусть узнает о невесте, поговорит о ней с королевою, вместе с тем снова изъявит желание от имени меня, царя, заключить тесный союз с Англией.

Бельский. Государь, слухи о твоем английском прожекте невесть откуда проникли во двор и вызвали ропот, также и среди знати.

Иван. Что им не по душе? Не угодишь! Политика двора претерпела ныне перемены. Казни прекратились, смягчились гонения, но двор распускать не след. Казалось бы, двор и Дума должны обеспечить сыну моему, наследнику царевичу Федору, после его воцарения военную опору.

Бельский. Государь, как бы не вышло иначе. Английский прожект и династические распри раскололи двор и Думу на разных соперников. Хорошо бы, государь, для опоры царевичу Федору сделать вновь опричнину.

Иван. Нет, Бельский, то невозможно ныне – бить и грабить просто так.

Бельский. Государь, лишь таким ополчением вооружившись, можно удержать власть. Готов слезы проливать и умолять тебя, государя, с пользой распорядиться твоим достоянием.

Иван. Нет, опричнины новой не сделаю, двор устал. Самые влиятельные – Нагие и Годуновы – не допущены в опекунский совет. Двор и земство должны иметь равные представительства в регентском совете. От двора – ты, Богдан Бельский, и Иван Шуйский. От земщины – Иван Мстиславский и Никита Романов.

Бельский. Государь, назначив трех знатных бояр, дал ты перевес знати, враждебно относящейся ко двору. Надо бы в опекунский совет и митрополита включить.

Иван. Нет, иначе поступлю. Я, царь, завещаю трон в случае смерти бездетного Федора Габсбургам. (Долгая пауза.)

Бельский (растерянно). Габсбургам? Государь, та династия латинская, да православный трон примут ли?

Иван. Условие моего брака с английской принцессой есть то, чтобы будущая супруга царя приняла греческую веру и чтоб все приехавшие с ней бояре и боярыни также последовали его примеру. Также и для правителя государева от Габсбургов, чтоб принял греческую веру. России пора иметь наконец истинно европейскую знатную династию, иначе на трон усядутся мелкопоместные Романовы, худородные Годуновы либо выродившаяся русская знать – Милославские ли, Шуйские ли. Потому, оставляя престол полоумному Федору, я назначаю правителем государства эрцгерцога Эрнста, того самого, которого прежде я так хотел посадить на польский престол. Я и прежде желал – если Федор умрет бездетным, то государем станет эрцгерцог Максимилиан Австрийский, брат императора Рудольфа. Однако ныне Максимилиан стал императором вместо умершего Рудольфа, то приглашу Эрнста из того же Габсбургского дома.