Ошибка архитектора - Эйлин Торен

забывал её настоящую, просто Эйву, а не какую-то там знатную даму, у которой есть титул. — Что с того?

— Там в будущем было только страдание, — всхлипнула архитектор. — Иан погиб рядом с Рэнданом. И Ланира… и…

— Да плевать! — какие же они все глупые, слабые. Но он слишком долго скитается, жизнь бесконечна и беспощадна. Он привык. — Мир не существует без страдания. Тогда это неправильный мир. Такой нельзя создать. Дура, страдание часть жизни.

— Но… но… ведь… — девица пыталась найти, что ответить.

Но, конечно он понимал — что она видела? Это был первый её мир. Да ещё и обречённый на стирание. Как и сама она. Ошибка партии. Последняя из десяти, кого ещё не разобрали, создавая новых архитекторов.

— Убери страдание и все чувства с ними. Радость, надежда, любовь… — палач попытался объяснить. — Всё это тоже пропадёт. Да, не будет горя, боли, ненависти. Но и противоположного не будет. Это есть основа твоей жизни. Как можно этого не понять?

— Я… я просто… — архитектор не понимала.

Да и ладно, ему нужно было спешить, он это знал. Времени не было:

— Мне надо назад, — снова наступил на неё палач. — Думай! Ты же перезагрузила мир, когда мы попали в высшую директорию?

— Кажется нет, — ответила она. — Точнее я хотела, но меня выдернули туда они. И вас вместе со мной.

— Чтоб тебе, — осознание было как удар. — Тебя хотели разобрать! Ты попыталась перезагрузить мир, и тебя нашли, пока ты сидела тихо, как обычная смертная душонка, они не могли найти тебя. Но при попытке перезагрузки, нашли и вытянули наверх.

Он понимал, что это был крах всего.

— Ещё раз? — прошептала она.

— Нет. Теперь ты им не нужна, — с горечью ответил палач. — Она поменяла тебя на себя. Она намного более важная и весомая добыча, чем какая-то там душа ранга архитектор. Тем более с ошибкой в коде.

— Прости, — выдавила из себя архитектор.

— На что мне твоё "прости"? Знаешь сколько я её искал? — и скрутило, взвыло, пошло трещинами. — Сотни миров, тысячи жизней…

— Почему? — спросила она.

А что он мог ответить? Ничего. Ярость жгла безжалостно. Палач обречённо рыкнул, повёл головой, делая шаг назад.

— Ответь ей, давай, ава палач.

— Вер, — прошептала девчонка и ринулась было к нему. Но он сделал шаг из тени коридора на свет. И она застыла в изумлении. Это был герцог, но он был другой. Не было шрамов на теле и на лице кроме одного — рваная рана через глаз. Герцог ухмыльнулся.

— Ты… — прорычал палач, понимая, кто перед ним.

— Я… — кивнул он. — Что же ты, расскажи почему ты потерял такую трепетно хранимую тобой душу, первый палач.

— Вер… — непонимающе прошептала девица, так и не понимая, кто перед ней.

— Ава инквизитор, — прорычал палач, а хотелось сплюнуть. Нет, хотелось стереть в прах. — Первый из трёх.

— Что? — она обернулась на палача, распахнула глаза.

— Ты почти переписала мир, — тихо сказал инквизитор, обращаясь к девчонке.

Она снова посмотрела на него, потом едва слышно, обречённо ответила:

— Не знаю, у меня не получилось…

— Потому что ты хотела переписать и его, — и инквизитор кивнул на палача. — А его нельзя переписать — он целый.

— А ты не очень, — рыкнул палач.

Инквизитор ухмыльнулся.

— Бессильно рычать это всё, что ты можешь? — проговорил он спокойно. — Как обычно.

— Верни мне её. Это из-за тебя… ты забрал её.

— Нет, первый палач, это ты сам! Ты сам сделал это. Вспомни, — и инквизитор был прав, причиняя невыносимое страдание. — Её желание было смешным для тебя. Это ты сказал ей, что её удел разрушение, что она не сможет ничего создать.

И палач повёл головой, снова теряя себя, переплетаясь с воспоминаниями Рэндана, становясь таким же как он — честным, открытым, сочувствующим… человеком.

— Нет? — а первый инквизитор в лице герцога Шелрана продолжал уничтожать, каждым словом причиняя невыносимые страдания. — Да. Ты сказал, что она война и ты неотделим от неё, как и остальные палачи, которых тогда уже потерял. Ты запретил ей думать отдельно, словно она принадлежала тебе. Ты усмехнулся, унизив её мечту, которой у неё быть не должно. Ты потерял её до того, как я сделал её тем, что она есть. До меня. Ты оттолкнул её, а она пришла ко мне.

Палач взвыл:

— Инквизиторы забрали наших с ней братьев. А ты научил её создавать. Но на деле. Она страдала, когда создала то, что было обречено, — и он видел как ей было больно, пока она стояла посреди разрушенного почти до основания созданного ею мирка. — А ты всего лишь провёл эксперимент.

— Нет, — ответил инквизитор. — Это я был тем кто разрушил её мир. Я. Это был мой приказ. Её мир был хорош. Спокойный и открытый, немного наивный, но красивый. А я залил его кровью, отдав приказ на уничтожение. Ты прав, я хотел понять природу ошибки в её коде. Она не должна была стремиться к чему-то такому, но так отчаянно этого желала. Мне надо было понять. Совершенно новая ошибка.

И это было слишком. Его девочка, нужная, важная девочка. И его нетерпение, первый палач так не хотел, чтобы она менялась. И он нашёл её тогда, уничтоженную, разбитую и добавил…

— Но её неидеальность была откровением. Я понял это слишком поздно. В этом и был смысл, — проговорил тем временем инквизитор. — Идеальное стерильно и не имеет никакого смысла. Моё стремление к созданию идеального было ошибкой. Это и есть главная ошибка кода всей директории. А может и нет. Может сопротивление и есть основа всего. И инквизитор должен изучать, наблюдать, он не должен вмешиваться в процесс. Но я… Я сломал её мир. Я сломал её. И я никогда не прощу себе этого. Потому что… любил её.

И палач поднял голову и встретился с полным сожаления взглядом.

— Инквизитор не может любить, — отрезал он, ревностно. Как же странно — даже в теле Рэндана он ревновал Эйву к Верону. Даже это было для них троих неизменно.

— Как и палач! — был ответ. — Разве нет? Любовь противоестественное правильному чувство. Чувство стремления к кому-то, необходимость сплетения душ. Уродство в идеальном. Для продолжения жизни это не нужно, но оно появляется всё равно. Сколько не трави, не уничтожай. Настоящая любовь — это единственное чувство, что стремиться к создателю, тянется к вечному. И получается, что уродство основа всему. Ошибка — основа.

Инквизитор повёл головой и усмехнулся.

— Я понял это. И поплатился за это знание. Я был разобран своими же. Второй и третья инквизиторы раскидали меня по сотням миров, надеясь, что я