Танцующая с Ауте - Анастасия Парфёнова

Просыпаюсь резко, как от толчка. Тело вздрагивает, глаза широко раскрываются, точка между бровей пульсирует в бешеном ритме. С минуту лежу неподвижно под её руками, пытаясь понять, что же со мной произошло, что изменилось. Постепенно сердце и дыхание успокаиваются, камень ощущаю близким, тёплым источником энергии.

Поднимаюсь на локте, склоняюсь к истончённым чертам Эвруору. Смотрю на неё сверху вниз, беззвучно крича о своём непонимании. Гнев, страх, раздражение — под наплывом чувств я забываю, что эта женщина умирает, почти умерла, что она слаба и беспомощна. Ага, как же, беспомощна! Даже сейчас насыщенная синева её глаз может сломить что угодно. Кого угодно. Хранительница до мозга костей. Хранительница до конца.

Лицом к лицу.

Глаза в глаза.

— Что вы со мной сделали?

Молчание.

— Какие изменения произвели?

Тишина.

— Что вы задумали?

Синие глаза закрываются.

— Вы всё поймёте в своё время, Тея-тор. А сейчас я устала. Ступайте.

Вот так. Аудиенция окончена, подданные могут удалиться. Аут-те!!!

Слетаю с постели, будто сдутая невидимым ураганом. Бросок к стене, разворот, бросок в другой угол, ещё, ещё. Мечусь по комнате загнанным зверем, воздух кипит от резких взмахов крыльев. Аут-те!

— Да провалитесь вы все в Бездну со своим временем! Это моё тело! Моё сознание! Моя душа! Сперва новый имплантант, теперь это. Как вы смеете! Как вы смеете изменять меня, даже не удосужившись спросить, хочу ли я этого?!

Она остаётся всё так же неподвижна и всё так же хрупка. Лишь сен-образ, которым она отослала меня, продолжает парить над кроватью. Ауте милосердная, как я отвыкла от всего этого за годы среди людей.

Сжимаю кулаки, медитативный вздох. Склонить уши в подчинении, бесшумно развернуться и выйти. Уже в коридоре меня догоняет сен-образ. Прощание, извинение и какое-то послание, с пометкой «открыть через три дня после мой смерти». Стою, беспомощно уставившись на эфирное творение, танцующее на кончиках моих пальцев. Затем вздыхаю, отправляю её письмо в глубины подсознания и посылаю к ней мой собственный образ. Его содержание можно примерно выразить словами: «Я люблю вас, Хранительница», но лишь примерно.

Поспешно бегу, не дожидаясь ответа. Храбрая, храбрая я. Могу биться с боевой звездой северд-ин, могу вальсировать на дипломатических игрищах дараев или бросать оскорбления в лицо полновластной Хранительнице Эль, но подведите меня к эмоциональному или этическому конфликту и вот — достославный воин постыдно покидает поле битвы.

Выбегаю на открытую террасу, жадно глотаю свежий воздух, пытаясь избавиться от приторного запаха горных цветов. Не получается. Запах здесь, на мне, во мне, в самой ткани моей реальности. Ауте, будь милостива к непутёвой дочери твоей…

Ударить. Бить, крушить, ломать… Желание уничтожить что-нибудь, сорвать гнев становится почти невыносимым. Смертные называют это «терапией». Эль-ин — самым глупым из всех возможных оправданий для убийства. Прямо сейчас я готова совместить одно с другим.

К сожалению, предполагаемая жертва, подвернувшаяся под руку, вряд ли возгорит желанием помочь мне выплеснуть напряжение. Раниэль-Атеро, медитирующий под сияющими облаками, одаривает меня спокойным, ну очень внимательным взглядом. Такого ударишь, как же. Потом он меня, конечно, воскресит. И извинится. Мамин консорт всегда потом извиняется перед своими противниками. Потом.

Один вид сухощавой фигуры отчима несколько остужает мой пыл. Этакое чернокрылое напоминание, что самоутверждаться за счёт других можно лишь до тех пор, пока тебе не дадут сдачи.

Но вот побыть немножко стервой мне никто не помешает.

Наверное, взгляд многоцветных глаз несколько более устрашающ, чем просто серых. Впервые в моей жизни Учитель уступает первым. Может, потому, что воротник его рубашки начал потихоньку дымиться от моего излишне пристального внимания.

— Если ты сейчас скажешь, что я всё узнаю в своё время, это закончится кровопролитием.

Мой голос удивительно спокоен, ни крика, ни придушённого яростью шёпота. Сто очков в мою пользу.

— Я позволю тебе избить себя чуть позже. — Мои уши непроизвольно опускаются в изумлении. Нет, дело даже не в том, что он безошибочно считал моё состояние и побуждения, он это всегда мог. Раниэль-Атеро действительно имел в виду то, что сказал. В самом прямом смысле слова. Бездна Ауте и всё её порождения! Что же они со мной сотворили? Почему я — Я! — до сих пор не смогла определить этого?

— Сейчас нам нужно торопиться в Шеррн-онн. Скоро Хранительница уйдёт, и тогда начнутся настоящие проблемы.

Это должно означать, что до сих пор мы видели лишь прелюдию. Закрываю рот, беру себя в руки и послушно следую за ним.

Послушная маленькая я.

Холод. Порыв ветра пронзает насквозь, до костей, промораживая, кажется, самую сущность моего естества. Замираю на месте, пытаясь понять, что происходит. Раниэль-Атеро удивлённо поворачивается ко мне, наклоном ушей спрашивает, в чём дело. Сканирую окрестности, затем ещё раз и ещё. Что-то не так, но что?

Отчим принимает оборонительную позицию, его крылья раскидываются защищающим щитом, чувства ищут возможный источник опасности. Но я вижу, что это всего лишь реакция на мою паранойю, сам он ничего опасного не ощущает. Какого…

Ещё один порыв ледяного ветра, точно дыхание смерти скользнуло по коже мимолётным таким напоминанием. Ласкающее, с оттенком садизма прикосновение чужой силы. В воздухе звенит глыбами бездонного льда издевательский смех. У меня в глазах темнеет от ужаса.

Он соткался из ниоткуда, фигура сияющей белизны и запредельного холода. Белая-белая кожа, белая одежда. Крылья, начисто лишённые цвета, грива серебристо-белых волос. На этом фоне особенно ярко выделяются глаза — фиалковые, чистые, с серебристыми искорками, танцующими вокруг вертикальных зрачков. Глаза эль-ин — первое, что замечают, когда смотрят на нас. Огромные, миндалевидные, без белков, глаза подчёркиваются геометрическим совершенством имплантанта. Но на этом бледном, аскетическом лице кажутся сгустком безбрежной воли, силы духа. Эссенцией холода, света и гнева. Тяжёлого, удушающего, подавляющего гнева.

Этот Древний ни по силе, ни по возрасту не уступает Раниэлю-Атеро. Но если отчим прячет свою сущность, как-то экранируется, не желая ранить других, то о новоприбывшем подобного сказать нельзя. Плотно охватываю себя крыльями, стремясь защититься от пронзительного холода, сжимаюсь в комочек, растворяюсь в окружающем, всеми силами показывая, что меня здесь вовсе нет. Нет и никогда не было.

— Раниэль-Атеро, какая неожиданная… встреча. — Его голос столь же холоден, как и внешний вид. Звуковые волны проходят по моей коже острыми кристалликами льда, нотки сарказма и угроз оставляют длинные кровоточащие порезы. Ауте, он ведь даже не пытается повредить нам, просто острит.