Город Бездны - Аластер Рейнольдс

– Эй, урод, говори так, чтобы я слышал. – Боевик вдавил нож в шею Гитты, чудом не прорезав кожу. Теперь достаточно легкого движения, и лезвие рассечет сонную артерию.

– Я выстрелю сквозь вас, – сказал я Кагуэлле. – Вы же знаете, лучевик поражает только по линии прицела. Я стою удачно, рана будет неопасной. Приготовьтесь.

В этот момент наемник надавил чуть сильнее, и вмятина у лезвия внезапно наполнилась кровью. Время замедлило ход. Я видел, как нож двигается по горлу.

Кагуэлла что-то произнес.

Я выстрелил.

Тонкий, как спица, луч вонзился ему в спину на дюйм левее позвоночника – в верхнюю часть поясничной области, возле двадцатого и двадцать первого позвонка. Я надеялся, что не попаду в подключичную вену и что жгучий луч под таким углом пройдет между левым легким и желудком. Не скажу, что я действовал с точностью хирурга. Кагуэлла пусть считает себя счастливчиком, если останется в живых. Но я знал еще кое-что. Он готов умереть, если это необходимо для спасения Гитты. Ради ее спасения он сам прикажет, чтобы я убил его. Но, честно говоря, я почти не думал о Кагуэлле. Гитта стояла так, что выбирать направление выстрела не приходилось. Нужно было просто спасти ее, чем бы это ни кончилось для ее мужа.

Выстрел лучевика длится менее одной десятой секунды. Однако ионный след долго висел в воздухе, обжигая мне глаза. Кагуэлла рухнул к моим ногам, словно мешок.

Гитта тоже упала. С аккуратным отверстием во лбу, совершенно осмысленным взглядом и неглубокой раной на горле, из которой все еще сочилась кровь.

Я промахнулся.

Произошло непоправимое. Я хотел спасти Гитту, но мои желания ничего не значили. Имело значение лишь одно – красная точка у нее над бровями, отметина от моего выстрела, который предназначался боевику, державшему нож у ее горла.

Его даже не задело.

Я проиграл, причем в тот единственный раз, когда на карту было поставлено все и когда я даже в мыслях не допускал поражения. Я подвел и себя, и Кагуэллу, не удержав тяжкого груза доверия, который он однажды возложил на меня, хотя и никогда не говорил об этом напрямую. Его рана была серьезной, но я не сомневался, что при надлежащем уходе он выживет.

Однако спасти Гитту было невозможно. Интересно, кому из нас повезло больше?..

– Что случилось? – спросила Зебра. – Таннер, в чем дело? Не смотри на меня так, пожалуйста. Ты как будто и впрямь готов меня убить.

– Назови хоть одну причину, по которой нельзя этого делать.

– Правда.

Я покачал головой:

– Извини, но рассказанное тобой мало похоже на правду.

– Это не все. – Она говорила спокойно, словно с облегчением. – Я больше не работаю на него, Таннер. Он этого не знает, но я предала его.

– Рейвича?

Она опустила голову, чтобы спрятать глаза:

– Когда ты обокрал меня, я поняла, что ты и есть тот человек, за которым охотится Рейвич. Профессиональный убийца.

– Нетрудно было догадаться.

– Я хотела убедиться окончательно. Рейвич потребовал, чтобы опасный объект был изолирован, исчез со сцены… Попросту говоря, приказал уничтожить.

– Это не лишено смысла, – кивнул я.

– Мне было поручено ликвидировать тебя, как только появится достаточно доказательств в пользу твоей профессии. Таким образом, Рейвич смог бы выбросить это дело из головы раз и навсегда. Ему бы не пришлось беспокоиться о том, что убит кто-то посторонний, а настоящий убийца жив и находится где-то поблизости.

– У тебя не раз была возможность прикончить меня. – Рука, сжимавшая рукоятку пистолета, расслабилась. – Почему ты этого не сделала?

– Едва не сделала. – Зебра заговорила быстрее, ее голос стал тихим, почти беззвучным. – Я могла сделать это у себя дома, но меня что-то остановило. Ты же не будешь винить меня за это? Да, я позволила тебе взять ружье и фуникулер. Я знала, что получу назад и то и другое.

– Сейчас это кажется очевидным. Мне следовало догадаться.

– Но я не настолько глупа, чтобы не подстраховаться. Разумеется, на случай провала у меня была припасена еще одна возможность. Имплантат «Игры».

Некоторое время она молчала.

– Но ты разбил машину, а потом избавился от имплантата. Оставалось только ружье, но сигнал от него был очень нечетким. Наверное, с лучевиком что-то случилось, когда упал фуникулер.

– И тут я позвонил тебе с вокзала, после того как побывал у Доминики.

