Город Бездны - Аластер Рейнольдс

– Надеюсь, ты не просто решил прогуляться, – заметила Зебра, когда мы высадились. – И не забывай, что тебя кое-кто ищет. Можешь считать, что они работают на Рейвича, но хочу напомнить: у Уэверли были друзья.

– В других системах?

– Думаю, нет. Зато они могут выдавать себя за иммигрантов. А еще есть твой Квирренбах.

Она закрыла за собой дверцу, и фуникулер немедленно умчался выполнять очередное поручение.

– Квирренбах может вернуться с подкреплением. И начать поиски с Доминики, если ты действительно оставил его там. Правильно рассуждаю?

– Ну да, – согласился я, надеясь, что мой голос звучит не слишком озабоченно.

Мы подошли к краю посадочного карниза, к одному из телескопов, установленных на парапете. Сам парапет был мне по грудь, но перед телескопами возвышалась небольшая платформа. В итоге наблюдатель словно висел над головокружительной пропастью Бездны. Приникнув к оптическому прибору, я поворачивал его и обшаривал взглядом панораму, одновременно сражаясь с колесиком регулировки фокуса. Наконец понял: я не добьюсь четкого изображения, поскольку воздух пропитан смогом. В узкой перспективе Полог еще сильнее напоминал трехмерную головоломку – или срез живой ткани, пронизанной то ли жилками, то ли капиллярами. И где-то здесь, в этом лабиринте, находится Рейвич – одинокая молекула в кровеносной системе огромного Города.

– Что-нибудь видишь? – спросила Зебра.

– Пока нет.

– Кажется, ты волнуешься, Таннер.

– А ты бы на моем месте не волновалась? – Я резко развернул телескоп вокруг оси. – Я прибыл сюда, чтобы убить человека. Возможно, он этого не заслуживает, возможно, единственная причина моих действий – следование идиотскому кодексу чести, который никто здесь не понимает и не уважает. Тот, кого я должен убить, издевается надо мной. В свою очередь, на меня охотится какая-то парочка. Моя память вытворяет черт знает что. И в довершение всего я выясняю, что человек, на которого я полагался, постоянно лгал мне.

– Не понимаю, – проговорила Зебра, но по ее тону было ясно обратное.

Во всяком случае, она знала, к чему я веду.

– Ты не та, за кого себя выдаешь.

Ветер, налетев на нас, едва не унес с собой ее удивленное восклицание.

– Ты работаешь на Рейвича? – прямо спросил я.

Она тряхнула головой: мол, что за нелепое утверждение, однако явно переигрывала. Не могу назвать себя блестящим актером, но Зебра не лучше. Может, организуем театральный кружок для самообразования?

– Ты сумасшедший, Таннер. Мне с самого начала показалось, что у тебя мозги набекрень, но теперь я знаю точно.

– Ты уже работала на него в ту ночь, когда нашла меня, – продолжал я. – История с саботажем была просто легендой – довольно неплохой, но все же легендой.

Я шагнул с возвышения. И неожиданно почувствовал себя абсолютно беззащитным, – казалось, порыв ветра мог швырнуть меня в Бездну или в Мульчу.

– Возможно, меня действительно схватили игроки. Но ты вышла на меня еще раньше. Рейвич подослал Квирренбаха; потом, по-видимому, мне удалось стряхнуть «хвост». Но оставался еще кто-то – он держался в отдалении, не привлекая к себе внимания. На какое-то время ты потеряла меня из виду, пока Уэверли не вживил мне в голову имплантат. Тогда тебе удалось снова выследить меня. Ну как тебе версия?

– Полный бред, Таннер.

В ее голосе не было уверенности.

– Хочешь узнать, как до меня это дошло? Самое главное, не говоря о мелких деталях.

– Давай, я послушаю.

– Тебе не следовало упоминать Квирренбаха. Я ни разу не называл его имени. Честно говоря, нарочно. Я ожидал, что ты промахнешься, и у тебя вырвалось. Кажется, мне повезло.

– Ты подонок. – Она произнесла это слово с такой нежностью, будто оно было ласковым прозвищем, какие дают друг другу любовники. – Ты хитрый подонок, Таннер.

Я улыбнулся:

– Ты могла бы оправдаться, если бы захотела. Почему бы не сказать, что это имя упоминала Доминика? Ты же спрашивала ее, с кем я был. Я думал, ты так и поступишь, – честно говоря, не ожидал другого ответа. Но теперь уже поздно. Маска сорвана.

– А что за мелочи, о которых ты говорил? Мне просто любопытно.

– Профессиональная гордость?

– Вроде того.

– Ты слишком упростила мне задачу, Зебра. Не заглушила двигатель, чтобы я смог украсть твой фуникулер. Оставила оружие там, где я мог найти его, а заодно и достаточную сумму денег. Тебе хотелось, чтобы я украл эти вещи, и тогда бы ты наверняка узнала, кто я такой. Тот, кто прилетел, чтобы убить Рейвича.

