Патруль Времени - Пол Андерсон

— Ты верен себе, Карл.

Минуту-другую мы молчали. Потом она воскликнула:

— Ты хоть помнишь, что у тебя отпуск? А в отпуске людям положено отдыхать и наслаждаться жизнью. Я кое-что придумала. Сейчас расскажу, а ты не перебивай.

Я увидел в глазах Лори слезы и принялся смешить ее, надеясь вернуть то радостное возбуждение, которое зачем-то уступило место печали.

Тарасмунд привел свой отряд к Хеороту и распустил людей по домам. Скиталец тоже не стал задерживаться.

— Действуй осмотрительно, — посоветовал он на прощание. — Выжидай. Кто знает, что случится завтра?

— Сдается мне, ты, — сказал Тарасмунд.

— Я не бог.

— Ты говорил мне это не один раз. Кто же ты тогда?

— Я не могу открыться тебе. Но если твой род чем-то мне обязан, уплаты долга я потребую с тебя: поклянись, что будешь осторожен.

Тарасмунд кивнул.

— Иного мне все равно не остается. Понадобится немало времени, чтобы настроить всех готов против Эрманариха. Ведь большинство пока отсиживается в своих домах, уповая на то, что беда обойдет их кров стороной. Король, должно быть, не отважится бросить мне вызов, ибо еще недостаточно силен. Мне нужно опередить его, но не тревожься: мне ведомо, что шагом можно уйти дальше, чем убежать бегом.

Скиталец стиснул его ладонь, раскрыл рот, словно собираясь что-то сказать, моргнул, отвернулся и пошел прочь. Тарасмунд долго глядел ему вслед.

Рандвар поселился в Хеороте и на первых порах был ходячим укором вождю тойрингов. Но молодость взяла свое, и скоро они с Хатавульфом и Солберном сделались закадычными друзьями и вместе проводили дни в охотничьих забавах, состязаниях и веселье. Как и сыновья Тарасмунда, Рандвар часто виделся со Сванхильд.

Равноденствие принесло с собой ледоход на реке, подснежники на земле и почки на деревьях. Зимой Тарасмунд почти не бывал дома: он навещал знатных тойрингов и вождей соседних племен и вел с ними тайные разговоры. Но по весне он занялся хозяйством и каждую ночь дарил радость Эреливе.

Настал день, когда он радостно воскликнул:

— Мы пахали и сеяли, чистили и строили, заботились о скоте и выгоняли его на пастбища. Теперь можно и отдохнуть! Завтра отправляемся на охоту!

На рассвете, на глазах у людей, он поцеловал Эреливу, вскочил в седло и под лай собак, ржание лошадей и хриплые звуки рогов пустил коня вскачь. Достигнув поворота, он обернулся и помахал возлюбленной.

Вечером она увидела его снова, но он был холоден и недвижен. Воины, которые принесли его на носилках из двух копий, покрытых сверху плащом, угрюмо поведали Эреливе, как все произошло. Отыскав на опушке леса след дикого кабана, охотники устремились в погоню. Когда они наконец настигли зверя, то сразу поняли, что гнались за ним не зря. Им попался могучий вепрь с серебристой щетиной и изогнутыми, острыми как нож клыками. Тарасмунд возликовал. Но кабан не стал дожидаться, пока его прикончат, и напал сам. Он распорол брюхо лошади Тарасмунда, и та повалилась на землю, увлекая за собой вождя. Тарасмунд оказался придавленным и не сумел увернуться от кабаньих клыков.

Охотники убили вепря, но многие из них бормотали себе под нос, что, верно, Эрманарих, по совету лукавого Сибихо, наслал на них демона из преисподней. Раны Тарасмунда были слишком глубоки, чтобы пытаться остановить кровотечение. Смерть наступила быстро; вождь едва успел попрощаться с сыновьями.

Женщины разразились плачем. Эрелива укрылась у себя, чтобы никто не видел ее слез; глаза Ульрики были сухи, но она словно окаменела от горя. Дочь Атанарика, как и подобало супруге вождя, омыла мертвое тело и приготовила его к погребению, а друзья Эреливы тем временем поспешно увезли молодую женщину из Хеорота и вскоре выдали ее замуж за вдовца-крестьянина, детям которого нужна была мать и который жил достаточно далеко от дворца. Однако ее десятилетний сын Алавин выказал редкое для его возраста мужество и остался в Хеороте. Хатавульф, Солберн и Сванхильд оберегали его от гнева Ульрики и тем завоевали искреннюю любовь мальчика.

Весть о гибели Тарасмунда разлетелась по всей округе. В зале дворца, куда принесли из льдохранилища тело вождя, собралось великое множество людей. Воины, которыми командовал Лиудерис, положили Тарасмунда в могилу, опустили туда его меч, копье, щит, шлем и кольчугу, насыпали груды золота, серебра, янтаря, стекла и римских монет. Старший сын погибшего, Хатавульф, заколол коня и собаку, которые будут теперь сопровождать отца в его загробных странствиях. В святилище Водана ярко вспыхнул жертвенный огонь, а над могилой Тарасмунда вознесся высокий земляной курган. Тойринги несколько раз проскакали вокруг него, стуча клинками о щиты и завывая по-волчьи.

Поминки продолжались три дня. В последний день появился Скиталец. Хатавульф уступил ему трон, Ульрика поднесла чашу с вином. В сумрачной зале установилось почтительное молчание, и Скиталец выпил за погибшего, за матерь Фрийю и за благополучие дома. Посидев немного, он поманил к себе Ульрику, что-то прошептал ей, и они вдвоем покинули залу и уединились на женской половине.

Снаружи смеркалось, а в комнате уже было почти совсем темно. Ветерок, задувавший в открытые окна, доносил запахи листвы и сырой земли, слышны были трели соловья, но Ульрика воспринимала их будто во сне. Она взглянула на ткацкий станок, на котором белел кусок полотна.

— Что еще уготовила нам Вирд? — спросила она тихо.

— Ты будешь ткать саван за саваном, — откликнулся Скиталец, — если не переставишь челнок.

Она повернулась к нему.

— Я? — в ее голосе слышалась горькая насмешка. — Я всего лишь женщина. Тойрингами правит мой сын Хатавульф.

— Вот именно. Твой сын. Он молод и видел куда меньше, чем в его годы отец. Но ты, Ульрика, дочь Атанарика и жена Тарасмунда, мудра и сильна, у тебя есть терпение, которому приходится учиться всем женщинам. Если захочешь, ты можешь помогать Хатавульфу советами. Он… привык прислушиваться к твоим словам.

— А если я снова выйду замуж? Его гордость тогда воздвигнет между нами стену.

— Мне кажется, ты сохранишь верность мужу и за могилой.

Ульрика поглядела в окно.

— Но я не хочу, я сыта всем этим по горло… Ты просишь меня помочь Хатавульфу и его брату. Что мне сказать им, Скиталец?

— Удерживай их от неразумных поступков. Я знаю, тебе нелегко будет отказаться от мысли отомстить Эрманариху, Хатавульфу же — гораздо труднее. Но ты ведь понимаешь, Ульрика, что без Тарасмунда вы обречены на поражение. Убеди сыновей, что, если не ищут собственной смерти, они должны помириться с королем.