Танцующая с Ауте - Анастасия Парфёнова

И совершенно ничего по этому поводу не чувствую. Это белобрысое чудовище там, напротив, хладнокровно спланировало смерть своей собственной дочери. А также матери своей дочери и её матери тоже. И всё это — через ужас туауте. Плевать, что он — один из Древнейших, что он уникален, прекрасен, великолепен. Плевать, что он друг моего наставника. Плевать, что он дышать не может под грузом своей боли. Сейчас я хочу его смерти. Я очень-очень этого хочу.

Время остановилось. Медленно-медленно, со скоростью мысли, сен-образ летит к белоснежной фигуре. Медленно-медленно выгибаются вперёд его крылья, образуя непроницаемый щит, подобного которому я ещё не встречала. Куда уж там Вероятностным потугам дараев.

Ломкий звон бьющегося стекла — сен-образ встречается с его щитом. Время срывается с цепи, пространство темнеет. Сияющая белизной фигура даже не дрогнула, лишь голова его откидывается назад, как от пощёчины.

Три удара сердца. Медленно-медленно Древний поворачивает ко мне бледное лицо. Поднимает руку, проводит ею по длинному, глубокому порезу, украшающему правую щёку. Неверяще смотрит на окрашенные алым пальцы.

Красная кровь на белой щеке. Золотые волосы на черноте простынь. Синие-синие глаза.

Он не погиб, но он ощутил этот образ. Он прочувствовал, пережил, прострадал всё, чем я в него швырнула. И даже не пошатнулся.

…милосердная госпожа наша, прости нам всё, что в слепоте нашей делаем мы идущим по Ту рядом с нами…

Судорожно дышит Раниэль-Атеро.

Пальцы Зимнего пачкают кровью белоснежную рукоять меча. Свист извлекаемой из ножен стали.

Океан чувств вновь поднимается во мне, запах белоснежных цветов ударяет в ноздри. Бесконечно изменчивые глаза встречаются с льдисто-фиалковыми, и в них лишь пустота. Непонятно как оказавшаяся в моей руке кинжал-аакра поднимается в ритуальной позиции. Ещё одна, точно такая же, сжимаемая бледными пальцами невообразимо древнего существа, очерчивает плавную окружность. Раниэль-Атеро напрягается за моим плечом несокрушимой скалой, его силы, до сих пор сдерживаемые тысячелетним самоконтролем, разливаются в воздухе холодной темнотой открытого космоса.

Три удара сердца. Три бесконечных, безумно долгих удара сердца.

Что-то меняется в фиалковых глазах. Какое-то чувство, не боль, и не гнев, и даже не удивление, мелькает на лице, чтобы тут же исчезнуть.

Плавным, невыносимо грациозным движением Зимний опускается на одно колено. Голова склонена. Крылья отведены назад. Обнажённое оружие ложится к моим ногам.

Поза подчинения.

Одним слитным движением преодолеваю расстояние между нами, прикасаюсь к его лбу, пачкая пальцы в крови, отшатываюсь.

— Убирайся. Вон отсюда, сейчас же, пока я ещё могу себя контролировать.

Сама не узнаю собственный сдавленный хрип. Зимнего точно ветром сдуло. Впрочем, скорее всего, так оно и есть. Я настолько выбита из колеи, что даже не замечаю, как силы имплантанта оставляют меня, как исчезает давящее присутствие Раниэля-Атеро. Стою, не зная, куда девать аакру.

По социальным законам эль-ин, я гораздо выше Зимнего. Женщина, наследница второго по старшинству клана, вене… Но чтобы Первый клинок Эль-онн склонился перед сопливой девчонкой? Да он с Хранительницей Эвруору ограничивался в лучшем случае вежливым наклоном ушей! Что же всё-таки здесь только что произошло?

Машинально слизываю кровь с пальцев. Электрическая волна энергии ударяет в язык, пронзает насквозь всё тело. Аут-те. Отправляю всё приобретённое в нескольких каплях древнейшей крови знание в глубины подсознания. Позже разберусь.

— Антея? — Голос Раниэля-Атеро звучит несколько неуверенно. Мои плечи напрягаюгся, медленно поворачиваюсь к нему.

На его лице написано некоторое беспокойство.

— Малыш, ты в порядке?

Отвожу руку и смачно, со всей силы впечатываю кулак в эти безупречные черты. Его голова откидывается назад, совсем как у Зимнего несколькими минутами раньше. Губы разбиты в кровь, тонкая алая дорожка сбегает вниз по подбородку. Пинаю его ногой в лодыжку и, когда лишённое опоры тело падает на колени, ещё раз бью в лицо. Всё происходящее кажется далёким, нереальным. Это я — Я! — сейчас избиваю существо, которое всегда считала равным Богу. И это происходит на пороге дома, где умирает Великая Хранительница. Бред.

Впиваюсь пальцами в его подбородок, поднимаю лицо и стараюсь встретиться взглядом с этими синими-синими глазами. Голос мой пугающе спокоен, слишком спокоен.

— Что вы со мной сделали?

Молчание.

Ещё один удар.

— Что я теперь?

Молчание.

В бессильной ярости отталкиваю его от себя, бросаюсь в одну сторону, в другую. Замираю на месте, продолжая глядеть ему прямо в глаза. Фигура Учителя всё так же коленопреклоненна и так же спокойна.

— Значит, ещё одна ученица. Ещё одна бабочка-однодневка в бесконечном ряду ей подобных. Одна из тех, кого можно вырастить, научить, а затем смотреть, как они умирают, утончённо смакуя свои благородные страдания.

Молчание.

— Сколько их было? Сколько было у тебя таких учениц? Я? Виор? Юные создания, глупые, неразумные. Такие, с кем можно не считаться? Кем можно манипулировать, управлять, как вздумается вашей древнейшей светлости, кем можно и пожертвовать, если ситуация будет того требовать?

Молчание.

— Сколько твоих детей погибло на алтаре туауте? Сколько, vai Atero, takari Ranie!

Он вздрагивает. Реакция наконец-то.

— Неужели мы значим для вас так мало? Неужели можно вот так, походя, уничтожить три жизни, осквернить самое святое? Вот так глупо, ради мести!

Мой голос, спокойный, ясный голос, предательски срывается. Стена дома перед глазами расплывается, ноги подкашиваются. Раниэль-Атеро вдруг оказывается рядом, его руки подхватывают моё оседающее тело, прижимают мою голову к своему плечу. Какой дурацкий жест. Аррек тоже всё время делает это именно так. Может, мужчины перед очередной инкарнацией проходят краткий курс «Как обращаться с падающей к твоим ногам дамой»? С них станется.

Издаю яростный, высокий крик, выпускаю когти. Бьюсь пойманным зверёнышем, кусаясь, царапаясь. С тем же успехом можно было бы сражаться с горой. Да нет, с горой проще, на ней бы хоть царапины остались, а на этом всё заживает едва ли не быстрее, чем я успеваю наносить удары. Сражаться с океаном — такая аналогия будет точнее.

Наконец затихаю в его руках. Древний ниже меня, но почему-то всегда кажется таким большим, таким надёжным. До крови закусываю губу, сотрясаясь от раздирающих изнутри противоречивых эмоций.

Самое мерзкое даже не в том, что я вовсе не сержусь на Учителя, а в том, что он это прекрасно понимает. Я просто воспользовалась первым подвернувшимся под руку, чтобы сорвать гнев, боль, чтобы избавиться от отвратительного знания, что никто ни в чём не виноват.