– И это все? – пожала она плечами.

– Не совсем. – Я поплотнее закутался в сюртук Вадима. – Например, ты предложила заняться любовью, едва успев со мной познакомиться. Впрочем, игра стоила свеч.

– Ах, только не надо лести. Прибереги ее для себя.

– Но я бы не сказал, что ты обрадовалась, когда мы снова встретились. И на этот раз между нами не возникло даже намека на влечение. Во всяком случае, с твоей стороны. Мне пришлось поразмыслить над этим, но теперь я понял. В первый раз тебе нужно было создать доверительную обстановку. Ты надеялась, что я расскажу что-нибудь важное. Поэтому пригласила меня в постель.

– На свете есть такая вещь, как свобода выбора, Таннер. Ты мог отказаться. Иначе нужно признать, что в этот момент ты думал не головой, а другим местом. Вдобавок непохоже, чтобы ты сожалел.

– Может, и правда не сожалею. Во второй раз я бы вряд ли повелся, но второго раза и не ожидается, правильно? Ты уже узнала все, что хотела. В первый раз ты руководствовалась расчетом: переспать со мной и добыть информацию.

– Однако не добыла.

– Не важно. Ты получила ее позже, когда я сбежал с твоей пушкой и машиной.

– Ах, какая грустная история.

– Не для меня. – Я глянул через парапет. – А вот для тебя – пожалуй. Это серьезный провал, Зебра. Ты знаешь: я проделал большой путь, чтобы убить Рейвича. Тебе не приходит в голову, что я не буду страдать угрызениями совести, если убью того, кто встал у меня на пути?

– У тебя в кармане пистолет. Действуй, если от этого станет легче.

Я полез в карман, чтобы убедиться в этом, – и не вынул руку.

– Я мог бы убить тебя прямо сейчас.

К чести Зебры, она даже не вздрогнула.

– Через карман?

– Хочешь проверить?

Это становилось похоже на розыгрыш. Мы словно играли сцену из какой-то пьесы и были не в силах остановиться, даже не представляя, чем она закончится.

– Ты действительно думаешь, что попадешь в меня не целясь?

– Вообще-то, мне не впервой.

«Правда, мне впервой делать это намеренно», – мысленно добавил я.

Ведь я не хотел убить Гитту. И не был уверен сейчас, что хочу убить Зебру.

Не хотел убить Гитту…

Я старался не думать об этом, чтобы сохранить душевное спокойствие. Но мои мысли словно блуждали по лабиринту, в котором был только один выход. Теперь воспоминания вырвались на свободу, точно орава буйных арестантов. Гитта мертва. Она погибла при нападении на лагерь – о чем тут рассуждать?

Не о чем.

Не считая того факта, что ее убил я.

Я это помнил.

Гитта проснулась раньше меня. Это она первой услышала, как нападающие прорвались сквозь заграждения, почти невидимые в стробоскопических вспышках выстрелов. Ее испуганный возглас разбудил меня. Обнаженная, она прижималась ко мне. Я увидел три силуэта на ткани палатки, словно абсурдное представление театра теней. При каждой вспышке они оказывались в другом месте – то россыпью, то почти сливаясь. Потом раздались крики – я узнал голоса наших людей, короткие, сдавленные, точно взревывания горна.

Ионизованное излучение полосовало палатку, и неистовые порывы бури устремлялись в прорехи, словно полуразумные создания из ветра и дождя. Прижав ладонь к губам Гитты, я пошарил под подушкой, куда перед сном положил лучевой пистолет, и с удовлетворением почувствовал, как прохладная изогнутая рукоять скользнула мне в руку.

Я свалился с койки. Прошло не более секунды или двух после того, как я понял, что на нас напали.

– Таннер? – позвал я, едва слыша свой голос в погребальном плаче бури. – Таннер, где ты, черт побери?

Я чувствовал, как Гитта дрожит под тонким одеялом, хотя в палатке было душно и сыро.

– Таннер?

В этот момент включилось ночное зрение. В сероватом тумане проявлялись внутренности разоренной палатки. Этим приобретением, на редкость удачным, я был обязан ультра и Дитерлингу, который на собственном примере убедил меня подвергнуться операции. Определенные генетические изменения на клеточном уровне приводят к образованию на задней стенке сетчатки органического слоя. Ультра называют его тейптумом. Он отражает свет, максимально усиливая поглощение. Кроме того, тейптум изменяет длину волны отраженного света, усугубляя чувствительность сетчатки. По словам ультра, единственный недостаток этой генной модификации – если можно считать его недостатком – состоит в том, что глаза как бы вспыхивают, если направить в лицо яркий свет.