Путешествие Иранон (СИ) - Альсури Мелисса

Закат? Закатный город? Тот, о котором… ох…

С трудом возвращая собственные ощущения, я неожиданно столкнулся с невозможностью высказать ничего из наблюдений. Губы застыли, будто их не было, но челюсть отчетливо открывалась и закрывалась. Я хотел бы сказать хотя бы пресловутое «А», но и в ушах раздался лишь знакомый щебет.

Сорокопут, неужели он всё же со мной? Где-то тут?

С трудом поднявшись и собирая по крупицам свое внимание, я с некоторой оторопью огляделся, отмечая мир каким-то чересчур огромным, необъятным, будто созданным для гигантов. Деревья-великаны, обрамляющие край песчаного пляжа, в десятки раз превосходили виденные на родине.

Это так раньше выглядел наш мир?

— Иера! Поздно уже!

— Иду!

Далекие голоса, донесшиеся сквозь шум прилива, заставили меня всполошиться и отчаянно закрутить головой в поисках местных жителей, но столь желанной рыжей вихрастой макушки на берегу не оказалось. Высокая женщина с мутноватыми голубыми глазами, как у рыбы или мифической сирены, встречала свою дочь, такую же бледную и тонкокостную, с выжженными солнцем белыми волосами до пят. Мелкие, переливчатые чешуйки покрывали их ноги как минимум до колен, играя на солнце всеми оттенками подводного мира.

Зрелище удивительное, но странное, хотя после рогов Иранон примерно этого я мог бы ожидать.

Проводив взглядом единственных посетителей пляжа, я инстинктивно сделал шаг вперед, желая узнать, что лежит там впереди за непроглядной стеной буйной зелени, но ноги будто не послушались, шевельнулись непривычно, непохоже на нормальный шаг. Опустив голову, я попытался понять в чем дело и наконец-то узрел причину столь неожиданного размера окружающего мира и моей странной легкости в теле. Вместо привычных человеческих ступней наполовину зарытые в песок виднелись тонкие лапы сорокопута.

Ведьма…

Оторопев, я остался стоять на месте, медленно осознавая происходящее. Пошевелив руками, я наконец-то заметил крылья, открыв рот и постаравшись издать звук, ощутил, как из глотки вырвался нестройный щебет. Всё так просто и сложно одновременно, Гета уничтожила демона, оставив лишь оболочку для меня? Но зачем?

Будто ответ от самой ведьмы, в голове всплыло воспоминание: … отправлю тебя к ней. Посмотреть, и только.

Боги…

Я действительно останусь лишь смотрителем? Не больше? Только чтобы встретиться с Иранон? А дальше? Как я смогу объясниться с ней? Как долго буду искать? Я вообще смогу найти ее в таком облике?

Прохладная ласковая волна прокатилась где-то позади, ободряюще и мягко коснувшись птичьих лап. Солнце в последний раз моргнуло прощальным светом, прежде чем утонуть в пучине вод. От небесного светила по всей линии горизонта остались лишь кровавые разводы и ничего более, будто мира вне островов не существовало вовсе. Драгоценные валуны, разбросанные по песку, несмело засветились разноцветными огнями, словно утерянные осколки звезд, зовущие своих собратьев. Ночь подкралась незаметно, здесь она была будто особенно холодна и чиста. Колыбель, прародитель жизни на всех Арборских землях, оказалась не похожа ни на одну из нынешних стран.

Зябко поёжившись и переступая с ноги на ногу, я впервые попробовал подняться в воздух. Легкое дуновение с моря охотно пробралось под крылья. Земля отдалилась неожиданно быстро и страшно, но стоило лишь увидеть то, что лежало впереди, как лишние мысли исчезли из головы. Больше не было боязно, потеряли всякий смысл распри внешнего мира, борьба за власть, деньги и интриги оказались мелкими, незначительными, нестоящими и толики внимания.

Зачем нужно прошлое там, если есть настоящее здесь.

Может быть, действительно стоило оградить этот заповедный участок от грязи, заполнившей мою родину. Потому что в святая святых мира, насколько хватало глаз, от края до края острова раскинулись пышущие довольством зеленые холмы богатой долины с многовековыми исполинами, собравшими вокруг себя небольшие поселения. Толстая крепкая кора деревьев легко удерживала на себе множество тонких мостиков, а небольшие навершия служили заменой смотровых башен. Застывшие капли смолы в великом множестве ветвей светились, привлекая к себе полчища дрожащих в воздухе светлячков и разгоняя мрак даже в самую темную ночную пору.