– Да. И дал понять, куда направляешься. Тогда я наняла Пранского. Как он тебе? Конечно, навыки общения требуют шлифовки, но подобным людям платят не за обаяние и такт.

Зебра перевела дыхание и стерла со лба тонкую пленку черной от копоти дождевой воды, которая образовалась над бровями, обнажая полоску чистой кожи, – словно приподняла капюшон.

– Впрочем, ему до тебя далеко. Я видела, как ты напал на игроков, ранил троих и похитил четвертого – ту женщину. Все это время я держала тебя на прицеле. Я находилась за километр и могла запросто разнести череп. Ты бы и глазом моргнуть не успел, как мозги растеклись бы по тротуару. Но я не смогла. Просто не смогла убить. Тогда я и предала Рейвича.

– Я чувствовал, что кто-то следит за мной, но про тебя даже не подумал.

– Даже если бы подумал про меня, ты бы не догадался, что находишься на волосок от смерти.

– И ты была готова перерезать этот волосок? Для этого надо быть снайпером. Разве приличные девушки подобными вещами занимаются?

– И что дальше, Таннер?

Я вынул из кармана пустую руку, точно оплошавший фокусник.

– Понятия не имею, – признался я. – Здесь такая сырость… Я бы не отказался пропустить стаканчик.

Глава 31

Мафусаил совершенно не изменился. Он по-прежнему плавал в своем аквариуме, похожий на уродливый айсберг. Вокруг, как и раньше, толпились зеваки – человек зачарованно останавливался поглазеть на чудо, но вскоре соображал, что не увидит ничего, кроме огромной старой рыбины, которая отличается от снующего в бассейнах молодняка разве что величиной.

Пожалуй, дело обстояло еще хуже. Как я заметил, ни один из посетителей, отходивших от Мафусаила, не излучал того счастья, с каким направлялся к нему. И не только по причине разочарования. Просто в этом зрелище было нечто невыразимо печальное. Возможно, безвольно дрейфующий бесцветный остов, именуемый Мафусаилом, представлялся зрителю пугающим олицетворением его собственного будущего.

Мы с Зеброй пили чай, и никто не обращал на нас внимания.

– Женщина, которую ты встретил… как ее…

– Шантерель Саммартини, – подсказал я.

– Пранский так и не объяснил, что с ней случилось. Вы были вместе, когда он нашел тебя?

– Нет. Мы с ней повздорили.

Зебра проявила отменную сообразительность:

– Хочешь сказать, это была просто сделка? Или, похищая человека, ты не ожидаешь недовольства?

– Я не похищал ее, что бы ты ни думала. Лишь попросил отвезти меня в Полог.

– Под дулом пистолета.

– Иначе она бы отказала.

– Резонно. И ты держал ее на мушке все время, пока вы гуляли по Пологу?

– Нет, – ответил я. По правде, расспросы уже раздражали меня. – Вовсе нет. В этом больше не было необходимости. Оказалось, что мы можем общаться друг с другом и без оружия.

Зебра вскинула брови:

– Ты сумел найти общий язык с богачкой из Полога?

– Можно сказать и так, – ответил я, почему-то ощутив обиду.

На противоположном конце атриума Мафусаил шевельнул брюшным плавником. Этого движения, слабого, непроизвольного на вид, никто не ожидал, и зрители слегка вздрогнули, словно на их глазах зашевелилась статуя. Интересно, это какой-то намеренный синаптический процесс или нечто сродни голосам сквозняков в старом доме, а Мафусаилу мышление свойственно не больше, чем куску дерева?

– Ты переспал с ней? – осведомилась Зебра.

– Нет. Понимаю, что ты разочарована, но на это просто не было времени.

– Что, не самая приятная тема для беседы?

– Не знаю, как тебе… – Я тряхнул головой, чтобы скрыть неловкость, а заодно положить конец намекам на более тесные отношения с Шантерелью. – По логике, мне бы ненавидеть ее за то, что она делает. За то, что она игрок. Но стоило заговорить с ней, как я понял, что все не так просто. С ее точки зрения, в «Игре» нет ничего варварского.

– Как мило и удобно.

– В общем, она не представляла – или не верила, – что добыча способна вести себя… по-разному.

– Пока не встретила тебя.

Я осторожно кивнул:

– Думаю, я дал ей повод для размышления.

– Ты всем нам дал повод для размышления, Таннер.

На этом беседа закончилась. Зебра не произнесла ни слова, пока не допила чай.

– Снова вы, – изрек миксмастер. Его тон не выражал ни удовольствия, ни разочарования в чистом виде, скорее смесь того и другого в тщательно выверенных пропорциях. – Я полагал, что ответил на все ваши вопросы во время вашего последнего визита. Очевидно, я ошибался.

Его взгляд из-под тяжелых век уперся в Зебру, и легкая гримаса – «я вас не узнаю́» – на миг стерла с лица генетически усугубленное благодушие.