Приютившись возле одного из таких живых стражей, неведомый город из цветного мрамора и сверкающего изумруда начинался у самого края горной гряды и стекал по бокам тонкой речушки прямо к морю. Украшенный золотыми огоньками, утопающий в лучах ущербной луны, чистый и светлый, тихий и таинственный, тонкими полосками аккуратных улочек и блеском куполов город провел меня к собственному сердцу.

Окутанный медовым запахом цветов и соблазненный игривым плеском искрящегося водопада я не устоял перед возможностью оказаться чуточку ближе к настоящей сказке. Передо мной, как самое большое чудо, предстали величественные древние стены старого замка, оплетенного ковром винограда, хмеля и плюща, обросшего наполовину высоты кристаллами, за которые в Целестии не пожалели бы и половину королевства. Хаотичные башенки, возникшие будто бы сами по себе и переплетенные с остальным городом изящными арками, словно руки неведомого существа, поддерживали в себе удивительно уютные крохотные комнатки, закрытые полупрозрачными занавесками. В них не горел свет, и я не мог представить, что творится за тонкой занавесью, но, заметив движение в одном из проемов, позволил себе подлететь и заглянуть внутрь. Две смутные фигуры, замерзшие в глубине, зашептались, стоило чему-то со стуком упасть на пол.

— Потерпи еще немного и станет легче. Поверь мне, это не на долго, ты же видишь, что улучшения есть, осталось совсем чуть-чуть. Молю тебя, не делай хуже.

— Я хочу домой.

Первый голос точно принадлежал кому-то взрослому, нарочито мягкий тембр намекал на привычку убеждать, упрашивать и наставлять, как бывает, например, с домашними учителями для аристократов. Второй же явно принадлежал ребенку, расстроенному и едва не плачущему. Создалось впечатление, словно я оказался в пансионе или больнице, откуда пока не пускают дитя.

Дождавшись, пока не хлопнут двери, я подобрался к щели в приоткрытом окне и заглянул внутрь. В блеклом свете луны мне показалась сидящая на разворошенной постели девчушка не больше десяти лет от роду. Оглаживая короткие, явно состриженные волосы, она что-то терла на макушке среди ярких медных локонов. Едва заметные слёзы катились по раскрасневшимся щекам и падали на покрытые каменной коркой колени. Стоило ими пошевелить, как отломанные участки со стуком падали на пол. Ходить с такими ногами представлялось сплошным мучением.

Не зная, как помочь, и надеясь пролететь еще часть города перед рассветом, я юркнул обратно за занавеску и втиснулся в узкий проём. Оконная рама скрипнула, предательски выдавая моё присутствие.

— Кто здесь?

Плаксивый голос показался испуганным, замерев на месте, девочка с ужасом посмотрела в мою сторону, боясь даже дышать. Пришлось вернуться, потоптаться немного на подоконнике, как обычной птице, и, посчитав долг выполненным, устремиться опять наружу.

— Стой! Подожди!

Невысокая, хрупкая фигурка поднялась с кровати и кое-как, насколько хватало гибкости, подошла ближе, с трудом перебирая ногами. Остановившись совсем рядом, она протянула ладонь, предлагая перебраться на нее. Заплаканные хризолитовые блюдца сверкали в лунном свете, завораживая своей красотой. Шея и плечи под невесомой сорочкой бугрились, выдавая тот же недуг, что и на ногах.

— Останься, пожалуйста, мне тут очень одиноко.

Не в силах оторвать взгляд, я чуть опустил голову, рассматривая по-детски пухленькое бледное личико с блеклыми веснушками. Что-то было безумно знакомое в нем, но я не мог бы сказать точно. Возможно, мне лишь хочется увидеть в ней ту самую, что я ищу.

Потоптавшись на месте в раздумье, я всё же ступил на крохотную розовую ладошку.

— Спасибо. Я проснулась не так давно и еще не нашла друзей, хочешь стать первым? Обещаю делиться завтраком, обедом и ужином, кроме десертов. Наставник говорит, мне тут осталось совсем недолго ждать, но он всё только обещает и ничего не объясняет толком, так что оставайся насколько хочешь.